— Покажешь, где мельница у вас? — спросила я Хайдара.
Мужчина неохотно поднялся.
— Чегось… покажу, коли надо. Только зря вы это, госпожа затеяли. Нечисть там.
Глава 2
Быстро и самым коротким путём, словно хранитель лабиринта с большим стажем, уважаемый Хайдар провёл нас сквозь путаницу улиц к берегу реки.
Широко распахнутыми глазами смотрела я на стремительный мутный поток, несущийся к морю. Никак не думала, что на полуострове есть такие полноводные реки. Хотя с чем я сравниваю? В прошлой жизни в Крым ездила только летом, когда под жарким южным солнцем многие источники, питающие реки, высыхали. Плюс огороды местных жителей, нуждавшиеся в поливе, потребляли немалое количество воды. Вот и добегал к устью тоненький ручеёк, который рекой назвать было сложно.
— Похоже, в верховьях сильные дожди прошли, — глядя на реку, поскрёб висок староста. — Завтра-послезавтра и до нас ливни доберутся. Надо бы людей предупредить.
Было видно, как не хочется бедолаге идти к месту, где обитают тёмные духи, но бросить меня одну он не мог. Пусть маленькая, но госпожа и хозяйка этих земель.
Я ожидала увидеть мельницу полуразрушенным, поросшим мхом и камышом домишком и, увидев крепкое каменное строение под черепичной крышей, с большим деревянным колесом, предназначенным для запуска жерновов, сильно удивилась.
Осмотрев с пригорка и заводь на берегу, где стояла мельница, и крепкую запруду, из которой вода по жёлобу направлено падает на лопасти колеса, и засыпанную галькой и щебнем дорогу, подивилась, как толково организовал работу прежний хозяин.
Очень-очень жаль будет, если такое отлаженное дело сгинет из-за глупых суеверий.
— А отчего мельник умер?
— Кто ж его знает, госпожа… — развёл руками уважаемый Хайдар. — Тосковал сильно. Жена у него пропала. Вот он и закручинился. Нашли его, когда приехали зерно молоть. Сидел на лавочке, на стену опершись. Знахарка наша сказала, что сердце у него разорвалось от горя. А разве так бывает? Чтобы из-за бабы — и сердце в клочья?
Последний вопрос явно был риторическим — не мог всерьёз взрослый дядька у мелкой меня такое спрашивать — поэтому я промолчала.
— Пойду к мельнице, а вы здесь присмотрите, чтобы мальчишки за мной не шли, — я кивнула на группку ребятишек, старательно делавших вид, что ни мы с Дружком и старостой, ни наша прогулка в сторону страшного места их совершенно не интересуют. — Мне там осмотреться нужно.
— Ведовать будете, госпожа? — со скрытым страхом уточнил Хайдар.
Но я ничего не ответила и пошла по тропинке вслед за псом, резво сбежавшим к воде. Зачем объяснять несведущему человеку, что почти все мои знания ведовства и магии пока теоретические. Прасковья едва ли не каждый день напоминает и одёргивает.
— Потерпи! До первой крови нельзя силу лишний раз тревожить, — строго требует она. — Что в твоём случае полгода-год? Пойми, дар у тебя сложный. Стихийные магии с природными силами переплелись так, что в глазах от узора пестрит, когда истинным зрением смотришь. Да не коси глаза! Всё равно на себе не увидишь. Для того чтобы справиться с разновеликими и разнонаправленными потоками, физическая сила нужна немалая. Хорошо, занимаешься каждое утро, но у любого тела запас прочности имеется. Надеюсь, рядом буду, когда случится инициация, и смогу помочь обуздать выброс, но чем позже такое случится, тем лучше.
Понимала, что наставление подруги не пустые слова, и, как бы ни хотелось, старалась сдерживать порывы щелчком пальцев зажечь свечу или потоком воздуха сбросить с дорожки шишку, а то велеть земле на газоне закрыть кротовые норки и самим кротам приказать проваливать в другое место. Ой, да мало ли чего можно сделать, когда невероятное чувство — мне подчиняются стихии — щекочет кожу и самолюбие.
Пока сдерживаться удаётся, а как дальше получится, видно будет.
Под настилом между свай журчала вода. Основной стремительный речной поток не достигал заводи, что ещё раз говорило о высоком профессионализме прежнего мельника. Жаль мастера, жаль…
Приказав Дружку стеречь, присела на лавочку, стоящую у стены, с намерением осмотреться в том состоянии, когда видишь всё. И явное, и скрытое от глаз обычных людей. Но даже сосредоточиться толком не успела, когда моё сознание дёрнули с такой силой, что тело чуть с лавки не упало.
— Ты пришла! Помоги нам! Идём, идём с нами, мы покажем! — наперебой голосили…
…кто? Кто разговаривает со мной? Куда и зачем зовёт? И ведь не просто зовут, тянут.
— Постойте! — постаралась я так же мысленно ответить. — Кто вы? Куда зовёте меня?
— Мы духи, ведущая. Духи реки, духи берега, духи этого места. Ты пришла. Помоги нам, — опять перебивая друг друга, замельтешили голоса.
И я реально почувствовала, как меня тянут. Не тело, но сознание. Куда-то в глубину тёмной воды, плещущейся под настилом. Не хочу туда, мысленно упиралась я. Там мрачно, страшно и воняет. У сознания есть обоняние? Как я могла услышать смрад разложения из-под толщи воды? Но услышала же и начала сопротивляться ещё сильнее. Но сколько было тех силёнок у неинициированной ведуньи против проявлений природных сил? Чем настойчивее тащили меня, тем сильнее я напрягалась в попытке вырваться. И вдруг словно струна лопнула.
Дзинь, вывернулась я из настырных объятий. Дзинь, сознание врезается назад в тело. Дзинь, низ живота пронзает резкая боль, возвращая в реальность. Нифига себе с духами пообщалась, ругаюсь я сквозь зубы, чувствуя, как мокнут бельё и платье, как от слабости дрожат руки и кружится голова.
— Дружок, Прасковью приведи. Срочно! — выдохнула я и привалилась к стене, стараясь не потерять сознание. Удивительно, но даже в таком состоянии я услышала беспокойство тех, кто меня довёл до такого. Они метались вокруг: вода плеснулась, ударившись волной в настил; ветви в кустах закачались, словно кто-то пробежал; ветер прохладой в лицо дунул, не давая забыться. Надо же, волнуются. — Успокойтесь, не гневаюсь я. Позже поговорим. Наберусь сил, и поговорим.
Сознание я всё же потеряла. Открыв глаза, не могла понять, где нахожусь. Сумрачно, потолок низкий, постель явно не моя. Прислушалась к себе. В ушах звенит, тело вялое, как медуза, живот болит, хоть и не так остро.
— Очнулась?
Умеет моя подруга выказать заботу таким строгим голосом, что мгновенно понимаешь — лучше было не болеть. Закрываю глаза, дабы оттянуть выговор за легкомыслие, излишнюю самоуверенность и… Да, Прасковья не Глафира, легко найдёт причину, за что попенять.
— Не притворяйся. Вижу, ты уже пришла в чувство. Пить хочешь? — сильными руками помогла приподняться, пиалу с питьём придержала, волосы с лица убрала, подушку поправила и только после этого спросила: — Совесть у тебя есть?
Задумываюсь. Если честно и положа руку на сердце, то в прошлой жизни я этой опцией души редко пользовалась. Тогда у меня другие приоритеты были: влияние, власть, деньги. А с такими понятиями совесть плохо уживается.
В новой жизни, приняв решение измениться, выбрав для себя другие ценности и иное поведение, всё равно не задумывалась о совести. О добре, справедливости, любви и дружбе думала, а о совести нет.
Как-то нужды не было.
Если разобраться, что такое совесть? Внутренний судья. Способность, которая, опираясь на внешние, то есть чужие нравственные нормы, вынуждает линчевать самою себя. Ну или как минимум заставляет мучаться чувством вины. А может, просто изначально не делать так, что потом стыдно будет? Подумать о последствиях, договориться с собой «на берегу».
По мне, взывание к совести это чистой воды манипуляция. Поэтому честно отвечаю:
— Я не считаю себя виноватой. И, пожалуйста, позови Хайдара.
Морщась от боли и неприятных воспоминаний — подводная вонь всё ещё стояла в носу — рассказала о том, где искать труп жены мельника.
— Духи очень просили избавить их от покойницы, — объясняла я необходимость неприятной работы. — Иначе будут гневаться и вредить.
— В полицейское управление напишите. Они мага-пространственника пришлют, — подсказала Прасковья, видя, как побледнел от страха староста. — Он поможет извлечь тело и переместить до могилы.
Чего уважаемый Хайдар боялся больше — духов или возни с раскисшим от долгого лежания в воде трупом, я вникать не стала. И то и другое неприятно.
— Бабушке записку послать надо, — умоляюще посмотрела на подругу.
— Опомнилась, — фыркнула та в ответ в своей излюбленной ехидной манере. — И записку отправила с мальчишкой, и ответ сын Абяза с полной корзиной самого необходимого принёс. Можем здесь недели полторы безбедно жить.
— Я думала, мы к вечеру домой вернёмся… — уныло протянула я.
— Пешком ты не сможешь — сил не хватит. А на повозке растрясёт так, что я потом вся на твоё восстановление потрачусь. Поэтому спи здесь.
Утро вечера мудренее.
Глава 3
Ночевали мы не у старосты, как я было подумала вначале, а у Амины, бездетной вдовы, приятельницы Прасковьи.
— Знаешь, я ею восхищаюсь, — рассказывала подруга, помогая мне расчесывать и заплетать волосы. — Дар у неё слабый, но достаточный для активации малой почтовой шкатулки. Такую положено держать в деревне с населением от тридцати до пятидесяти дворов, вот как эта. Откуда Амина об этом узнала, не ведаю, но чуть ли не на второй день после свадьбы уговорила ново испечённого мужа поехать в Багчасарай, в почтовое ведомство. Барашка отвезли, как водится, одарили чиновника чем богаты были и получили должность. Работа непыльная, но жалование, хоть и невелико, регулярное… Лет пять назад муж уважаемой Амины умер. Как думаешь, что она сделала?
— Наверное, взяла ещё одного барашка и поехала к начальству, — предположила я.
— Да! И добилась-таки, чтобы должность оставили за ней, — порадовалась за вдову целительница. А потом, хихикая, добавила: — Но так как в ведомстве сначала получили письмо о смерти служащего, то вдове, как оно по закону положено, назначили пенсию. Теперь уважаемая Амина двойное содержание получает. Мало того, она ещё и знахарка местная. Дар у неё с землёй связан. Травки собирает — сборы составляет, знает, как и чем почву обогатить, от злостных сорняков избавить может. Представляешь, какая молодец? К ней чуть ли не каждый месяц свататься приезжают, презрев тот факт, что невесте уже за сорок.