Султан велел подать изысканные блюда.
А Роксолана в душе праздновала большую победу. Больше месяца готовила она побег своих земляков. А этой ночью Али-ага вместе с отцом и другими пленными изрубили стражу, вывели из портовых подземелий рабов-невольников с Украины и Московии, вооружили их. Потом уничтожили стражу возле галер. А там их уже ждали, готовились, знали.
Еще никогда так быстро не мчались галеры по воде — гребцы уже не были рабами, и силы их удесятерились.
Не угнаться уже султанским янычарам за тремя галерами, которые режут волны Черного моря. Подняты паруса, и попутный ветер несет счастливых, возбужденных казаков к родным берегам, «в мир крещеный, в тихие воды, в ясные зори»…
В обществе любимой Роксоланы султан забыл о потере. А может, и не забыл, просто у него изменилось настроение. И понимал Сулейман: никто не догонит галер, на веслах которых сидят лучшие гребцы, бегущие в свой родной край, на свободу.
А они действительно быстро мчались по морю, поседевшие, почерневшие от солнца, ветра, тяжелой работы, горькой неволи, они весело болтали и вспоминали добрым словом Настю-султаншу, слава ей в веках.
Прошел год.
У Роксоланы радость: родился сын Селим. И рада Настя, но ей немного грустно: хороший мальчик, но… нет уже возврата в Украину. Не только клятва Сулеймана, но и сын приковал ее к чужбине. Впрочем, это же сын! Он вырастет… И такой будет, как Али. И тогда… О, тогда они могут вместе вернуться… Что ж, посмотрим.
Нянь много. Рабыни так и вьются подле молодой матери и ребенка. Только иногда замечтается Настя: ох, если бы это родная мама была со мной, и если бы я жила в своем Рогатине; родила бы сына Семену; приходили бы подруги, соседки, родственницы, приносили роженице и новорожденному подарки: «чтобы рос здоровый и счастливый», а затем устроили бы смотрины, крестины; а какие песни пели бы; и как красиво в церкви хор пел бы «многая лета». А в саду щебетали бы соловьи, и кукушка накуковала бы сыну долгие-долгие годы…
Замечтается Настя, потом оглянется: роскошные покои, ковры, золото, серебро, бархат, рабы… и все чужое. Но теперь есть утешение: маленький Селим. И еще: девятая галера недавно исчезла с Босфора. Почти все рабы — украинцы. Есть и белорусы, московиты. Они уже дома. Вспоминают ли там ее — султаншу? Турчанку.
Нет, не турчанка она. До самой смерти останется украинкой, дочерью рогатинского священника, славного рыцаря Запорожской Сечи. Не предаст она в душе ни веры, ни Украины, ни памяти родителей.
Бороться.
И есть с кем. Она уже немного знает о планах Ибрагима. Хитрый, старый пес. Надо ей быть настороже… И она изучает арабский язык, чтобы общаться с арабами — рабами великого визиря (он любил именно их). Она одаривает слуг, они должны все слышать и все видеть.
Настя готовилась.
Готовился и великий визирь.
Летели напряженные дни, месяцы…
А внешне все выглядело спокойно, размеренно.
Каждое утро служанка подвозила Роксолане тележку с едой. Сверкали позолоченные зарфы — блюдца для кофе, инкрустированные драгоценными камнями (каждый камень — знала Роксолана — стоит десять тысяч пиастров), серебряные мангалы — жаровни, фарфоровые блюда с позолоченными крышечками. Служанка крутила столик, а Настя выбирала блюда. Остаток отдавала слугам.
Затем — прогулка с маленьким Селимом по саду. Роскошный обед. Путешествие по морю на ялике — любимый отдых Насти. Приказала грести далеко в море. Потом час ялик качался на волнах, а Настя всматривалась в голубой горизонт, из-за которого выступали далекие неподвижные облака. Ей казалось, что это именно с Украины подул ветерок. Иногда она ощущала запахи мяты, любистка. Иногда она слышала кукушку… Чьи-то родные голоса… Тогда приказывала возвращаться. Как можно быстрее.
Женщины гарема и слуги-евнухи. Художник Шарль Амадей Филипп Ван Лоо
Вечером — книги. И арабский язык. Собственно, она приглашала рабов, и они по-простому учили султаншу: рассказывали сказки, легенды, сообщали новости.
Она знала, что при султанском дворе, в порту, среди янычарской стражи, на галерах очень много лазутчиков Ибрагима. Великий визирь хочет разоблачить, застать на горячем тех, кто устраивает побеги невольников на галерах. И все же недавно одиннадцатая за последнее время галера исчезла из стамбульского рейда, и через двое суток судно, как и все предыдущие, бросило якорь у самой Большой Хортицы и было сожжено беглецами-казаками.
Ибрагимовские подхалимы, следовательно, не помогли.
Их разоблачали, таинственным образом убивали, потому что они все были турки. А Настины верноподданные — арабы и негры. Да еще армяне, грузины и, конечно, свои — украинцы, которых почти не осталось в Стамбуле, — они бежали на свободу благодаря ей.
Правда, ей стало труднее устраивать побег на галерах, но Настя не отказывается от своих планов. Пусть злится Ибрагим, свирепствует. У него должно кончиться терпение. Этого и ждет Настя: он тогда начнет действовать грубо, опрометчиво — и она воспользуется этим. Идет тайная война.
Настя, опершись на бархатные голубые подушечки, полулежит в своей роскошной золотой беседке. Вокруг — цветы. В серебряных мелких вазах плещутся золотые рыбки. По золотым тонким решеткам прыгают вниз головами пестрые попугаи. В саду поют соловьи, напоминая Насте Украину и родительский сад…
Солнечные лучи пронизывают кусты цветущего жасмина, блуждают по персидским коврам, отражаются от золота в беседке, наполняя ее сказочным нежно-оранжевым светом, и Настя в нем кажется неземной богиней.
Перебирая бриллианты в шкатулке, султанша ждет венгерских послов. Месяц назад в этой беседке она принимала испанских послов. Испанцы, которым серьезно угрожала мощная Порта, искали покровительства у любимой жены Сулеймана. Так впервые в истории Турции султанша принимала дипломатов.
Золотая беседка — в султанском саду, в которую под страхом смерти запрещалось заходить мужчинам. Но Настя нарушила это правило: именно в золотую беседку пригласила испанских посланников и полчаса разговаривала с ними на латинском языке. А через три дня по ее наущению состоялся первый прием у султана. Испанского посла ввели под руки (чтобы случайно не бросился неверный на султана!) в покои Сулеймана. Внесли ценные подарки: кораллы, бриллианты, золотую статуэтку буйвола. Стоя, испанец красочными, пышными высказываниями восхвалял Сулеймана, просил милости и мира для Испании. Султан кратко поздравил посла и сказал, что дарит испанскому народу мир. Испанца, придерживая за руки, вывели. Прием закончился.
Так благодаря Насте Лисовской началась первая страница в истории турецкой дипломатии.
Это известие молниеносно облетело напуганную янычарами Европу. За неделю посланцы венецианских дожей принесли в золотую беседку девять серебряных ваз, наполненных зеркальной водой, в которой плескались красные рыбки. На серебряном подносе к ногам Роксоланы положили символическую золотую корону повелительницы и спасительницы Европы.
На другой день Настя говорила султану:
— Заря Аллаха, тебе надо оставить Венецию в покое. Этим ты покажешь миру свое великодушие… История прославит тебя.
Всемогущий завоеватель, тиран, повелитель тридцати государств послушно склонял голову перед своей мудрой Роксоланой и готовился принять послов Венеции.
Сегодня Настя принимает венгерских послов. Она хорошо понимает причину их посещения: только что турецкие янычары опустошили Венгрию, бросили ее к ногам Сулеймана Великого. В яростной битве у Могача погиб сам венгерский король Людовик I.
Теперь на престол Венгрии местная знать выдвинула храброго венгерского дворянина и полководца Яна Заполия, но неожиданно вмешалась Австрия, которая доказывала свое право на престол: покойный Людовик I был ставленником Вены. Австрийская знать без особых усилий сделала королем Венгрии своего вице-князя Фердинанда.
Яна Заполия скинули с престола. В обескровленной, ограбленной дотла стране начались распри между дворянами, возмущался и народ.
…Роксолана была уверена: к ней должны прийти именно сторонники Яна Заполия.
В прихожей беседки четыре гигантских евнуха-негра снимали уже сапоги с послов, мыли им ноги, окуривали душистым зельем. Наконец послы надели легкие сандалеты и вошли в волшебную беседку.
Шесть раз низко поклонились послы султанше, их было двое. Один — Настя снисходительно улыбнулась — знакомый уже ей венецианец: он взялся хлопотать за Венгрию, очевидно, потому что знал дорогу к золотой беседке. А второй — высокий, стройный, с лихими черными усиками, тонкими чертами лица, холодными серыми глазами. Что-то очень знакомое Насте. Он как раз и начал:
— Приветствую тебя, преславная и волшебная султанша, поздравляю от имени венгерского народа и короля нашего Яна Заполия и его жены Изабеллы…
Роксолане понравилось, что посол признает своим королем славного венгра Заполия. Она сама больше симпатизировала Яну Заполию, потому что понимала, в какие страшные лапы попадает венгерский крестьянин: будут брать турки, сдирать и свои господа, а тут еще и Австрия загребущую руку протягивает…
Настя пристально присмотрелась к послу. Наконец перебила, взволнованно воскликнула:
— Вы Эрнст Тынский? — Посол побледнел.
— Да, это вы… Садитесь, — она показала на подушки. Венецианец сел, а Тынский продолжал стоять. — Однажды вы проявили слабость духа…
Тынский присматривался к султанше и через покрывало узнал… бывшую желанную свою невесту. Упал на колени.
— Вы… вы…
— Ничего. Забудем о прошлом, — вздохнула. — Только то, что вы пришли сюда, в грозное гнездо всесильного повелителя, которого может рассердить ваша просьба и… вы рискуете головой, одним словом… И то, что вы добились встречи со мной, говорит, что вы стали, Эрнст, гораздо храбрее. И я ценю… Более того, я сочувствую… Я за то, чтобы Венгрией правил венгр…
Дрожащими руками Тынский разворачивал какой-то подарок. Он, кажется, потерял дар речи. Он молча протянул Насте небольшую золотую икону. Образ Богоматери.