— А поехали, родная!
Пусть будет проверкой, сумела ли я организовать дело правильно или всё устройство держится на одном гвозде, который если выдернешь — всё и развалится. И гвоздь тот я.
Николай Иванович ехать с нами отказался:
— Вы же там по магазинам ходить станете, а для меня это хуже смерти. Сидеть на террасах прибрежных таверн, вас ожидая? Так я лучше дома с Аристархом под рюмочку бренди морем полюбуюсь.
Мэтр, когда я попросила сделать перерыв в обучении, тоже отмахнулся.
— Поезжайте, барышня, поживите правильной жизнью. Не дело это, когда у юной девицы в голове расчеты, формулы и деловые партнёры. Проветритесь, перемерьте штук двадцать платьев, поглупейте до изумления, тогда и возвращайтесь. У меня хотя бы причина будет ругать вас. А то каждый раз придумывать приходится, к чему придраться.
Чтобы порадовать магистра, я изобразила крайнюю степень изумления, хотя давно уже поняла, что злословит он не от дурного характера, а больше по привычке, выработанной годами преподавания.
Следующим человеком, кого я достала своими треволнениями, стал тренер:
— Тауфик, как собаки переживут разлуку? Не могу же я их в город взять, а как они останутся, даже не представляю.
— Нормально останутся. Прикажешь ждать и пообещаешь вернуться. Да, будут скучать, но ты хозяйка — это значит, что вольна в своих решениях. Поезжай, отдыхай. Оставь им какую-нибудь вещь старую со своим запахом и сама не расстраивайся. А то у вас связь сильная, и псы дёргаться будут. Поняла? Вот и хорошо. Мы ждать будем.
Всех обошла, наставления дала и сама указания получила, после чего доложила Глафире, что готова к поездке.
Решили порталом не идти. Погода хорошая, возок удобный — поедем не спеша, окрестности посмотрим, видами полюбуемся, свежим воздухом подышим. Багажа много с собой не брали. А зачем, если за покупками едем?
Едва возок тронулся, Глафира обняла меня крепко, прижала к себе и, едва сдерживая слёзы, сказала:
— Наконец-то ты никуда не бежишь, не торопишься, не занята каким-то делом. Наконец-то ты целую неделю будешь со мной, как прежде. Если бы ты знала, Роксаночка, как я по тебе соскучилась!
Поначалу я не поняла, как можно соскучиться, если видимся каждый день, а потом мне стало стыдно.
— Прости, родная. Я почти перестала с тобой разговаривать, делиться планами и задумками, сидеть вечерами на диване и занимаясь рукоделием. Даже музицирую редко. Прости, я не со зла и не оттого, что стала тебя меньше любить.
— Я знаю, детка, — бабушка потянулась было поцеловать меня, но поля шляпок не позволили сблизить лица, и мы просто сцепили руки. — Просто ты выросла, у тебя появилось много разных дел. Это нормально и закономерно. Но прошу тебя — выделяй в своих планах иногда и для меня часок-другой.
Глава 14
С высоты перевала город в лучах закатного солнца виделся прекрасной жемчужиной на раскрытой створке раковины. При взгляде на розовеющие стены, цветущие сады и скверы забылось сожаление об утомительной поездке.
О решении ехать на возке мы с Глафирой пожалели часа через два, когда отступили ощущения новизны, виды примелькались, а дорожной пыли, жары и духоты стало слишком много. Можно было бы подремать, чтобы сгладить неудобство, но тому мешали шляпки и яркое солнце. Наш возок не имел складного тента. Тень для себя пришлось создавать зонтом, который мы с бабушкой держали по очереди, потому что руки быстро уставали удерживать лёгкую кружевную конструкцию, то и дело порывающуюся улететь.
Дважды останавливались в специально оборудованных местах около таверн. Можно было освежить лицо и шею, смочив платочек в прохладной струйке воды, что стекала в бассейн, из которого поили животных. Так же за пару «мышек» мы посещали приличные уборные, куда можно войти без опаски испачкать обувь и подол юбки. Еду мы заказывать отказывались, ограничиваясь чаем и собственными припасами: печеньем, сухофруктами и несколькими шариками курта, прижившегося в нашем рационе. Башар хоть и ел отдельно, примостившись на подножке возка, но меню у него было точно такое, как и у нас. Всё просто, безопасно и сытно.
И вот наше путешествие подходит к концу. Мы любуемся городом, предчувствуя желанный отдых.
— Смотри, парусник в бухту заходит, — Глафира указала сложенным зонтиком на корабль, скользящий по волнам.
Я кивнула. Говорить не хотелось. Мне-то думалось, что я уставала, бегая целыми днями по делам. Оказалось, праздность утомляет куда сильнее.
Номера, забронированные в приличной, но не роскошной гостинице, были готовы принять нас. Горячая вода, чистая постель и тишина. Что ещё надо после дня тряской езды по пыльной дороге? «Езда в повозке — это не поездка в автомобиле», — подумала я, погружаясь в лохань, заменяющую ванну, и чуть было не рассмеялась. Милость Триединого, неужели я ещё помню, как машиной управлять? Какая только дурь от безделья в голову не лезет…
Вечерний променад по набережной Ялды — это целый ритуал. Даме, какого возраста она бы ни была, гулять одной — моветон. Пара, состоящая из пожилой дамы в сопровождении внучки, смотрится прилично и мило. Вот и пошли мы с бабушкой прогуляться перед сном.
Только сегодня мало кто обращал внимание на дам и штатских мужчин. По набережной гуляли небольшими группами морские офицеры в парадных сюртуках с эполетами, обшитых золотыми галунами, и сияя начищенными пуговицами. Кто-то из офицеров был в треуголках, кто в шляпах, на перевязях шпаги или кортики. Большинство молодые, немного шумные, как мои щенки, когда их выпускали из вольера, но встречались и солидного возраста сдержанные и несколько надменные. То есть посмотреть сегодня и в самом деле было на что.
За спиной мужской голос прокомментировал шествие:
— Офицеры с англицкого корабля. Хорошо, что с мирным визитом. Приди им в голову город захватить, за час управились бы. Одних пушек около сотни, экипаж человек пятьсот. Вот силища-то, спаси нас Триединый!
— Милый, а зачем они к нам? — прощебетал нежный голосок.
— Говорю же, с мирным визитом, — с лёгким раздражением повторил мужчина. — В Ялде сейчас цесаревич Дмитрий с семьёй отдыхает, а ихний адмирал друг его. По слухам, в свейской морской академии вместе учились. Вот и решили встретиться.
— Ах, милый, ты у меня такой умный… — продолжала щебетать дамочка за спиной, но я уже никого не слышала.
Отняв руку у бабушки, я сделала шаг в первый ряд зрителей, желая убедиться, что мои глаза меня не обманывают.
Во главе очередной офицерской компании шёл Он. Мой любимец ещё по прежней жизни. Это была моя тайная глупость, которой я стыдилась и одновременно потакала. Принц Гарри. На домашнем ноуте, запрятанная от любых случайных посторонних глаз, хранилась папка с коллекцией его фото. И когда мне становилось очень-очень одиноко и грустно, я открывала файл, включала просмотр в режим слайдов, наливала бокал вина и любовалась рыжим солнышком Британского королевства.
Умом я понимала, что этот бравый весёлый моряк не может быть внуком Елизаветы Второй, но невероятное сходство отключало здравый смысл.
Похоже, моё выражение лица привлекло кого-то из друзей парня. Его толкнули и показали глазами на меня. Ситуация становилась почти скандальной — я забыла обо всех приличиях. Благо Глафира подхватила меня под руку и цыкнула:
— Роксана, приди в себя!
Но было поздно. Мой герой уже остановился, как того требуют приличия, в двух шагах от нас, держа треуголку прижатой к боку, и, шаркнул ножкой, поклонился.
— Леди, позвольте представиться: офицер флота Его Королевского Величества Генри Уалес, герцог Сакский.
Мы с бабушкой присели в синхронном реверансе, и Глафира на прекрасном англицком ответила:
— Очень приятно, Ваша Светлость. Я княгиня Глафира Верхосвятская, а эта юная леди моя внучка Роксана.
Мне страстно хотелось мявкнуть, что-то типа «очень приятно», но голос куда-то пропал, и я только могла самым дурацким образом хлопать глазами. Да будь же неладны взбесившиеся гормоны юного тела! Бабушка вела с молодым офицером светский разговор ни о чём, а я пыталась прийти в себя, пока кто-то из коллег «принца Гарри» не позвал его следовать дальше. Несмотря на то, что его торопили, герцог вежливо простился с нами, приложился губами к кончикам пальцев княгини, поклонился, надел треуголку, улыбнулся мне и только после этого ушёл.
Глафира, сохраняя на лице приветливое выражение, отбуксировала меня, тоскливо смотрящую вслед уходящей мечте, в тихий закуток и довольно сильно встряхнула.
— Княжна Верхосвятская, потрудитесь объяснить мне, это что такое сейчас было? — тихо, но грозно спросила моя добрейшая бабушка.
Я, глупо улыбаясь, незряче смотрела на неё, не в силах что-либо сказать. Пред глазами вились рыжие вихры, смеялись голубые глаза, очаровывала белозубая улыбка. Похоже, бабушке надоело моё беспамятство. Она прошептала:
— Прости Триединый! — и мою щёку обожгла несильная, но звонкая пощёчина.
— Ба? — всхлипнула я, приходя в себя. — За что?
— Не за что, а для того, чтобы вывести тебя из транса. Околдовал тебя, что ли, этот рыжий брит?
— Не знаю… — потрогала я горящую щёку. — А можно мне замуж за него?
— О! Пошли-ка в гостиницу. Нагулялись, — подняла очи к небу Глафира, крепко взяла меня за локоть и едва слышно заворчала: — И какой нечистый дернул меня притащить тебя сюда в это время? Вот бы неделей раньше или неделей позже… Так нет же, именно сейчас приспичило.
Уложив меня в постель, Глафира вышла из номера, закрыв мою дверь на ключ снаружи.
— Ещё бы охрану приставила! — буркнула я, переворачиваясь на живот и мечтательно улыбаясь луне, заглядывающей в мою комнату.
О чём я думала, о ком грезила, пожалуй, и не вспомню. Мысли бродили где-то не здесь, кадры фильма о Золушке поплыли на фоне ночного светила. Только в прекрасном голубом платье кружила я, а обнимал меня за талию улыбчивый бравый офицер с рыжей бородкой и голубыми глазами.
Где-то на краю сознания набатом звучала мысль: «Приди в себя, дурында!» Но слушать трезвый рассудок не хотелось. Куда как приятнее кружить в вальсе под звуки лунной мелодии, пусть и в девчоночьих мечтах юного тела, оглушённого гормонами и первой влюблённостью.