— А еще хочу тебя, подполковник, спросить, что ты знаешь о подземной Москве? Про систему Д-6, про бункеры разные слышал? Нам, похоже, скоро придется там полазить по полной программе.
— Роман Львович, а тебе не говорили, что сейчас там, под землей, власть примерно пятьдесят на пятьдесят? Половина — у бандитов, другая — у спецслужб. Все, что заброшено было, бандюки заняли. Мы хотели их было оттуда выкурить, но они закрепились там основательно. Часть бывших совминовских складов, которые в девяносто первом завалило, когда тоннели от Белого дома взрывать стали, вообще со всех карт и схем исчезла. Потерялись документы, а скорее всего, кто-то их уничтожил. А там жратвы лет на двадцать. Вся гуманитарка, поставленная нам бундесвером, когда мы войска из Германии выводили, на тех складах осела, да и нашей тушенки длительного хранения десятки тонн. Вот бандиты, чтобы снаружи не светиться по малинам да хазам, под землю и ушли. Хавчик есть, с водой, электричеством все в порядке — подключайся не хочу. Помещений навалом. А затем вылезли, банк ломанули и вниз. Ищи их там… Мы думали туда газ запустить, но МЧС не дает: отравите, говорят, всю Москву. Пробовали гоняться за ними, в результате человек пять потеряли, и все… Опять же хороших карт и планов у нас не было…
— Планы и схемы-то у меня самые подробные имеются, но нужно, чтобы ты их посмотрел, пометил места, куда нам лучше не соваться…
— Нет проблем, у меня в накопителе некоторые данные по «подземным» бандюкам имеются. Правда, вот старые они немного, но ничего, помозгуем, подработаем маршрут, глядишь, и целы останемся… Была у нас, кстати, оперативная информация о том, что в одном из бункеров прячут московский наличный «общак». А это, как ты понимаешь, не миллион долларов, да и не десять. Все казино, кстати, лет пятнадцать туда долю отдают…
У Рамиля зазвонил мобильник. «Да, Саш! Так, господин Арвид Вилль. С кем поговорить? Замминистра юстиции? На Юри сослаться? А сейчас они где? Понял. Ну, спасибо тебе!»
— Значит, так. Зовут папашу нашего парня Арвид Вилль. Сначала сидел вместе с малолетками, по месту жительства, в Вильянди, а потом, когда муниципалитет выставил здание тюрьмы на продажу, был переведен. Теперь отбывает срок в городе Йыхви в тюрьме «Виру», самой современной в Эстонии. Там сидеть, по нашим понятиям, как на курорте. Я осматривал эту тюрьму, когда в командировку ездил. Так вот, сейчас замминистра юстиции Эстонии, Мартин его зовут, здесь, в Москве, на ужине в Доме приемов Правительства России. Юрик ему звонил, просил помочь. Нам туда тоже нужно как-то попасть…
Я было задумался, но быстро вспомнил о своем волшебном удостоверении. Правда, вот не при смокинге я, чтобы по официальным приемам ходить, да ничего, переживут!
— Поехали на Арбатскую площадь! Отыщем там этого Мартина!
У бывшего особняка Саввы Морозова, построенного в мавританском стиле, стояли многочисленные машины с дипломатическими номерами. «Интересно, — подумал я, — что эстонцы-то на машинах сюда приехали? У них ведь посольство метрах в ста от этого здания находится…» Мы с Рамилем припарковались чуть ближе Арбатской площади и пошли к входу в дом приемов. Милиционер на входе козырнул подполковнику, но на меня посмотрел с явным подозрением. И действительно, что делать гражданину в удобных, но не совсем презентабельных шароварах, похожих на пижамные, такой же куртке и кипе на голове, на официальном ужине по поводу визита делегации Эстонской республики в Россию? Я неторопливо достал свою книжечку и сунул ее в руки охраннику. Тот опасливо взял документ и через несколько секунд вытянулся по стойке смирно. «Здравия желаю, Роман Львович! А товарищ подполковник он с вами будет?»
— Вольно, боец! Конечно, со мной!
Мы прошли внутрь, поднялись по лестнице и прошли в зал. Было уже время десерта, так что народ не сидел на местах, а прохаживался, беседуя, смеясь, в общем, общаясь. Из примелькавшихся лиц там были наш посол в НАТО Рогозин, Жириновский, который тут же кинулся ко мне обниматься, Никита Михалков и Ксюша Собчак. Что там делали двое последних, я до сих пор не понимаю, но они, как и все, надували щеки и старались выглядеть важными персонами.
Дугушев подозвал распорядителя, и тот быстро отыскал нам Мартина, молодого человека лет тридцати — тридцати пяти. Беседа с ним не носила дипломатического характера. Он, не прерывая, выслушал нас, тут же перезвонил Юри, видимо, чтобы тот еще раз подтвердил наши полномочия, а потом, почти без акцента и привычного уже нам эстонского растягивания слов, сказал: «Завтра до окончания рабочего дня вопрос будет решен. Но освободят господина Арвида Вилля не по амнистии, это долго, а в связи с ухудшением состояния здоровья. И придется ему, по приезде в Вильянди, отлежать в больнице хотя бы пару недель. Устроит вас такой вариант?» Нас такой вариант устраивал, и мы, успев хватануть по бокалу холодного шампанского, отправились восвояси.
Вышли и отправились в сторону ВГТРК, поскольку борьба с дьяволом и восстановление справедливости это, конечно, хорошо, но и о работе забывать тоже нельзя. На минуту остановились у знакомого мне по вчерашней встрече бериевского особняка, и через четверть часа уже подъезжали к 5-й улице Ямского поля.
— Да, Рамиль, вопросы ты решать умеешь весьма профессионально и оперативно. Думаю, мы с тобой сработаемся.
— Да что тут говорить, наверное, уже сработались. И вообще, Роман, Рамиль — разница-то небольшая. Ты еврей, я татарин. А вместе мы…
— Блин, вместе мы Еврейско-татарская конфедерация! А куда нам с тобой девать эстонца, китайца, русскую, полуукраинца, да еще француза к ним в довесок? Тут уж целое содружество зависимых друг от друга государств у нас назревает. Ну ладно, встречаемся в девять вечера на конспиративной квартире у Веры Григорьевны. Спасибо за службу!
С моей стороны было, конечно, огромной наглостью просить у руководства телерадиокомпании отпуск через столь короткое время после начала моей работы на «Маяке», но все-таки это сделать пришлось. Конечно, я не мог посвятить заместителя директора ВГТРК Сергея Архипова в детали своей миссии, но пообещал ему по ее окончании выдать такую серию репортажей, от которой весь телерадиоэфир вздрогнет, а конкуренты просто усохнут от зависти и бессилия что-либо рассказать по этой теме.
Высочайшее разрешение исчезнуть в неизвестном направлении на пятнадцать дней было мне даровано, и я отправился в студию, чтобы провести последнюю передачу перед отпуском. Батинова, которой я сказал, что решил прокатиться на пару недель в Ниццу, всю передачу дулась, жутко завидовала мне и в меру своих возможностей пыталась делать маленькие гадости. Я, правда, привык не обращать на это абсолютно никакого внимания, а на письма и эсэмэски слушателей, спрашивающих: «Доколе? Роман, что она себе позволяет?», обычно отвечаю просто: «Все!» Предоставив Батиновой честь заканчивать эфир, я ровно в семь сорок вечера поднялся со своего кресла и вышел из студии.
На улице меня ждали три участника моего почти законного вооруженного формирования. Мрачноватые Тыну и Шурик стояли около машины, а Жоржик — чуть поодаль. На его лице красовался свежий синяк.
— Жоржиньо, милый, ты не выдержал, что ли? Я же предупреждал тебя, что они ребята серьезные и ваших неформальных заходов не понимают. И вообще, никаких конфликтов в группе я не потерплю!
— А что они, Ромочка, сразу бить-то кидаются? Я ведь только подошел и спросил у блондинчика, каким видом спорта он занимался, а он сразу мне в глаз засветил!
— Тыну, ты что же так бурно реагируешь на вопросы о своем спортивном прошлом?
— Эттот пииттор, изффиняюссь, как у фас гоффорят, ппазар не фильтрует…
— Шурик, давай хоть ты объясни, что тут между вами произошло?
— Роман Львович, ты знаешь, я бы тоже ему в лоб закатал, если бы он ко мне стал таким образом докапываться! А что делать, если мы стоим, курим, никого не трогаем, а тут подходит этот и говорит Тыну: «Молодой человек, извините, а какой вид спорта может сформировать столь крепкие и округлые ягодицы, как ваши?» Тогда Тыну его и спрашивает: «Ты питтор, что ли?» А тот ему, причем гордо так: «Я — гей!» Ну и получил в глаз. А потом отскочил: «Я Ромочке пожалуюсь!» Мы хотели ему еще навалять, да вот решили тебя дождаться.
— Так, пацаны, это Жоржик, он такой же член нашей группы, как и вы. Он точно так же пострадал от чертей, и у него есть такой же, как и у нас, талисман. Так что прошу его любить и жаловать.
При этих словах Жоржик приосанился, а Шурик спросил:
— Это в каком смысле его любить? Мы так не договаривались!
— Да в философском смысле, в философском! А ты, Жоржик, тоже думай, что можно говорить таким мужчинам, а что — нет. А если любишь, то люби на расстоянии, чтобы таких фингалов у тебя поменьше было. Если бы не твои нетрадиционные наклонности, я бы попросил вас троих сейчас обняться, расцеловаться и забыть о конфликте. А так быстро пожали друг другу руки и загружаемся в машину. Нас уже остальные члены коллектива дожидаются…
Жоржик опасливо подошел поближе и протянул свою узенькую ладошку сначала Шурику, а потом Тыну. Они хоть и ответили ему рукопожатием, но по виду их было ясно, что особого удовольствия им этот процесс не доставил.
«Да, — подумал я, — с этими ребятами мне тоже еще работать и работать», — и поймал себя на мысли, что рассуждаю как начальник исправительно-трудового учреждения, которому прислали для этого самого исправления трудом группу граждан, внутри которой уже заложен по крайней мере один внутренний конфликт. И в данный момент меня это беспокоило более всего…
Глава 9
«Тайная вечеря» в квартире Веры Григорьевны определенно удалась. Мы подъезжали по очереди, останавливаясь в соседнем дворе. Я в сопровождении Тыну пошел первым. Затем по одному стали выдвигаться и другие участники нашего законного полувооруженного формирования. Шедший третьим несчастный Жоржик, находившийся в творческом поиске, вопреки правилам конспирации завел игривую беседу со здоровенным парнем, ремонтировавшим свою «девятку» около дома. Его брутальность, с одной стороны, привлекала нашего щуплого коллегу, но с другой — напоминала о неудачном опыте общения со спортивным Тыну, тем более что синяк под глазом еще более растекся и его пришлось прикрывать темными очками. Поэтому Жоржик начал издалека, интересуясь годом производства и пробегом «девятки». Охотно вступивший в разговор атлет подробно рассказал Жоржику о машине, но, как только тот перешел к личным вопросам (на этот раз насчет развитых бедер и мышц спины), несколько напрягся. От очередного фингала француза спас подошедший Шурик, который вежливо, но твердо взял его под руку и повел в подъезд.