Посещал Государь фронт в марте (28-30-го — части 9-й армии у Каменец-Подольска и Хотина), мае 1916-го года (в последнем случае были осуществлены визиты на Юго-Западный фронт и Черноморский флот) и позднее.
Выбор маршрутов был далеко не случаен. Визиты осуществлялись в узловые пункты ТВД, посещались войска, которым предстояло сыграть активную роль в предстоящих операциях.
Так, визиты осенью 1915-го года в Вилейку и Молодечно (важнейшие операционные пункты Виленской операции) и на Юго-Западный фронт (в период Чарторийской операции и боев на Серете и Стрыпе) фактически указали на стратегически переломные участки Русского фронта в кампании 1915-го года. Перед началом кампании 1916-го года Император посетил Западный фронт (как мы уже отмечали, он должен был играть ключевую роль), после же того, как акцент сместился в полосу Юго-Западного фронта, Государь в мае особое внимание уделил этому оперативному объединению. В 1916-м году под особым контролем Императора находился Черноморский флот.
В периоды инспекций Государя проверялась боеспособность войск, настрой и боевой дух представителей генералитета, офицерства и рядового состава.
Во время поездок на фронт Императора отличала особая внимательность и деликатность. Он стремился посетить все части и батареи в инспектируемых войсках: во время смотра здоровался со всеми военнослужащими (офицерами — лично). Так, на Празднике Георгиевских кавалеров 26-го ноября 1915 года Государь обошел всех 170 офицеров-кавалеров и пообщался с каждым. И хотя это заняло полтора часа времени, но произвело огромное впечатление на присутствующих.
Характеризуя значимость посещения Николаем II воинских частей на передовой, офицер управления генерал-квартирмейстера Штаба Верховного Главнокомандующего штабс-капитан М.К. Лемке писал: «Всем нравятся здесь частые поездки царя к войскам; Николай Николаевич ездил только в штабы фронтов, а войска почти не видел»[167].
Наконец, визиты Императора на фронт носили и важную информационную нагрузку: общаясь с непосредственными участниками боевых действий, Государь мог составить свою картину реальной обстановки, зачастую отличную от преподносимой ему в Ставке, а также услышать мнение фронтовиков о тех или иных представителях высшего командного состава. Так, по свидетельству очевидца, данное обстоятельство приносило свои плоды: «Государь внимательно слушал доклады начальствующих лиц, вставляя свои замечания, которые ясно показывали, что он знает подробно все действия доблестных войск до отдельных частей и их начальников включительно. Это видимо не нравилось некоторым из высших чинов штаба»[168].
Во время одной из таких поездок по фронту Император Николай II вместе с Наследником Цесаревичем Алексеем Николаевичем оказался непосредственно на передовых позициях — в 3–4 км от передовой, в сфере огня полевой артиллерии противника. Граф Д.С. Шереметев вспоминал: «Государь настойчиво требовал, чтобы Его допустили до передовых окопов наших пехотных подразделений. Генерал-адъютант Иванов боялся взять на себя такую ответственность, но Господь Бог, видимо, благословил желание Государя: с утра пал сильный туман, дорога, ведущая к окопам и обстреливаемая неприятельской артиллерией, сравнительно была более безопасна. Генерал-адъютант Иванов настоял, чтобы было не более трех автомобилей… Окопы были заняты одним из наших пехотных полков. Государь приказал Цесаревичу хранить полное молчание. Рота солдат, вынырнувшая из окопа и возвращавшаяся на отдых, с удивлением узнала Цесаревича Алексея Николаевича. Надо было видеть радость и изумление солдат, когда они поняли, что перед ними Государь Император с Наследником Цесаревичем»[169].
Значение смотров и посещений Императором частей и учреждений в период тяжелой войны имело огромное значение. Войска, ведущие однообразную военно-походную жизнь, зачастую видевшие лишь свое ближайшее начальство, буквально наэлектризовывались от вида самой фигуры монарха, подтягивались и ободрялись.
Генерал-майор П.Н. Краснов следующим образом писал о впечатлении, которое производили Государь с Наследником на солдат и офицеров: «Государь взял на руки Наследника и медленно пошел с ним вдоль фронта казаков. Я стоял во фланге своей 3-й сотни и оттуда заметил, что шашки в руках казаков 1-й и 2-й сотен качались. Досада сжала сердце: «Неужели устали?… разморились». Государь подошел к флангу моей сотни и поздоровался с ней. Я пошел за Государем и смотрел в глаза казакам, наблюдая, чтобы у меня-то, в моей «штандартной» вымуштрованной сотне, не было шатания шашек. Нагнулся наш серебряный штандарт с черным двуглавым орлом, и по лицу бородача, старообрядца, красавца-вахмистра потекли непроизвольные слезы. И по мере того, как Государь шел с Наследником вдоль фронта, плакали казаки и качались шашки в грубых, мозолистых руках, и остановить это качание я не мог и не хотел»[170]. А.С. Лукомский отмечал: «Видя Государя я, как и другие, испытывал только чувство обожания, подъема и ощущение, что сделаешь всё, что будет приказано Царем… В войсках ощущались те же чувства к Царю и Наследнику»[171].
Показательно, что уже на грани отречения монарха обаяние Николая II в глазах простых солдат и офицеров было все так же высоко. Очевидец следующим образом описал встречу Государя с военнослужащими идущего на фронт эшелона 28-го февраля 1917-го г.: «Мы проезжали медленным ходом какую-то небольшую станцию, на которой стоял встречный поезд с эшелоном направлявшегося на фронт пехотного полка. Им, видимо, было уже известно о проходе императорского поезда: часть людей с оркестром стояла выстроенная на платформе, часть выскакивала из теплушек и пристраивалась к остальным, часть густой толпой бежала около наших вагонов, заглядывая в окна и сопровождая поезд. Его величество встал из-за стола и подошел к окну. Звуки гимна и громовое «ура», почти такой же искренней силы, как я слышал на последнем смотру запасных в Петрограде, раздались с платформы при виде государя и невольно наполнили меня вновь чувством надежды и веры в нашу великую военную семью и благоразумие русского народа»[172].
После Высочайших смотров военная цензура в течение недель читала восторженные солдатские письма на родину о посещении Государя, о том, какой он и т. п.
Соответственно, можно утверждать, что сама фигура монарха России была своеобразным знаменем, а появление Государя на фронте вызывало ни с чем не сравнимый подъем и воодушевление. Так, в Хырове (10-е апреля 1915-го года) солдаты 3-го Кавказского армейского корпуса бежали за автомобилем Императора, рискуя попасть под колеса, так же вели себя солдаты 13-го стрелкового туркестанского полка в Меджинкерте (1-го декабря 1914-го года), восторженно проявлял свои чувства гарнизон Осовца в сентябре 1914 года, радостно «ревели» пластуны в Севастополе 18-го апреля 1915 г. и т. д.
Реализация военно-представительской функции имела и практические последствия. Император 1-го ноября 1914 года объезжал форты крепости Гродно — и немцы были отбиты с большими потерями. Государь благословил под Сарыкамышем в Меджингерте 1-го декабря 1914-го года войска Кавказской армии — и последние, отражая турецкое наступление, в скором времени разгромили 3 турецких корпуса[173]. Та же ситуация произошла и с 3-м Кавказским армейским корпусом после смотра в Хырове. В обстановке развития Горлицкого прорыва противника он одержал блестящие победы под Сенявой и Таржимехами, отражая германское наступление. Воодушевленные Государем русские войска даже в оборонительных боях были победоносны.
2) Кадровая функция — расстановка кадров высшего звена военного управления России. Прежде всего, это касалось сотрудников Ставки.
Оперативный аппарат Ставки был значительно обновлен.
Генерал-квартирмейстером стал генерал-майор М.С. Пустовойтенко — вдумчивый специалист-исполнитель. Его сменил затем генерал-лейтенант A.С. Лукомский — ведущий специалист по мобилизационным вопросам. За успешное проведение мобилизации 1914-го года он был удостоен крайне редкой награды — ленты ордена Святого Георгия к имеющемуся ордену Святого Владимира 4-й степени («в воздаяние особых заслуг, оказанных им делу блистательного выполнения мобилизации»). Дежурный генерал при Верховном Главнокомандующем генерал-лейтенант П.К. Кондзеровский был отличным и знающим работником, со стажем работы в должности 8 лет.
Ключевая должность — начальника Штаба Верховного Главнокомандующего была замещена очень удачно. Генералы М.В. Алексеев и заменявший его на этом посту (10.11.1916 — 17.02.1917) B.И. Гурко сделали много для стратегического руководства боевыми операциями русской армии. Если план кампании 1914-го года был выработан еще до войны и был призван увязать реализацию собственного стратегического планирования и интересы всей коалиции, то план кампании 1915-го года (наступление в расходящихся направлениях) был явно неудачен. Планирование же кампаний 1916–1917 гг. было вполне адекватным и отвечало сложившимся стратегическим и оперативным реалиям. М.В. Алексеев — классический штабной работник, военный ученый и хороший стратег. В.И. Гурко — талантливый фронтовой генерал, военачальник с широким военным кругозором, удивительной энергией, а также дальновидный стратег.
Генерал М. Свечин так отзывался о новом составе Ставки: «Разбирая вопрос о смене командования с военной точки, нельзя не видеть, что окружение Вел. князя и его ближайшие сотрудники слабее сотрудников Государя»[174]. Д.Н. Дубенский также писал об аппарате Ставки: «Генералы: Клембовский, Лукомский, Кондзеровский — ближайшие помощники генерала Алексеева, — все это умные толковые люди, известные генералы генерального штаба, работали свое дело усердно и вообще Ставка была поставлена твердо»