Глава 15
Кто придумал, что утро вечера мудренее? Не так это. Не так!
Спала мало и плохо, мучимая смутной тревогой. Так как все мои мысли, словно планеты системы, кружили вокруг рыжего солнца, то я переживала о том, что ночью корабль мог уплыть и я больше никогда — какое страшное слово — не увижу больше Генри Уалеса, или что вчера я показалась герцогу смешной девчонкой, слишком юной, чтобы обращать на меня внимание. От этих мыслей грудь сжимало тоской, становилось страшно, хотелось плакать, а ещё больше хотелось убежать куда-то очень далеко. Словно это могло погасить разгорающийся пожар в моём сердце.
Несмотря на почти бессонную ночь, вскочила, едва первые голосистые пичуги звонко начали приветствовать солнце. Чтобы смыть с лица сонную ночную хмарь, босиком пошлёпала в ванную. Гостиница хоть и не относилась к разряду роскошных, но на зеркалах в ней не экономили. Вот и мою комнату украшало трюмо, позволявшее рассмотреть себя в полный рост.
Не сказать, что я дома пренебрегала зеркалами, но желания рассматривать себя долго и тщательно как-то не возникало. До сего дня. Вернувшись из ванной и желая переодеться, стянула ночную сорочку, замерла, разглядывая своё тело. Что во мне есть привлекательного? Рост примерно метр пятьдесят пять — метр шестьдесят. Тело больше атлетическое, чем женственное. Нет привлекательных для мужчин округлостей ни вверху, ни внизу. Хорошо, что ноги прямые и длинные. Собственно, как и руки. Лицо… видно, что породистое, с высокими скулами. Чуть длинноватый прямой нос с примечательными, тонко вырезанными ноздрями, глаза обычные, тёмно-серые, опушённые густыми прямыми ресницами. Вот что, трудно было им изящно изогнуться? Нет же… торчат как копья. Или что мешало разрезу глаз быть миндалевидным, к примеру? Губы… м-да, силикона явно не хватает. Нет, не доводить до пельменно-вареничного размера, а так… пухлость соблазнительную придать. А то узкие, упрямо сжатые. Зато волосы хороши. Почти до попы, густые, русые, с чуть выгоревшими на солнце прядями у лица. Но здесь это не шарм, а недостаток, говорящий о том, что барышня слишко много времени проводит на открытом воздухе.
Короче, нет во мне ничего такого, от чего у принца Гарри местного разлива могла голова закружиться.
В дверь постучали, в замке начал проворачиваться ключ, и я едва успела завязать пояс наспех наброшенного халата.
— Роксана, детка, ты уже встала? Одевайся, пойдём завтракать, потом нам необходимо по магазинам прогуляться. Вчера глава города приглашение прислал на бал по случаю визита англицкого адмирала.
«Сон с танцующей Золушкой в руку!» — подумала я, радостно жмурясь, и принялась торопливо собираться. Эх, найти бы такое же платье, как в кино было…
Конечно, даже близко ничего похожего в магазинах Ялды быть не может, и ни одна модистка за три дня этакий шедевр не сошьёт. Да и тратить целое состояние на наряд для одного-единственного вечера нецелесообразно.
— Будем одеты сдержанно и респектабельно, — объявила Глафира и повела меня на шопинг.
Всё случилось, когда мы выходили из гостиницы. Нарастающий гул, казалось бы, шёл отовсюду. Земля мягко качнулась под ногами, а потом ощутимо тряхнуло. Чтобы удержаться на ногах, нам с Глафирой пришлось схватится за руки. Едва всё успокоилось, я, помня технику безопасности при землетрясении — чего нам только в строительном институте не преподавали, — потащила бабушку подальше от здания.
Землетрясение! Вот какое предчувствие меня тревожило всю ночь, а не переживания о морском офицере. Только я за гормональным штормом не смогла понять предупреждение природы.
— Роксана, — заупрямилась Глафира, которую я отводила как можно дальше от здания. — Необходимо вернуться в номера и взять вещи.
— Нет, ба, нельзя сейчас туда возвращаться, — крепко держала я руку княгини. — В любой момент толчки могут повториться, и только Триединый знает, устоит ли гостиница или рухнет нам на голову. Стоим, ждём.
— Чего? — с нотками истерики в голосе спросила всегда такая рассудительная бабушка.
То ли напряжение атмосферы на неё так подействовало, то ли ещё какие причины были, но Глафира всё порывалась куда-то бежать и что-то делать. Одной рукой придерживая её локоток, второй успокаивающе гладила по плечу, бормоча какие-то глупости.
И дождались. Тряхнуло так, что на ногах удержаться не смогли. Хоть я умом и была готова ко второму толчку, но читать о природных катаклизмах это одно, а переживать на собственном опыте — совершенно другое. Страх беспомощности и неизвестности помимо воли заставил закричать во время падения. Оказавшись на земле, мы с Глафирой на четвереньках бросились друг к другу, обнялись и тихо заскулили, приходя в себя от пережитого ужаса.
Вокруг творилось невообразимое. Вопящие от страха, боли и тревоги за близких люди метались у разрушенных домов. Только часть бедолаг были полностью одеты, большинство выскочили на улицу в ночных сорочках или халатах. В этом районе жили люди, приехавшие на отдых. Им незачем было вставать ни свет ни заря, чтобы идти на рынок за продуктами — для этого есть слуги; на службу тоже идти не надо, можно спокойно спать до обеда.
Вот и выспались…
Но ужаснее всего были крики из-под развалин. Там, под обрушившимися крышами, обвалившимися стенами и перекрытиями оставались пострадавшие. И многие из них были ранены. Это понимала не только я. Постепенно то тут, то там кто-то решительно брал на себя командование и уверенным голосом начинал отдавать распоряжения и задавать вопросы:
— Одарённые есть? Подойдите сюда — постараемся разобрать камни и вытащить наших соседей. Сударь, вам придётся отдать халат вон той даме, что прячется за кустом. Вы хотя бы в пижаме, а бедняжка… Проявите сострадание.
Начала подниматься с земли и Глафира. Она немного оправилась и готова была ринутся на помощь. Я же не торопилась вставать — приложив растопыренные ладони к земле, вслушивалась в то, что происходит в глубинах её.
А там нарастало напряжение и готовился новый толчок. Кажется, ещё более сокрушительный, чем два прежних. Увидев, как несколько человек решительно направились к покосившемуся, но устоявшему двухэтажному дому, обещая вынести покрывала и пледы, я вскочила на ноги и закричала:
— Вернитесь! Нельзя туда идти, — мой крик удачно вписался в какую-то секунду тишины, и меня услышали. А я, пользуясь ситуацией, продолжила: — Скоро еще одна встряска будет, и, похоже, сильнее прежних. Необходимо отойти подальше от домов и лучше всего сесть на землю, чтобы не упасть, когда тряхнёт.
Кто-то послушался и двинулся в нашу сторону, кто-то отмахнулся от глупой девчонки, рехнувшейся от страха, и продолжил задуманное. А усилие земли нарастало, гул и вибрация, вначале воспринимавшиеся на грани чувств, становились всё более ощутимыми и страшными.
Это был не толчок, а волна. Земля вдоль улицы, ниже того места, где мы стояли, изогнулась, взгорбилась и волной покатилась вниз к морю, унося с собой обломки домов с не сумевшими выбраться из них жильцами, поваленные деревья и зевак, что не захотели или не смогли воспользоваться моим советом.
Шум стоял такой, что не слышно было собственного крика. Треск, сухое шуршание, бряцание камней, стоны и вопли уносимых. Из сотни спасшихся после второго толчка рядом с нами осталось человек двадцать. Остальных подхватил земляной поток, затянул в глубину почвы и заживо похоронил в своих недрах.
Когда шум немного стих, я услышала слова Глафиры:
— Милость Триединого, как же там наши люди?
Глава 16
Солнце поднималось всё выше, но светлее не становилось. Взвесь пыли, поднявшаяся в воздух после массы одновременных разрушений, никак не оседала. К сожалению, не было и ветра, который мог бы выдуть мрачное облако из города, дабы люди смогли осмотреться.
Может, это была милость Триединого? Увидь мы сейчас всю картину произошедшего, у многих ли рассудок остался бы здоровым?
— Что делать? Что делать? Что делать? — твердила какая-то женщина, уткнув лицо в колени и раскачиваясь как ванька-встанька.
Никто не бросался к ней с утешениями и не пытался успокоить тихую истерику. Должно быть, каждому из нашей группы было о чём или о ком сожалеть и страдать. Выждав около получаса и то ли поняв, то ли понадеявшись, что стихия утихла, люди зашевелились. Кто-то стал выбивать от пыли скудную одежду, две женщины, помогая друг другу, попыталась привести в порядок растрепавшиеся волосы, молодой мужчина строгим уверенным голосом что-то втолковывал своей спутнице. Наверное, убеждал её в том, что всё наладится, исчезнувшие люди и вещи каким-то неведомым образом вернутся, и они заживут весело и счастливо, как прежде.
— Роксана, — очень тихо позвала меня Глафира, — скажи, ты что-то чувствуешь?
В этом вопросе было столько страха, что я крепко-крепко прижала её к себе и в самое ухо выдохнула:
— Нет, больше ничего не слышу. Надеюсь, всё закончилось.
— Увы, голубка моя, всё только начинается, — обводя воспалёнными от пыли глазами видимое пространство, так же тихо ответила бабушка. — Нам с тобой просто сказочно повезло, что мы ранние птички и успели одеться для длительной прогулки, позавтракать и выйти из гостиницы.
Княгиня была абсолютно права. На нас чуть ли не на единственных были надеты юбки и блузки, более удобные для множества примерок, чем платья. Лёгкие жакеты, шляпки и перчатки дополняли гардероб. Но самое главное, Глафира настояла обуть прочные кожаные ботинки, хоть я и просила согласиться на кокетливые атласные балетки. Сейчас, когда взбесившимся земляным цунами разрушены мощёные дороги и тротуары, крепкая подошва ценнее кружевных перчаток и шляпок, которые мы, кстати, потеряли в суматохе.
— Что же нам делать дальше?
Этот вопрос всё чаще и чаще звучал в группе. Мы были похожи на потерпевших кораблекрушение и спасшихся на островке среди бушующего океана. Вокруг нашего участка тянулись валы вздыбившейся земли. Один из троих мужчин из нашей компании попытался шагнуть на ближайшую кочку, но она рассыпалась, и тот быстро отдёрнул ногу, возвращаясь на твёрдый пятачок.