— Вам доводилось бывать на черном рынке, господин Стивенсон?
— У меня такой род деятельности, миледи, что мне где только бывать и не доводилось…
— В таком случае, может, вы сориентируете меня, к кому обратиться за информацией насчет услуги магического толка?
— Как вам будет угодно, миледи.
Черный округ встретил нас недружелюбными косыми взглядами, едва ли не бросающимися под копыта и колеса мальчишками, выкрикивающими: «Минку, хоть одну минку, добрый господин! Щедрая госпожа!» — и общим обликом нищеты и разрухи. Квартал, в который мы направлялись, и правда был местной торговой точкой, где за четверть бронзовой монеты можно купить отбросов, считающихся едой, и старья, что сойдет за одежду. Вот только за каждым прилавком скрывались сокровища, взглянуть на которые удавалось не каждому.
Департамент на это место имел зуб давно. Регулярно проводились зачистки, кого-то ловили, судили, казнили и отправляли на каторгу, но на месте выполотых сорняков с легкостью росли новые.
По указанию Стивенсона, пролетка остановилась у лавки часовщика, судя по вывеске и пыльной битой и кое-как заколоченной витрине, доживающего свои последние рабочие дни.
Отчасти я с вандалами была согласна — кому нужен часовщик в нищенском районе? Какие часы, когда людям нечего есть? Но охранник заверил меня, что если кто-то и в курсе, где после последней зачистки можно отыскать нелегальных артефакторов, то это господин Ли. Ибо он пережил уже десять лет облав и, судя по тому, как дела его шли до сих пор, — переживет еще столько же.
Стивенсон вошел в лавку первым — рассохшаяся дверь громко скрипнула — и подал руку мне. Изобразив на лице подобающее выражение брезгливости пополам с надменностью, я огляделась вокруг, прижимая к носу надушенный платочек. Помещение было завалено всевозможным пыльным барахлом, отнюдь не только часами, впрочем, и они имелись — большие, до потолка, с тяжелым маятником и громоподобным стуком. Раздались шаги, и под шорох бамбуковой ширмы за прилавком напротив нас появится маленький, сухонький, сморщенный, как чернослив, шинозец[2] с блестящими жучьими глазками и жидкой бороденкой.
Он мазнул по нам со Стивенсоном, казалось бы, совершенно мимолетным взглядом, но у меня сразу же появилось ощущение, что оценено было абсолютно все — мой костюм вплоть до перчаток и перьев на шляпке, осанка, платочек, охранник со всеми его револьверами, амулетами и прочим инвентарем, о котором я сама не подозревала. Оценено, подсчитано и суммировано в количество монет в моем кошельке.
— Добро пожаловать, мэм, — произнес он с ощутимым акцентом. — Чем могу быть вам полезен? Покупка, продажа, залог, починка?
— Информация. — На блестящий вытертый прилавок лег золотой толл, демонстрирующий всю серьезность моих намерений.
Как лег, так и исчез, будто его и не было, и улыбка расцветила лицо господина Ли, сморщив его еще больше.
— Что угодно знать щедрой госпоже?
— Я ищу того, кто может оказать мне услугу весьма деликатного свойства… — Я покосилась на охранника и, наклонившись через прилавок, не отнимая от лица платочка, добавила шепотом: — Необходимо поставить печать магу. — Мой голос сделался еще тише, и шинозец сам наклонился ко мне подобострастно и внимающе. — Практикующему магу.
В раскосых глазах не отразилось ничего, только улыбка продолжала все так же растягивать желтоватую кожу.
— Если вам нужно избавиться от чего-либо ненужного, мэм, вы всегда можете обратиться к старьевщику Джимми. Он живет в квартале отсюда, как выйдете, направо по улице до конца и снова направо, а там вам любой подскажет.
— Благодарю, — я кивнула и направилась к выходу.
На выходе из лавки я была с прискорбием вынуждена признать, что по улице направо пролетка не проедет — дома там сходились настолько узко, что места хватало только на то, чтобы двое встречных разошлись, не задев друг друга локтями. Отпускать пролетку было жаль — где я другую потом найду? — поэтому снова пришлось раскошелиться с обещанием дать еще столько же, если нас дождутся. Оставалось лелеять надежду, что жажда наживы у извозчика пересилит нежелание долго торчать в не самом гостеприимном районе Карванона.
А когда мы шагнули в сумрак улицы, полутемной из-за того, что крыши почти сходились над головами, я почувствовала дикий для этих мест, но отчетливый аромат кофе — кажется, господин Стивенсон активировал какие-то амулеты. Впрочем, слишком настороженным и недовольным охранник тоже не выглядел. Обыкновенно собранным — да, но не более. И это лишний раз давало мне повод увериться в правильности собственных действий.
Лавку «старьевщика Джимми» мы нашли достаточно быстро, даже никого не пришлось донимать расспросами. Вывеска у него была на удивление опрятная, хоть и простенькая — аккуратные белые буквы на деревянном прямоугольнике и пририсованный дырявый башмак. Я вошла снова вслед за Стивенсоном в темное помещение и почти тут же была огорошена грубым окриком:
— Краденым не торгую! Все, что имеется, — честно куплено, а если вам сказали обратное — нагло врут.
— Не нужно мне ваше честно краденое! — возмутилась я, сторонясь полок, заваленных хламом, и коробов с одеждой сомнительной чистоты.
— А покупать у благородных господ я тем более не покупаю, — был ответ, и я наконец смогла разглядеть в темноте комнаты мужчину, одетого в потертый сюртук, с грязным платком на шее, длинными залысинами и острым, загнутым, похожим на клюв носом. — У меня тут не ломбард, мэм, чтобы золотишко вам отсчитывать. Это вам к ушлепку Карлу, жуку алемарскому, а я продаю и скупаю для бедных! Так что шли бы вы, мэм, по своим делам…
— Я по ним и иду! — Я яростно сверкнула глазами и стиснула ручки ридикюля так, что костяшки побелели. — Меня… мне… господин Ли указал мне на вашу лавку и сказал, что здесь мне могут помочь.
— Ну если мадам желает принарядиться для маскарада… — задумчиво протянул старьевщик. — Но учтите, простирнуть вещички лучше будет трижды.
Со стороны могло показаться, что он искренне пытается от нас избавиться, но за грубыми отповедями что-то наверняка было. Своего рода проверка?
Я посмотрела на вероятного артефактора растерянно и вопрошающе и увидела, что смотрит он вовсе не на меня, а на моего увешанного амулетами и излучающего угрозу спутника.
— Стивенсон, подождите снаружи, — отпечатала я. — У меня к господину дело деликатного характера…
— Но, мэм!.. — мой вечно хладнокровный защитник впервые возмутился. — Я не могу позволить…
— Я сказала — ждите снаружи, — повторила я, повышая как тон, так и градус высокомерия.
— В этом нет необходимости, мэм, — неожиданно произнес старьевщик. — Кто я такой, чтобы в деликатном вопросе оставить уважаемую даму без охраны?
Проверка пройдена? Вряд ли артефактор и в самом деле видел угрозу в даме высшего света, но все же решил подстраховаться и проверить: охранник — это охранник, а не работник департамента под прикрытием? Почему тогда позволил в итоге его оставить? Чтобы сделать приятно вероятной денежной клиентке?
Мысли-предположения мелькнули вереницей и растворились в других, более насущных, пока я по знаку старьевщика проследовала за ним за прилавок по темному коридору, придерживаясь за стену рукой. Тот вывел нас в комнатушку без окон, пустую за исключением стола, двух стульев и керосиновой лампы. «Джимми» сел, сделав знак и мне присаживаться, а Стивенсон остался стоять у двери, настороженно сверкая глазами. На мастерскую артефактора это место походило менее всего…
— Чем же я могу вам помочь, мэм?
— Я ищу артефактора, который может запечатать взрослого практиковавшего мага.
— Зачем вам это? — искренне изумился старьевщик. — Неужели мадам?..
— Мадам разыскивает супруга, — отрезала я так, будто одно только предположение о том, что столь уважаемая женщина, как я, могла опуститься до незаконного занятия магией, меня возмущало до глубины души. — Он был известным, уважаемым целителем, но неожиданно магия начала выходить из-под контроля, близился срыв, и стало ясно, что «окно» необходимо запечатывать. Мы не могли обратиться к официальным специалистам…
Я поджала губы, словно бы не желала распространяться на и без того неприятную для меня тему, но старьевщик продолжал смотреть пытливо и будто даже непонимающе, будто и не был тем, кого я разыскивала.
Легенду я продумывала тщательно. Вздумай я просто задавать вопросы, пусть даже и предлагая за них деньги, мага могло бы это обеспокоить. Продавцы черного рынка очень осторожны, без этого они быстро бы оказались все за магическими решетками. Одно дело — оказать незаконную услугу, другое — выдавать клиентские тайны непонятно кому и непонятно с какой целью. Мне нужен был личный мотив для подобных вопросов, и он был найден. Так что теперь я сидела перед вероятным артефактором в роли безутешной супруги, а безымянный палец левой руки непривычно сдавливало кольцо.
— Официальное запечатывание по подобной причине — это такой крест на репутации, — я пустилась в объяснения, закатив глаза. — И сразу бы набежали недовольные, требующие компенсацию за то, что их врачевал близкий к срыву целитель! Вы же знаете этих людей! А среди них есть такие, кто не постесняется выставить нам разоряющий иск! И кого будет волновать, что спасти ту девушку было под силу одному Господу Богу!.. Мы решили, что Эшли запечатается тайно, а официально получит заманчивое предложение о работе в другом конце страны, и мы уедем туда, благополучно сохранив имя и накопления.
Я выдержала театральную паузу, ожидая, что старьевщик скажет хоть что-нибудь, но он лишь продолжал пытливо на меня смотреть. Пришлось рассказывать дальше с тяжелым вздохом, и платочек в моих руках продолжил превращаться в измочаленную тряпку.
— Несколько месяцев назад он ушел из дома, чтобы сделать это, и… пропал! — Я тихонько шмыгнула носом, стараясь не переборщить. — Сначала я думала, что срыв все же произошел и моего Эшли больше уже просто нет в живых, но тело так и не было найдено. Я ждала и верила, что, возможно, он все же вернется, до последнего… и мне так страшно было сюда идти! Маменька всегда говорила, что Черный округ не место для уважающей себя женщины… но я… я просто больше не могу жить в неведении. Я должна узнать, что случилось с ним… поэтому, молю, если он был здесь — скажите! Расскажите все, что знаете. Я заплачу, заплачу как за печать, только расскажите…