Кто-то додумался выстрелить — дай бог, чтобы в воздух! — и поднялась самая настоящая паника. Люди заметались в разные стороны, в то же время топчась на месте, как стадо овец, согнанное глупой пастушьей собакой к обрыву. Я заработала тычок локтем в бок, и удар в плечо, отшвырнувший меня в сторону, прямо на другую женщину, и та рухнула на землю, когда я чудом удержала равновесие.
Не теряя ни мгновения, я дернула ее за руку вверх, заставляя подняться прежде, чем затопчут. Перед глазами мелькнула шляпка с фиалками, бледное, совсем юное личико, перепуганные голубые глаза. В ее рукав тут же вцепилась другая, уже зареванная, которой тоже и восемнадцать дашь с натяжкой. Недолго думая, я ухватила первую за локоть и уверенно потащила за собой.
Только спустя квартал, когда дикий гвалт уже наверняка остался позади и никакого шума преследования слышно не было, я выпустила свой «прицеп».
— Спасибо вам, спасибо, мэм, — пробормотала та, что с голубыми глазами. В них еще плескался страх, а потому я только вздохнула:
— Бери свою подружку и кыш отсюда. Живо!
Девочки не стали спорить и, прихватив подолы юбок, бросились прочь, как улепетывающие зайцы. Я только вздохнула — молодежь! — и, оправив наряд, чинно и неторопливо направилась вниз по улице, успокаивая неровное дыхание. Любопытство, конечно, не порок, леди Рейвен! Но источник неприятностей…
Оставшийся путь прошел без приключений. Архивист зашипел на меня как кобра, когда я сообщила, что пришла забрать запрос департамента магического контроля, вытащил из-под стола сверток, завернутый в коричневую вощеную бумагу, и, озираясь так, будто вручал мне опасную контрабанду, сунул его в руки и велел убираться поскорее от греха подальше.
Дорога обратно тоже заняла гораздо меньше времени, но дойти до отдела криминалистики я не успела. Вахтер остановил меня на входе, вручив записку, пришедшую в мое отсутствие. Я пробежалась по ней глазами, поразмыслила несколько мгновений и, крутанувшись на каблуках, снова покинула департамент.
В записке отец Герберт сообщал, что нашел кое-что, что может иметь отношение к нашему делу, и предлагал зайти в любое время. Здраво рассудив, что на рабочем месте меня никто особенно видеть не горит желанием, а отправляюсь я все же по работе, а не по личным делам, решила не откладывать визит в долгий ящик. Уже садясь в пролетку, я сообразила, что следовало занести сначала бумаги в отдел, но махнула на это рукой — ничего, зато не придется объясняться, куда я снова убегаю.
На этот раз в церкви было не совсем безлюдно. Хрупкую тишину разбивал громкий плач, эхом отдающийся под потолком, и ровный голос священника, что-то втолковывающего сотрясающейся от рыданий прихожанке. Мое появление, правда, не осталось незамеченным. Отец Герберт только кивнул в сторону служебной двери, ведущей в подсобные помещения и жилую комнатушку, и вернулся к исполнению своего священного долга.
Здесь я уже бывала. Узкая кровать у стены, застеленная серым покрывалом, широкий книжный шкаф, набитый битком. Стол у маленького окна, тоже заваленный книгами. Книги стояли стопками на полу, громоздились на шатком столике в углу, лежали на подоконнике. Казалось, именно они здесь главные обитатели, а не священник. Почти все они были посвящены всевозможным культам и религиям, зачастую запрещенным, многие поэтому являлись редчайшими изданиями. Отец Герберт своей библиотекой гордился и имел на то все основания.
А вот мне при взгляде на некоторые тома становилось не по себе. Веяло от них чем-то… недобрым. И пусть времена Кровавых богов давно канули в воды реки забвения, до сих пор их адепты то и дело потрясали общественность очередным ритуалом, призванным, как правило, спасти человечество. А спасение, по их мнению, заключалось в смерти.
Отец Герберт появился через полчаса, когда мне уже порядком поднадоело изучать многочисленные корешки. Брать книги в руки я не решалась, несмотря на периодически терзающее любопытство.
— Леди Эрилин, вы быстро. — На этот раз священник был серьезен, и тон его к непринужденным шуткам не располагал.
— Дело важное.
— У меня не так много времени прямо сейчас, поэтому буду краток. Почти сразу же после вашего визита мне в голову пришла мысль о том, что в каждом правиле есть исключения. Да, везде и всегда для ритуальных жертвоприношений необходимы здоровые сильные люди. Это правило, а значит… в то же время, я уверен, что мне ни разу не попадалось описание ритуала, ставящего абсолютным требованием здоровье или нездоровье человека. И тогда я написал одному своему знакомому, редких знаний человек, профессор медицинской кафедры, специализируется на истории этой науки, а вы же в курсе, что ритуальные жертвоприношения были толчком и к медицинскому развитию. Так вот он сообщил, что около двух тысяч лет назад эпидемии чумы и проказы несколько раз вызывались именно ритуалом, жертвы которого в обязательном порядке должны были страдать от этой болезни. Он также указал, в какой книге видел упоминание об этом. К счастью, она нашлась в Главной церковной библиотеке, благо у меня имеется доступ в закрытую секцию… Вынести книгу нельзя, но я переписал все, что могло иметь значение.
Отец Герберт подошел к столу и, взяв с него несколько мелко исписанных листов, протянул их мне.
— Я, конечно, понимаю, что речь идет сейчас не о чуме и проказе, но ритуалы — материи одновременно строгие и гибкие. В книге нет деталей того, как подобное жертвоприношение проводилось, а если верить словам хранителя знаний, то нет их и ни в одной из книг библиотеки. Но это вовсе не значит, что описания нет нигде или что его нельзя, воспроизвести. А также не значит, что ритуал нельзя несколько видоизменить. У нашего века иные болезни, чем две тысячи лет назад, и пьянство, полагаю, вполне можно считать одной из них. Если и у остальных жертв вырезанные органы были поражены болезнями, то, возможно, убийца готовит нечто подобное.
— У язвенника был вырезан желудок… — задумчиво произнесла я, машинально пробегая глазами по строчкам копии. Нет, беглым взглядом тут не отделаешься, надо изучать. — Вы полагаете, что действительно возможно — массово наслать сразу букет различных заболеваний, даже таких, появление которых зависит не от внешних факторов? Чума и проказа все-таки заразны, а язва и цирроз…
— Леди Эрилин, я не берусь ничего утверждать с гарантией, но если рассматривать мотив, связанный с ритуалом или культом, то это — единственный вариант. И то, как видите, он основан на предположении, что кто-то мог найти детальное описание старинного ритуала и видоизменить его, подогнать под собственную задумку. Теория не сказать, чтобы солидная, но имеющая право на существование за отсутствием других. Прецеденты бывали, и в немалом количестве. В основе очень многих современных ритуалов лежат те, что использовались еще многие тысячи лет назад.
— Я понимаю. Спасибо вам большое, отец Герберт. Вы мне очень помогли. — Я прижала листы к груди вместе с папкой архивных отчетов.
— Не стоит благодарности, леди Эрилин. Я ежедневно молюсь за упокой души несчастных и прошу Бога о справедливом возмездии для жестокого убийцы, кем бы он ни был. Кто знает, возможно, именно вам суждено стать орудием возмездия в Его руках…
Как и следовало ожидать, мое возвращение на рабочее место было встречено без восторга со стороны начальства. Наверное, Трейт не расстроился бы, даже прогуляй я целый день, наоборот, радостно потирая ладони, занес бы это как прогул. Еще большим огорчением для господина Трейта стало то, что направилась я прямиком к нему, а не к ожидающей меня «посуде». И все же, несмотря на колючий взгляд, я лелеяла слабую надежду увидеть в нем толику одобрения, хоть крошечку, когда я преподнесу информацию, добытую отцом Гербертом.
— Господин Трейт, мне нужно с вами поговорить.
— Бумаги из архива можете оставить на столе в секретариате, я займусь ими позже, — холодно бросил он и повернулся в сторону своего кабинета.
— Это касается Живодера, я…
— Вам было сказано, что убийством в Тарнхиле займется господин Гейл.
— Да выслушайте же вы меня! — вспылила я, испепеляя взглядом его спину и с большим трудом проглотив слова «тупоголовый баран». — Я нашла ритуал, который может лежать в основе убийств.
Первый криминалист замер, остальные дружно вскинули головы, отрываясь от своих занятий.
— Я вас слушаю, — медленно и с явной неохотой произнес Трейт, повернувшись ко мне вполоборота.
Стараясь не сбиваться на торопливую скороговорку, я пересказала начальнику разговор с отцом Гербертом, перечислила источники сведений и описала то, что мне удалось почерпнуть из записей священника по дороге до департамента.
Но нет, одобрения в серых глазах Найджела Трейта я не дождалась. Только досада мелькнула, очевидно, на то, что это все удалось выяснить именно мне, а не одному из мужчин. Тишина, повисшая в отделе после моего доклада, становилась все напряженнее, первый криминалист медлил, коллеги затаились в ожидании, а у меня от волнения вспотели ладони.
— Передайте всю информацию Оррису. И займитесь уже тем, чем вам поручено заниматься, — наконец бросил он и, сделав последний шаг, скрылся за дверью своего кабинета.
На какое-то мгновение мне показалось, что я сейчас задохнусь. Корсет сдавил ребра, в глазах потемнело, и я впервые была на грани того, чтобы и в самом деле упасть в обморок от нехватки воздуха. Я с трудом протолкнула его в легкие, деревянной походкой подошла к столу Орриса и шлепнула на него рукопись отца Герберта, не глядя ни на одного из присутствующих. После чего развернулась и вышла в пустующий секретариат, громко хлопнув дверью.
Меня распирало бешенство.
Швырнув папку с отчетами тридцатилетней давности на стол, заваленный кипой так и не разобранных бумаг, я принялась яростно мерить шагами кабинет, сжимая кулаки, впиваясь ногтями в ладони и отчаянно пытаясь успокоиться.
Поступая в университет, я была готова к тому, что меня ждет. К тому, что добиваться признания моих способностей придется тяжелым трудом, упорством и недюжинной силой воли. Иногда было так тяжело, что я плакала в своей комнатушке на чердаке в доме почтенной вдовы, плакала беззвучно, в подушку, а потом, утерев слезы, отправлялась снова терзать конспекты и книги.