— Я с ней поговорю.
— Не получится, — говорит мама. — Она выскочила из дому вне себя от бешенства, мы не смогли ее остановить. Поехала на какой-то музыкальный фестиваль в пустыне.
— Так кто был в бешенстве — она или вы? — спрашивает Айзек.
Мама еще больше сникает.
— Да со всех сторон хватало…
Отец бросает губку на пол, не дочистив конфорку.
— Если она там с этим своим недоумком…
— Нет, она не с ним, — прерывает Айзек. — Они расстались. Навсегда.
На это мама отвечает с крохотной тенью признательности:
— Слава тебе, Господи, за твои маленькие чудеса.
Айзек уже на середине лестницы, когда вдруг до него доходит, что он не сделал того, ради чего направлялся в кухню.
Он останавливается. Размышляет. Говорят, что Бог троицу любит, — это касается и несчастий. Итак: 1) твоя самая большая за последние пять лет работа накрылась медным тазом; 2) твоя дочь бросила школу за два месяца до выпуска и 3) твой сын сидит на колесах.
Разве может он вывалить на них еще и свою беду? Тройного удара они не выдержат. Не справятся. Но он справится. Он сделает это без их помощи.
«Вот так-то лучше», — шепчет ему голос в голове. Правильно. Он заставит себя отказаться от таблеток. Ему всегда говорили, что можно справиться с чем угодно, если только правильно настроиться, и это всегда оказывалось правдой. Так почему сейчас должно быть иначе?
На этот раз голос в голове молчит.
РОКСИ
В отличие от Айзека, я проходила через это раньше. Так что здесь у меня несомненное преимущество. Но почему же я так встревожена?
Я следую за ним в его комнату. Он закрывает дверь, но что для меня какие-то двери? Нельзя запереть снаружи то, что несешь с собой. Айзек ходит из угла в угол, пытаясь собраться с мыслями и сделать то, что, по его мнению, надлежит сделать. Я приникаю к нему с намерением сломить его решимость.
— После всего, что было между нами, ты хочешь прекратить наши отношения? — говорю я. — Как ты можешь, Айзек?! Как ты можешь быть таким холодным, таким жестоким?
— От тебя у меня только неприятности, — буркает он. — Теперь-то я это понимаю.
— Ах вот, значит, как! Думаешь только о себе! А про меня не подумал? Про нас?
— Нет никаких «нас»!
Все мое существо сжимается, когда я слышу это. Я проходила через подобное тысячи раз. Манипуляции, запугивание получаются у меня автоматически, на мышечной памяти. Помню все фразы наизусть, как таблицу умножения. Чистая математика. Я точно знаю, как часто мои расчеты срабатывают, а как часто нет. Но сегодня эти цифры меня не успокаивают и проверенные временем и опытом слова звучат не как приемы обычной боевой тактики. Я чувствую, что они искренние. Настоящие.
Вот правда, которую я не могу признать: его решимость, должно быть, сильнее, чем моя хватка. Такое бывает. В этих случаях я обычно чувствую лишь легкий удар по самолюбию, после чего немедленно перескакиваю на новую мишень с еще более твердым намерением подчинить ее или его своей воле.
Но в случае с Айзеком я не в силах даже вообразить себе поражение, — и наш с Аддисоном спор ни при чем. Ставка уже гораздо больше. Я не могу даже подумать о том, чтобы потерять Айзека. Что же это такое, черт возьми?! Как я позволила этому случиться?
Айзек берет кошелечек для мелочи и направляется в туалет. Я знаю, что он задумал.
— Айзек, прекрати! Остановись и… и я прощу тебя. Обещаю! — Я обвиваю его руками. Нежно. Властно. Но этого мало, чтобы остановить его.
АЙЗЕК
Брат с сестрой пользуются одной ванной комнатой, но половинки шкафчика отличаются друг от друга самым полярным образом. У Айви туалетные принадлежности аккуратно расставлены, на стороне Айзека царит бардак. Еще совсем недавно все было наоборот.
Не позволяя себе изменить решение, Айзек раскрывает кошелечек и высыпает таблетки в унитаз. Все до одной. Они тонут в воде и скользят по фаянсовому склону на дно, сверкая, словно жемчужины в мелком бассейне.
Он едва не запускает руку в унитаз, чтобы выловить их. Но они уже начали растворяться. В унитазной воде.
«Но ты все равно еще можешь их спасти!»
Голос пугает его до такой степени, что он выхватывает из-под раковины бутылку средства для чистки унитазов и выпускает в воду большую порцию голубого едкого геля. Все. Теперь он не может их спасти. Они отравлены. Айзек чувствует облегчение. Айзек чувствует себя глупо. А голос в голове говорит ему то, что он и так прекрасно знает сам:
«Ты еще об этом пожалеешь, Айзек».
Но, несмотря на голос, он протягивает руку к маленькому серебристому рычагу, закрывает глаза и спускает воду.
РОКСИ
Я пыталась. Я пыталась каждой унцией своего существа остановить его.
— Ты собираешься отправить все, что было у нас с тобой, в канализацию?
— Уже отправил. Все кончено. Я не нуждаюсь в тебе. Я не хочу тебя. Все, чего я хочу, — это чтобы ты ушла.
Как больно! Но ему я этого не покажу. И все же последнее слово останется за мной. Так происходит всегда. Я наклоняюсь ближе и шепчу свое пророчество ему в ухо:
— Ты будешь страдать, а меня не будет поблизости, чтобы утешить тебя. Ты будешь криком кричать, зовя меня, а в ответ получишь лишь молчание. В самый страшный момент твоей жизни никто не принесет тебе облегчения, и тогда ты поймешь, что такое настоящее одиночество.
Я ухожу не прощаясь. Потому что я не прощаюсь никогда. Ни с кем. Ни из каких соображений.
И только отойдя подальше, позволяю себе расплакаться. Во мне кипит такая ярость, что, кажется, я вот-вот вспыхну, как звезда в ночном небе.
«Ненавижу тебя, Айзек!»
Но пылающие в том же небе миллионы других звезд возвещают мне великую истину, доказывающую, что моя ярость не что иное как тлеющий уголек.
«Я люблю тебя, Айзек», — говорят звезды.
Ибо это я, я сама, затерянная в межзвездном пространстве, осознаю теперь, что такое настоящее одиночество.
25 ПлеМЯ деТей увЕчного боЖества
АЙВИ
На быстром автомобиле можно убежать от чего угодно, думает Айви. К сожалению, отстой-мобиль Тиджея нельзя назвать быстрым. Фактически, он едва способен опередить собственный выхлоп. И поэтому все, от чего Айви пытается убежать, без проблем цепляется за бампер и едет зайцем.
Их накаленная солнцем машина катит на фестиваль «Пустынный рой». В салоне четверо: впереди сидят Тиджей и Тесс, на заднем сиденье — Айви и случайно прибившийся к ним субъект, которого все называют Снеговик Джимми, потому что: а) он нюхает известную белую субстанцию и б) у него всегда холодные руки.
Он пялится на Айви и делает вялые попытки очаровать и развеселить ее в надежде вторгнуться… так скажем, в ее личное пространство. Как будто оказаться невесть с кем на заднем сиденье автомобиля уже само по себе дико романтично. Если этот тип попробует дотронуться до нее своими мерзлыми ручками, она обломает ему пальцы, как сосульки.
Айви запускает руку в сумку и вытаскивает флакон с таблетками. Она не собиралась брать его с собой, но он стоял на ее письменном столе и взывал: «Я тебе нужен! Я не дам тебе уснуть до самого конца фестиваля». Она полагает, что это правда. Как-никак, это все же амфетамин. Приятель по учебе может накачать ее бодростью и сосредоточенностью не только для учебы.
Снеговик Джимми наблюдает, как она скручивает с флакона пробку, и изображает на физиономии улыбку, от которой одна его ноздря почему-то кажется больше другой.
— Что там у тебя, Айви? — интересуется он.
— Не твое дело. — Она проглатывает таблетку всухую.
— О, а мне дашь?
— Ты ведь даже не знаешь, что это за хрень. Может быть все что угодно. А ну как это цианистый калий, и я сейчас начну пускать пену изо рота, а потом сдохну?
— Ну не пускаешь же. Так что, дашь?
Она закрывает флакон и кладет обратно в сумку, причем закапывает поглубже.
— Нет, и не проси.
— Ну ты и зануда.
Айви отворачивается и смотрит в окно на пустыню, жарящуюся в лучах предвечернего солнца. «Это мое племя», — напоминает она себе. «Дети увечного божества».
«Это не так!» — твердит противный голос в голове. Айви советует ему отправиться в пешее эротическое путешествие. Она всегда принадлежала к этому кругу, и любые попытки вырваться оказались напрасны. Против неодолимой силы не попрешь. Вселенная вынесла свой приговор. Хочет Айви того или нет, а ее место здесь, на заднем сиденье автомобиля возле торчка с холодными руками.
АДДИСОН
Отлично. Если это то, чего Айви хочет, она это получит. Не понимаю, почему это должно меня огорчать — я же к этому и стремлюсь. Моя игра выходит на финишную прямую. Больше не надо пихать Айви носом в книги, так что теперь я могу полностью сосредоточиться на том, как привести ее на Праздник. Да я в два счета притащу ее туда и, черт возьми, не буду чувствовать никакой вины, потому что это ее решение, не мое. Моя задача — поспособствовать, ничего более. Я могу облегчить ей путь в любое место по ее выбору. Если она выберет небытие — ну, значит, туда. Я доведу ее до самого конца, причем сделаю это раньше Рокси. Вот тогда и посмотрим, кто сильнее.
Время идет, солнце клонится к закату, и мы оказываемся в длинной очереди автомобилей, ползущих к месту проведения фестиваля. Наконец мы заезжаем на обширную парковку, временно разбитую посреди пустыни. Когда мы выходим в изнуряющую жару, нас приветствует приторно-сладкий запах духов Мэри-Джейн и аритмия басовых пульсаций, исходящих от нескольких групп, играющих одновременно.
— Здесь пять площадок, — сообщает Тесс. — Огромный амфитеатр для топовых, три сцены поменьше для восходящих звезд и одна маленькая для малоизвестных с потенциалом. Правда, они, как правило, отстой.
Я напоминаю Айви забрать сумку, прежде чем Тиджей закроет машину.
Как только мы проходим в ворота, становится ясно, что это не просто фестиваль музыки. Здесь и карнавальные аттракционы, и будки, в которых продается все, чего ни пожелает толпа, и целая улица кафе на колесах.