на, что и с Дорой подружусь со временем, а пока так.
— Мы вместе приедем, — пообещала княгиня. — Вот отпразднуем именины Николая Ивановича и приедем.
Втроём стояли мы на обочине у ворот усадьбы, Глафира махала платочком вслед возку, запряжённому лошадкой, а я просто смотрела и думала, какие замысловатые кружева порой жизнь выплетает.
Но вот повозка скрылась за поворотом, и Николай Иванович нарушил молчание.
— Мой милый друг, — сказал он, поднеся пальчики княгини к своим губам. — Завтра в пять часов пополудню я открою портал в здание посольства. Вам уже выделены гостевые покои, где вы, если захотите, сможете остаться на ночь или отдохнуть и освежиться во время приёма.
Глафира, как всегда, слегка смутилась от этой незамысловатой ласки, так, что щёчки заалели. Глазки опустила, но кончики губ удержала, чтобы не расплыться в довольной улыбке. «Любви все возрасты покорны…» — мысленно процитировала я Александра Сергеевича, который «наше всё» в моём прежнем мире, и неизвестно, будет ли он в этом.
На дворе одна тысяча восемьсот девятнадцатый год. Так-то великому поэту уже двадцать лет должно быть, и его стихи уже переписывали в альбомы и читали на тематических вечерах. Но, как я заметила, мой новый мир не калька прежнего. Тут развитие истории иным путём идёт. Не было здесь царя-реформатора Петра Первого, соответственно, и воспитанника его, африканца Абрама Петровича Ганнибала, не было. Может и привезли в Великоруссию какого-то темнокожего мальчонку, но стал ли он значимой фигурой в истории, мне неведомо.
Поэзию в этом мире любили. Романтические возвышенные баллады о неразделённой любви, лирические стихи, которые легко ложились на музыку и превращались в романсы, печатали в ежемесячных женских альманахах. Глафира, будучи в Ялде, подписалась на парочку таких с доставкой в усадьбу. На мой вкус, местная современная поэзия была излишне наполнена разочарованием в жизни, тягой к смерти, описаниями руин и старых склепов. Бр-р-р-р… Чистой воды готика и никакой надежды на светлое будущее.
То-то дамы ухватились за песенки из моего мира. Простые рифмы, понятные образы и чувства.
— О чём задумалась, Роксаночка? — Николай Иванович, выводя меня из задумчивости, положил руку на плечо.
— О поэзии, — честно ответила я, чем вызвала недоумение у моих старших товарищей, ибо раньше в подобном замечена не была.
— Взрослеет, — с едва заметной грустинкой прокомментировала мой ответ Глафира, и граф согласно покачал головой.
Разуверять их в том, что мои мысли о стихах никак не связаны с личным романтическим настроением, я оставила влюблённую парочку наедине и пошла к себе в комнату.
Мысли о маленьком заводике по переработке рыбы не оставляли меня. Взяла свою тетрадь, что начала вести ещё в Калиновке, и перелистала страницы. М-да… планов громадьё! Но мне сейчас важнее наладить отношения с Дорой, и мой замысел для этого идеально подходит.
Тупо вспоминала и в столбик записывала все блюда длительного хранения из рыбы: пряный и простой посол, холодное и горячее копчение, консервы а-ля шпроты. Помимо рыбы в Чёрном море есть мидии, и из них тоже можно готовить деликатесы. А вот рапанов ещё нет. Их завезли из залива Петра Великого в середине двадцатого века, случайно. Перебросили советские торпедные катера из Японского моря в Чёрное, а с ними на днищах перебрались и эти моллюски. Гадость несусветная, хоть и вкусные, заразы. Хищники, у которых нет врагов в природе, размножились так, что сожрали почти всех мидий и устриц. Мало того, они ещё и Средиземное море оккупировали.
Опять воспоминаниями увлеклась, — одёрнула я себя и убрала тетрадь в ларец под замок.
Надо жить не прошлыми днями, а здесь и сейчас.
Глава 20
— Их Светлости княгиня Глафира и княжна Роксана Верхосвятские! — громко возвестил дворецкий, едва мы вышли из портала.
Абяз, наполовину просунувшись в проход, поставил у наших ног корзину с подарком и мгновенно нырнул назад. На смену ему чуть ли не бегом к нам подбежал слуга из посольства.
— Позвольте вам помочь, — склонился он в поклоне. Выпрямлялся, уже держа наш подарок в руках. — Проходите, вас ожидают.
Удивительно умеют ходить вышколенные слуги. Он вроде бы впереди нас идёт, показывая дорогу, но немного в стороне, чтобы не поворачиваться к нам спиной. А корзину несёт так, что не захочешь, да обратишь на неё внимание.
Вот когда я ещё раз похвалила себя за решение перелить вино в бутылки. Гости, увидев на нашем подарке пыль и паутину, не морщили носы, а понимающе поднимали брови и поджимали губы, одновременно демонстрируя знание предмета и лёгкую зависть.
— Приветствуя, достаточно сделать книксен, — напоминала мне Глафира перед выходом из дома. — Во-первых, наши титулы почти равны, во-вторых, мы являемся близкими знакомыми.
И вдруг, идя по залу к месту, где именинник принимал поздравления, княгиня слегка замедлила шаг и прошептала мне:
— Роксана, глубокий реверанс! И пока не обратятся к нам, не встаём.
— Это мы «деда Колю» так приветствовать будем? — чуть было не спросила я, но, увидев рядом с послом молодого человека в белом парадном сюртуке военного образца, щедро расшитом золотом, с пышными эполетами и голубой лентой через плечо, поняла без пояснений. Графа поздравляет кто-то из императорской семьи.
— Ваше Императорское Высочество, позвольте вам представить мою невесту, княгиню Глафиру Александровну Верхосвятскую, и её очаровательную внучку Роксану, — обратился к гостю Николай Иванович.
— Рад знакомству, — ответил царевич, и мы с бабушкой наконец-то смогли выпрямиться.
Это только со стороны реверансы красиво смотрятся, а приседать, загнув колени, то ещё удовольствие.
— Княгиня, граф, поздравляю вас с помолвкой. Княжна… — Великий Князь небрежно мазнул по мне сканирующим взглядом.
Говорила Прасковья, что императорская семья — сильнейшая в чародействе чуть ли не во всей Еуропе. Они свой дар с каждым поколением не просто сберегают, но и стараются магическую одарённость приумножить, подбирая наследнику и второму сыну жён, наделённых уникальной силой. Поэтому считать мою ауру царевичу как два пальца об асфальт…
Тьфу-тьфу! Что я такое говорю? Неужели заинтересованный взгляд этого юнца — сколько ему? Лет двадцать, наверное, может, немного больше, — меня так взволновал, что я перешла на сленг, который и в прошлой-то жизни нечасто употребляла.
Соберись, Роксана Петровна! Смотри, как на тебя царский сын пялится. Явно смог рассмотреть мои редкие способности и заинтересовался ими. Хорошо, что цесаревич уже женат, а для этого Великого Князя я слишком молода буду. Кстати, как его зовут? О наследнике недавно читала и помню — Игорь Васильевич Шуйский, а этот? И ведь не спросишь… Позора не оберёшься потом. Скорей бы уже отпустили.
Но ни Николай Иванович, ни царевич не потеряли к нам интереса. Принц расспрашивал о нашем подарке, сожалел, что не может попробовать уникального вина. Именинник рванулся было порадовать гостя, но тот его остановил:
— Не тревожьтесь, граф. Я ведь сожалел не потому, что вы не угостите, а потому как под запретом рида нахожусь. Вот пройду испытание, тогда уж…
«Запрет рида» — это нечто похожее на пост, назначаемый жрецами для адептов веры, но не всеобщий, а индивидуальный.
— Перед совершеннолетием испытание проходите, Ваше Императорское Высочество? — участливо спросила бабушка.
На что тот взмолился:
— Драгоценная Глафира Александровна, умоляю, давайте просто и без титулов!
— Как вам будет угодно, Андрей Васильевич, — присела в книксене княгиня, а я выдохнула и на радости предложила:
— Вы позволите прислать вам на день рождения вина? И печенья тоже. Вам какое больше нравится, солёное или сладкое?
Бабушка с названым дедом умильно улыбнулись, а царевич Андрюша посмотрел с удивлением. Милость Триединого, неужели я нарушила какое-то правило этикета? Но молодого человека удивило другое:
— Барышня, вы распоряжаетесь винными подвалами поместья?
Я смутилась и потупилась.
— Роксаночка у нас, несмотря на столь юный возраст, во многих вопросах разбирается, — заступилась за меня Глафира.
На том разговор прервался, ибо горластый дворецкий объявил:
— Наместник Гиримского полуострова, хан Кирим с сыновьями.
Пока высокородные мужчины обменивались приветствиями, я отступила за спины Глафиры и Николая Ивановича, откуда потихоньку и наблюдала за женихом, пожаловавшим на приём с отцом. Времени с последней нашей встречи прошло мало; то ли от пафосности приёма, то ли ещё какая причина была, но Таир был хмур, и меж его бровей залегла поперечная складка.
Княгине, кажется, тоже надоели мужские разговоры, и она сначала тихонько оттеснила меня в сторонку, а потом отвела к столу с угощениями.
— Хочешь мороженого?
— Очень хочу! Сто лет не ела, — рассмеялась я и с благодарностью приняла от официанта стаканчик с лакомством.
Может быть, будь моё тело старше, приём меня заинтересовал бы. Но я была единственным ребёнком на этом празднике жизни, ибо раньше пятнадцати лет на такие мероприятия молодёжь не допускалась. И это вполне разумное решение — скука несусветная. А ещё спать хочется. Ни с кем не прощаясь, я попросила слугу проводить меня в выделенные для нас с Глафирой покои, где с удовольствием скинула туфли и парадное платье. Горничная уже распаковала наш небольшой багаж, и я смогла набросить на плечи теплый халат и сунуть ноги в пушистые тапочки.
Странное дело. Бродя по залу, полному гостей, я думала: вот только останусь одна, так мгновенно усну. Но, переодевшись, поняла — ложиться ещё рано. Подошла к окну, чтобы, пусть и в призрачном свете луны, но посмотреть на пейзаж за окном. Отдёргивать тяжёлые портьеры не собиралась, а просто проскользнула за них и всмотрелась во тьму.
За спиной едва слышно скрипнула дверь. И тихий, но узнаваемый голос царевича Андрея:
— Заходи, брат. Здесь нас точно никто не потревожит. Комната явно кому-то из гостей предназначена, бал в самом разгаре — хозяева скоро не вернутся. Присаживайся сюда, — шуршание одежды по мебельной обивке. — Я рад тебя видеть. Скучал очень. Спасибо, что откликнулся на призыв.