Ага, честна… Вон какую байку сочинила о том, как по книжке училась. Но правда ещё хуже.
— Как сыграли? — поинтересовался Николай Иванович, провожая нас к месту, где открывают порталы.
— Хорошо, — без подробностей ответила я и, дотронувшись до вышивки на рукаве мундира, сказала: — Благодарю за добрый совет, Ваша Светлость.
Дома нас ждала возбуждённая Ульяна.
Глаза блестели, щёки пылали, губы неестественно раскраснелись. Я даже испугалась, не вернулась ли к девушке болезнь, но дотронувшись до руки и убедившись, что температура нормальная, немного успокоилась.
— Посмотрите! Посмотрите, что получается, — перед нами с Глафирой были разложены листы с эскизами упаковок. Разнообразные оттенки сиреневого, гирлянды и букетики из лаванды, образцы различных шрифтов. — Вот только названия нет, чтобы вписать в композицию можно было.
Название? Да, это важно. Нужно что-то яркое, запоминающееся, но в то же время простое.
— Лаванда… лаванда… — повторяла я шёпотом и вдруг как кипятком обдало. Как я могла забыть? — Горная лаванда.
Сказала громко, безапелляционно. Да, так и никак иначе. И тут же в голове закрутились с юности знакомые строчки:
«В нашей жизни всё бывает:
И под солнцем лёд не тает,
И теплом зима встречает,
Дождь идёт в декабре…»
Ах как жаль, что я ещё не умею играть на рояле. Слова отлично помню, подобрать бы музыку и… Но это не самое важное дело.
— Ульяна, а где Прасковья?
— Она, кажется, в деревню побежала. То ли заболел кто, то ли ещё что случилось, — не отрывая глаз от эскизов и выводя что-то остро заточенным карандашом, ответила художница. Вдруг она неожидано отодвинула листы и резко констатировала: — Не получается! Не вписываются сюда два слова. Слишком длинные слова.
Я подняла упавший лист и посмотрела на получающуюся несуразицу. Ох уж эти дополнительные буквы!
— А если так? — взяла со стола карандаш и написала уже привычным для себя образом. Отринув лишнее.
Слова сократились наполовину и визуально стали легче, написание красивее.
— Но так неправильно… — протянуло было Ульяна, но всмотревшись, засмеялась. — Зато наверняка и название, и упаковка запомнятся.
Она шустро сложила листы в папку, собрала карандаши и поспешила на выход. Наверное, пошла к себе, — подумала я, проводив девушку взглядом.
Своё жильё брат с сестрой обустроили в домике, где раньше жил конюх с семьёй. Приглашённые работники быстро освободили помещение от хлама, скопившегося за годы запустения, где надо подремонтировали, где надо побелили и подкрасили. В запасниках Надии нашлись неновые, но хорошо сохранившиеся шторы, скатерти и ковры. Кровати, не пользующиеся в усадьбе популярностью, Феденька смастерил сам. Оказалось, что он ловко управляется не только с механизмами, но и с любыми материалами, нужными для работы.
Комнату для себя магомеханник устроил на чердаке, обшив стены и потолок свежими досками. Спальню для Ульяны заботливый брат выделил в самой тёплой части дома. В гостиной, поближе к окну, из которого хорошо просматривался парк, поставил мольберт. Небольшой домик за несколько дней стал уютным жилищем, куда молодые люди охотно возвращались после трудового дня.
Там же художница предпочитала создавать свои шедевры. Она с энтузиазмом трудилась над заказанным мной портретом Глафиры, но никому его не показывала.
— Очень надеюсь, что пишет Уленька в классической манере, — пошутила я в разговоре с Прасковьей. — Не хотелось бы получить нечто абстрактное, или, того хуже, кубическое.
— О чём ты? — не поняла подруга.
Пришлось рассказать ей о некоторых направлениях в живописи моего прошлого мира.
— Ты правду говоришь? Слон на тоненьких высоченных ножках и висящие, как блин, часы? — не переставляла удивляться Прасковья.
— Поверь, это ещё не самое впечатляющее, — с грустью призналась я. Дали, при всей его сумасшедшинке, мне нравился.
А вот рассказывать об объедках, разбросанных по старой газете, или мусорных кучках, названных инсталляцией и выставленных на обзор зрителей, отчего-то было стыдно. Словно это я создала подобные шедевры.
— Ульяна, несмотря на импульсивность, девушка серьёзная и приличная, — заступилась за художницу целительница.
— Так я и не спорю…
Вспомнилось мне всё это, когда я смотрела вслед удаляющейся художнице.
Но всё же, где Прасковья? — вновь вспомнился тревожащий меня вопрос.
Глава 7
— Прости меня, Триединого ради, лапушка! — такими словами встретила я вернувшуюся из деревни подругу.
— За что? — Прасковья устало опустилась в плетёное кресло на террасе, вытянула ноги и прикрыла глаза.
Было видно, что она вымоталась и была почти на грани бессилия. Понимая — помощь подруге куда важнее извинений, я тут же захлопотала вокруг целительницы. Принесла из гостиной тёплый плед и укутала её чуть ли не с головой. Позвала Глафиру и попросила согреть воды для чая, а сама бросилась в комнату Прасковьи за плетёным из бересты чемоданчиком.
Целительница давно уже не пользовалась им, отправляясь на вызовы, но в коробке хранились склянки со снадобьями, которые не для обычных болезней, а вот для таких экстренных случаев.
— Смотри, тут всё подписано. В каком случае применять, какая доза нужна. Не ошибёшься, если что, — наставляла меня подруга, обучая основам целительства.
Вот оно и наступило это «если что».
— Успокойся, я не при смерти, — тускло улыбается Прасковья, видя, как дрожат мои руки, протягивающие ей стакан с раствором восстанавливающего зелья. — Всего лишь немного не рассчитала силы. В деревне мальчонка со скалы сорвался. Полез… не знаю, зачем он туда полез, и сорвался. Побился сильно… переломы, естественно. Мать воет… единственный сын на пять дочерей, представляешь. Всё уже хорошо. Главное, внутреннее кровотечение убрала. Остальное ерунда. Да, и мое состояние ерунда. Отлежусь пару-тройку дней, и всё хорошо будет. Ты мне ещё вон из той склянки накапай, чтобы уже наверняка…
Капала в стакан с водой из указанных склянок, заваривали с Глафирой отвары целебные, поила крепким бульоном, под руку водила в комнату уединений.
— Роксана, что ты со мной как с маленькой. Дел больше никаких нет, что ли? — временами сердилась Прасковья, но я от неё не отходила.
— Виновата я перед тобой, вот и кручусь ужом на сковородке, — попыталась шуткой продолжить незаконченный разговор. — Уговаривая сюда переехать, обещала чуть ли не кущи райские, а ты тут как раб на галерах пашешь. И лаборатория на тебе, и за технологией следишь, и жителей деревни пользуешь. Ни днём ни ночью покоя нет. Прости меня, лапушка.
Я подняла глаза, чтобы взглянуть в лицо подруги, и увидела, что она меня не слушает — спит глубоким, восстанавливающим силы сном.
Через два дня, как и обещала, Прасковья перестала походить на зомби. Тёмные круги вокруг глаз побледнели, а губы, напротив, налились цветом. Но в лабораторию я её не пустила.
— Неделю! Ты меня слышишь? Как минимум неделю будешь есть, спать, валяться в постели или из кресла созерцать море и парк. Максимум, что позволю, это съездить с бабушкой в Ялду на шопинг. И то без экстрима. Туда полдня пути. Доедете не торопясь, отдохнёте в гостинице приличной, поужинаете вкусно. День или два на разграбление магазинов вам хватит? Если нет, то задержитесь на сколько захотите. Отдохнёте от покупок и только после того домой.
Подруга выслушала меня, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться от моего метода лечения.
— Милость Триединого! Роксана, зачем мне магазины? А за неделю безделья я так устану, что буду злая, — не выдержала она.
— Повторяю, магазины женщине нужны в качестве восстановительной терапии. Купишь себе несколько новых платьев, бельё кокетливое, шляпки, чулочки, перчатки… — я начала было перечислять предполагаемый список покупок, но целительница только отмахнулась.
— Смеёшься? Шляпки и перчатки! Куда я в них буду ходить? К Феденьке на производство?
— А что? Неужели наш Феденька не достоин того, чтобы узреть тебя в красивом платье и в шляпе с вуалькой? — нарочито возмутилась я, но заметила в лице подруги нечто этакое, непонятное, и запнулась.
— Наш Феденька кроме своих механизмов никого не видит… — грустно улыбнулась целительница. Потом подумала немного и добавила: — А бельё и впрямь обновить надо.
Глафира с радостью согласилась съездить с Прасковьей в Ялду.
— Давно уже банк посетить надо. Душеньку Жени́ навестить, новости узнать… Вот только как же ты тут одна?
— Ба, я не она. Дружок, Ульяна, Феденька, Надия, Галия-битай… Николай Иванович навещать будет. Посмотри, какая большая компания. Поезжайте, развейтесь.
Экипаж, заказанный по магопочте, увёз моих путешественниц рано утром. Помахав им вслед платочком, я пошла на занятие к Галие-битай.
— Вот и птичка прилетела, — тепло улыбнулась старушка, радуясь моему визиту. — Садись рядом, дай руку.
Мы сидели лицами в сторону гор, из-за которых поднималось солнце. Вдруг наставница заговорила:
— Зима скоро. Моя последняя зима… Хорошо прожила, долго. Рада, что смогла тебе помочь ведьму одолеть. Может, для этого и хранили духи? Знаю, тебе кажется, что ничего полезного не говорю. Словно ветер прошуршит, слух тревожа, и дальше летит. Не думай так. Всему своё время. Всё, что я тебе передать смогла, у тебя здесь, — старушка дотронулась до груди. — Нужда придёт, поймёшь. Источник не торопи открыться. Мала ты ещё — силы не хватит с ним справиться, не удержишь. Пусть пока запечатанным постоит. Всем, кто в этом нуждается, хватит того, что сочится из него. Будь осторожна. Ты можешь стать сильной, очень сильной ведуньей или ведьмой, а такие всегда лакомый кусок. Алтын же поначалу в гарем наложницей попала, телом юным султана заманить мечтала, чтобы возвыситься. Да не первая в той очереди была — много таких жаждущих. Султан передарил её хану гиримскому. Вроде и милость оказал, а её обида обуяла. Злость плохой учитель, когда дар не приручен. Сила самый лёгкий путь выбирает. Алтын не сумела стать ни милосердной, ни доброй. Советы, что нашёптывала Кириму, были полны к