В перспективе должен был быть обновлен и состав командующих фронтами.
Кампания 1916 г. показала, что из лиц, занимавших эти посты, один был хорош (А.А. Брусилов), один отличен (Н.Н. Юденич — т. к. Кавказский фронт включал в свой состав одну армию, то он фактически руководил фронтом) и двое посредственны (А.Н. Куропаткин и заменивший его Н.В. Рузский, а также А.Е. Эверт). Но положительные тенденции наметились и в этой сфере. Выдвинулся ряд талантливых командармов (В.И. Гурко, П.С. Балуев, П.А. Лечицкий и др.). Иллюстрацией тенденции служит назначение командующим Румынским фронтом В. В. Сахарова (официально — помощника августейшего Главнокомандующего армиями Румынского фронта — короля Румынии) — хорошего боевого генерала. П.А. Плеве, один из лучших командармов мировой войны в декабре 1915 г. возглавил Северный фронт (к сожалению, состояние здоровья вынудило его в феврале 1916 г. оставить эту должность). Стоит помнить, что чем выше стояли лица в военно-должностной иерархии, тем более медленным было обновление соответствующего звена в пределах, очерченных действующим законодательством.
Одной из важнейших задач, стоявших перед Государем, был поиск военачальников и создание условий для применения их способностей на деле. Император предоставлял максимальные возможности для генералитета в реализации своих способностей в сфере оперативного руководства боевыми операциями.
Вместе с тем необходимо отметить следующее: представители высшего генералитета России как военные специалисты (Ставки и фронтов) стояли на должном уровне, но уровень их морально-политического развития, как показали события конца февраля — начала марта 1917 г., оказалось не на высоте.
3) Военно-организаторская функция.
Принятие верховного командования в тяжелой обстановке конца лета 1915-го года — мера во многом необходимая. Император брал на себя непосредственную ответственность за действия русской Действующей армии. Здесь будет уместным вспомнить, что германский кайзер Вильгельм Второй, например, такой ответственности на себя не принял и даже не пытался взять военное командование напрямую в свои руки. Более того, армия все больше отбирала у него властные полномочия, и в 1916-м году фактически была установлена военная диктатура, т. н. «тихая диктатура» П. Гинденбурга и Э. Людендорфа. Русский Государь, напротив, принял ответственность за события на фронте в самый тяжелый момент, не выпуская нити управления военными действиями даже в период отсутствия в Ставке.
В прессе союзников России этот шаг Государя характеризовался следующим образом: «Русский народ так же, как и мы, увидит в этой благородной решимости лишнее подтверждение несокрушимой веры в окончательную победу. Принятие государем верховного командования доказывает, что стратегическое положение не только не безнадежно, но и находится накануне перемены к лучшему. Действительно, положение русской армии улучшается с каждым днем, благодаря увеличению количества боевых припасов и постоянному притоку подкреплений… Принятие царем верховного командования еще более придаст решимости его храбрым солдатам отстаивать родину… Государь принял на себя тяжелую ответственность верховного командования армиями не в качестве военачальника или любителя-специалиста. Для исторического романа достаточно присутствия на поле сражения одного такого государя. Между Николаем II и Вильгельмом II нет ничего общего. Последний прибегает постоянно к театральным эффектам и нуждается в одобрении галерки; о первом, избегающем всех феерических эффектов, у многих современников сложилось, вероятно, совершенно ошибочное мнение. Но Николай II может быть уверен, что приговор нелицеприятной истории будет в его пользу»[176]. История мировой войны знает еще один пример принятия монархом верховного командования как доказательство высшей ответственности первого лица в государстве за свою страну — пример героя Бельгии короля Альберта.
По свидетельству Председателя Совета министров В.К. Горемыкина: «Государь не раз говорил мне, что никогда не простит себе, что во время японской войны он не стал во главе действующей армии. По его словам, долг царского служения повелевает монарху быть во время опасности рядом с войском, деля и радость, и горе. Когда на фронте почти катастрофа, Его Величество считает священной обязанностью Русского Царя быть среди войска и с ним либо победить, либо погибнуть»[177].
Наиболее ярко военно-организаторская функция проявилась в деле восстановления мощи вооруженных сил в 1915-16-х годах. Достаточно вспомнить, что оснащенность армии в техническом и материальном плане возросла многократно[178]. Причем важны были не только усилия по увеличению производства, но и шаги в вопросе наведения порядка в деле обеспечения оружием и снаряжением Действующей армии. Так, в беседе с представителем британской армии при Ставке Верховного Главнокомандующего русской армии Дж. Хэнбери-Уильямсом в декабре 1914-го г. Николай Второй заявил ему, что отдал приказ о немедленном принятии всех необходимых мер в деле поставок вооружений[179]. И уже к январю 1916-го года в деле снабжения армии боеприпасами «наметился прогресс, несомненно, благодаря энергии, с которой Император взялся за этот важнейший вопрос»[180].
Была проведена реорганизация гвардии.
В октябре 1915-го года Государь посвятил в свои планы генерала от кавалерии В.М. Безобразова, назначенного командующим войсками гвардии. Гвардия разворачивалась в два пехотных и один кавалерийский корпуса и должна была образовать самостоятельное оперативное объединение — Гвардейский отряд, с перспективой преобразования его в не номерную армию. Армия, состоящая из отборных войск, со всеми необходимыми средствами усиления, должна была стать тараном в прорыве вражеского фронта либо мощнейшим резервом в руках Верховного Главнокомандующего. Алексеев М.В. сообщил командованию Юго-Западного фронта, что Император «желает, чтобы в основе всех соображений по выбору района для расположения гвардейского отряда лежала главным образом активная цель, а предположения по отбитию контр-маневра противника должны иметь подчиненное значение»[181]. Важнейшее значение имело то обстоятельство, что если ранее гвардейские дивизии и корпуса придавались армиям, раздергивались на более мелкие части, то теперь они должны были применяться в рамках единого объединения.
Генерал В.М. Безобразов начал войну участием в Галицийской битве 1914 года, когда его корпус сыграл видную роль в разгроме австро-венгров в боях у Тарнавки. За проявленное мужество он был награжден Георгиевским оружием. 3–5 июля 1915-го года В.М. Безобразов нанес поражение прусской гвардии в ходе Красносоставского сражения. Именно генерал Безобразов должным образом воплотил в жизнь идею своего монарха о создании (впервые в истории России) элитного оперативного объединения. Реформа проходила медленно: сказывалось тяжелое положение с укомплектованием личного состава (особенно в 3-й гвардейской пехотной дивизии). Но 15-го декабря 1915 года Государь уже инспектировал части Гвардейского отряда у Подволочиска.
Император Николай II также уделял большое внимание перевооружению русской армии. Начальник морского управления Ставки А.Д. Бубнов писал: «Государь неустанно заботился и беспокоился о всем том, что могло способствовать успеху нашего оружия: часто посещал войска на фронте, обсуждал разные оперативные идеи и лично знакомился с новыми средствами вооруженной борьбы»[182].
Придавая особо важное значение вооружению и снаряжению своих войск, Николай Второй добивался принятия новых образцов оружия и экипировки на вооружение. Именно ему русская армия обязана внедрением таких технических новинок, как противогаз и огнемет.
Летом 1915 г., когда немцы развернули газовую войну, выдающийся русский ученый Н.Д. Зелинский уже в августе 1915 г. создал первые образцы противогаза. В лице принца А.П. Ольденбургского, ведавшего в то время санитарно-эвакуационной частью армии, Н.Д. Зелинский столкнулся с сильным и искушённым в интригах противником внедрения противогаза в ущерб защитным маскам, применявшимся до сих пор. И тогда Николай Дмитриевич решился написать личное письмо Императору.
3-го февраля 1916 г. в Ставке Верховного главнокомандующего под Могилевым по личному приказу Императора были устроены показательные испытания всех имевшихся образцов противохимической защиты, как русских, так и иностранных. Для этой цели к царскому поезду был прицеплен специальный вагон-лаборатория. Противогаз Н.Д. Зелинского испытывал на себе его лаборант С.С. Степанов. Испытания, на которых присутствовал Николай II, превзошли все ожидания. Степанов смог пробыть в смертельно ядовитой атмосфере хлора и фосгена свыше часа, в то время как несколько других испытуемых на протяжении 5 минут должны были покинуть испытательные помещения. Государь лично поблагодарил Зелинского, а С.С. Степанова за проявленное им мужество приказал наградить солдатским Георгиевским крестом. Последовал приказ об изъятии всех других систем защиты и начале массового производства противогаза Зелинского.
Так, с благословения Императора это спасительное средство было внедрено в Русскую армию. Более того, по личному распоряжению Государя информация о противогазе была сообщена союзникам, благодаря чему были сохранены жизни многих английских и французских солдат. Насколько же наши союзники по Антанте отстали в исследованиях угля от русских, видно из того, что «известный профессор фармацевтической школы в Париже Лебо только в 1916-м г. приступил к изучению поглотительной способности угля (вероятно, по поручению французского правительства) в условиях, сходных с работой угля в противогазе. В своих отчетах, датированных 29 июня 1916 г. и 29 января 1917 г., профессор Лебо приводит две серии опытов, показавших, что уголь обладает максимальной активностью в том случае, когда он активируется медленным прокаливанием при 600° в течение нескольких часов. Для русских ученых такие способы активации были уже давно пройденным этапом»