Счастливая была Роксолана. Улыбающаяся, жизнерадостная как солнце. Но и на солнце надвигаются облака…
Утром вышла из своих покоев — навстречу ей Махидевран. Наверное, ждала. Изогнулась своим пышным телом, глаза отводит, изображая наслаждение, и как бы случайно показала белый платочек султана… Вспыхнула Роксолана, сражу же вернулась назад, а Махидевран удовлетворенно хохотала…
Чуть позже Роксолана и ее сын, одетые в скромную дорожную одежду, направились к воротам сераля. В руках у женщины был узелок, и платок-яшмак на лице. За ней бежал испуганный черный евнух. Стража на воротах растерялась… Роксолана никого не слушала, не видела. Шла вперед.
…Султан удивленно спрашивал Роксолану:
— Куда ты шла? Что случилось? Ты больна?
Были в покоях Роксоланы. Она качала малыша. Положила его в колыбель. Султан хотел обнять Хюррем, но она отшатнулась.
— Скажи, Сулейман, ты мог бы быть с женщиной, если бы узнал, что она недавно была в объятиях другого мужчины?
Уставился на нее султан и ответил жестко:
— Нет.
— Вот и я не могу. Хотела сделать то, что делают женщины в моей Украине, когда их мужья имеют любовниц. И я сделаю это!
— А что именно? — старался не терять терпения султан.
— Оставлю твои палаты, столицу и государство. И не возьму с собой ни единого украшения, что ты мне подарил: ни жемчужную диадему, ни перстня с бриллиантом, ни синей бирюзы, ни одежды из шелка, ни денег!
— Ты думаешь, мои люди не нашли бы тебя? — улыбнулся султан.
— А если бы поймали, чтобы ты сделал? — пожала плечами Роксолана.
— Что? — ответил удивленно. — Запер бы в гареме!
— По какому праву? Ведь я свободна! Ты мне свободу подарил, султан Сулейман, которого все уважают и которого прозвали Законодателем за его ум и мудрые законы.
Сулейман снова улыбнулся:
— Но ты добровольно венчалась со мной. Знала, видела, что я имею и других женщин. Так или нет?
— Да, но я думала, что ты оставишь других. Любовь не терпит подруг! — здесь уже она взорвалась, и была очень хороша в этом взрыве и гневе.
— Чего ты хочешь? — спросил повелитель.
— Хочу жить с тобой, как это принято у нас на Украине. Хочу, чтобы ты отказался от гарема!
Здесь уже султан не выдержал, и разгневался сам:
— Ты единственная в моем сердце. Но отказаться от гарема — это уже слишком. Такого никогда не было в роду Османов. Это позор для султана. Что скажут мои подданные?
Настя посмотрела на него и сказала тихо:
— А как же пророк Магомет? Он долго жил с одной женой, Хадиджой…
Молчал Сулейман. Здесь уже Роксолана не выдержала, погладила мужа:
— Я хочу любить тебя, как любила моя мать моего отца… помогать тебе в твоих государственных делах, потому что их очень много…
Султан уже веселился, как юноша:
— Кто из нас завоеватель — ты или я? Ты получишь мой гарем, а потом приберешь к рукам государство? А если я обману тебя с гаремом?
— Все знают, — подняла улыбающееся личико, — что слово, данное Сулейманом, тверже стали.
— А ты никогда еще не говорила мне неправды?
Смутилась, глаза опустила:
— Однажды…
— Когда? — удивился.
— Тогда, утром… У моря… Когда приплывали рыбаки…
Я сказала, что хочу есть. Но я была сыта любовью. Думала, что ты голоден, и стеснялась спросить тебя…
Эти слова были как мед султану. Схватил жену на руки, закружил…
— Я выполню то, чего ты добиваешься! Забуду дорогу в гарем и больше не прикоснусь ни к одной женщине, кроме тебя!
Роксолана гуляла в парке с сыном Селимом и Мустафой. Была приветлива с обоими. И Мустафа — красивый, живой как ртуть мальчик с умными глазами — был добр и ласков к своему брату. Боролись, бегали друг за другом. Лохматый «Калым» тут же. Смех раздавался на весь сераль. Вдруг к Роксолане, которая вышивала украинский узор, поглядывая на детей, подошла темная, как ночь, Махидевран.
— Я все знаю! — крикнула. — Ты его очаровала, проклятая украинка. Ведьма! Пришлая из Черного шляха, без роду и племени! И рано радуешься! Ты думаешь, что победила меня и весь гарем? Подожди! Вот станет мой Мустафа султаном — посмотришь! А ну, сынок, отойди от этого недоноска Селима!
Пораженная Роксолана побледнела. Испуганного Мустафу забрала служанка, а Селим ухватился за мать. Неподалеку кружил растерянный Хассан.
— Слышала о заповеди Фатиха? — кричала разъяренная черкешенка. — Власть переходит в руки старшего сына, а все его братья уничтожаются! Это закон! Рано или поздно Мустафа станет султаном — а твоих сыновей, сколько бы их не было, задушат черным шелковым шнурком! Вот таким! — воскликнула она, размахивая шнурком. — А я стану валиде, матерью султана! — бросила шнурок в лицо Роксоланы и ушла, гордо подняв голову.
Роксолана перевела взгляд на визиря, который только что подошел и слышал крики Махидевран.
— Заповедь Фатиха — это правда? — спросила его Роксолана.
— Да, о, несравненная Хюррем. — поклонился ей визирь. — Мудрый султан Фатих ввел такое правило, чтобы избавиться от братоубийственной борьбы за власть, которая терзала нашу страну. И теперь мы, ученые улемы, следим, чтобы оно выполнялось обязательно. Это делается для общего блага.
— Но это было в прошлом… Ведь Сулейман никого не убивал!
— Он был единственным сыном. У него не было братьев, — спокойно ответил визирь.
— Как можно убивать невинных детей? — побледнела словно саван Роксолана. — Это немыслимая жестокость!
— Такая судьба сыновей султана, о Роксолана Хюррем… — поклонился ей Ахмед-паша, наслаждаясь отчаянием бывшей рабыни. — У каждого свой кисмет (судьба)!
…Султан гладил по голове дрожащую жену:
— Успокойся, любимая моя. Успокойся…
— Это просто ужас, что говорит эта Махидевран! — шептала. — Я не хочу ее больше видеть!
Рядом играл на ковре маленький Селим. Султан посмотрел на него и вздохнул:
— Хорошо, я отправлю ее в далекую провинцию…Больше ты ее не увидишь. А ты присматривай за Мустафой. Он хороший мальчик, и очень привязан к тебе. Говорил мне, что любит тебя больше, чем свою мать… Потому что Махидевран злая и занимается только собой.
Казнь в султанском дворце
— Отмени приказ Фатиха! — не могла успокоиться Роксолана.
— Этого я не могу сделать… — вздохнул Сулейман. — Не бойся. Пока я жив, ничего с нашими сыновьями не произойдет. Ты мне подаришь сына? — уткнулся лицом в ее живот, словно прислушивался к новой жизни. И вдруг султан и его жена увидели, как забавно карабкался на трон малыш Селим.
Не могла уснуть Роксолана. Месяц пробивался сквозь облака, шел дождь. Молнии где-то далеко пронзали море. Султанша встала, вынула из сокровенного тайника кусок парчи, которой она завернула драгоценные для себя вещи — изорванные брачные туфельки, серую невольничью одежду, в которой впервые встретила Сулеймана и серебряный крестик. Взяла этот крестик в руки… И увидела перед собой печальные глаза Богоматери, крест монастыря, видела, как молния ударила в дерево, под которым стояла она с Сулейманом, и как бурлила внизу темная бездна моря…
Утром маленький Мустафа под наблюдением евнухов учился скакать на коне. Роксолана, отодвинула оконный занавес и наблюдала за мальчиком со второго этажа.
Тяжелый был этот взгляд…
В руке она держала черный шелковый шнурок.
Падал дождь на землю христианскую, которая стонала от Джихада — священной войны, которую вел Сулейман. Он ехал по раскисшей дороге, окруженный стражей, а за стеной дождя гигантским змеем тянулось за ним огромное войско, о размерах которого можно было догадаться по сопровождавшего его шуму, подобному морскому прибою: был здесь и храп лошадей, и скрип колес, и крики начальников, и топот ног, и дыхания сотен тысяч людей.
Падишах ехал на черном как ночь коне, под зеленым знаменем Пророка, с мечом Магомета. Воины, которых обгонял Султан, со страхом и уважением смотрели как на образ в незыблемую фигуру Сулеймана, сидящего на быстром коне как высокая каменное подобие кары Господней, не обращая внимания на дождь. И были аги и паши более пышно одеты, чем их повелитель: никакого металла кроме твердой стали не имел при себе, никакой отделки не было на его одежде.
Солнце закатывалось за горизонт. Султан молча стоял на холме и смотрел, как его моджахеды штурмовали крепостную стену. Кто-то забросал хворостом глубокий ров, а кто-то уже карабкался по лестнице, падал, перелезал на стену…
Вокруг все было в огне и клубах дыма. Ревели пушки, кричали люди…
Сулейман застыл неподвижно, казалось, не слушал гонца, который упавши ниц, докладывал о ходе жестокого боя. Наконец, султан увидел как открылись крепостные ворота, как рванулась туда конница, и как затрепетал на башне зеленый флаг…
И упал властелин половины мира на колени помолиться Аллаху за победу.
Роксолана сидела на троне, рядом стоял Мустафа, подрос Селим, а на руках она держала младенца Баязеда. Итальянский художник рисовал групповой портрет, любуясь улыбкой султанши, разговаривая с ней на своем певучем языке — Роксолана знала немного и его.
Уставший Баязед вырвался из рук.
— Закончим, дети устали… — распорядилась женщина. — Спасибо, сеньора, жду вас завтра… Бегите… — обратилась она к старшим детям. — И слушайте учителя Абдуллаха!
Дети радостно выскочили из зала, а Баязеда забрала служанка.
Роксолана перешла в другой зал, где вместе с Ахмед-пашой стала обсуждать макет имарета и других зданий возле Авретбазара. Султанша вникала во все детали. С уважением и удивлением смотрел на нее строитель. Именно сюда евнух принес на подносе бумаги. Роксолана тут же сломала печать — письмо было от Сулеймана. Пробежала глазами, выпрямилась гордо и сказала Ахмед-паше:
— Войско султана взяло Будапешт! Пусть весь Стамбул, вся страна знает об этой прекрасной победе! Я хочу раздать милостыню!
Когда, в окружении охраны, раздавала милостыню бедным людям, произошло почти чудо. Какая-то старушка, в убогой украинской одежде, прорвалась между лошадей янычар, с плачем и с монетой — милостыней в руке: — «Настенька, дитя мое! — возле лектики султанши упала.