Мы перешли в бронекапсулу и закрыли дверь, оставив Шурика один на один с неразговорчивым горцем.
Шурик приводил пленного в сознание своими методами. Для начала он просто надел на него противогаз и закрыл наглухо резиновую пробочку внизу коробки. Через полминуты Джамшуд задергался и попытался свободной рукой стащить с головы маску. Шурик перехватил его руку и на десять секунд открыл пробку. Затем снова вставил ее на место. Тело пленного выгнулось. Шурик снова открыл пробку, а потом быстро закрыл ее. После третьей подобной манипуляции наш начинающий садист снял с Джамшуда маску и назидательно сказал:
— Нехорошо притворяться потерявшим сознание и подслушивать. Если бы ты был без чувств, уже бы умер. А так послушал, что мы о тебе говорим, и притворился. Нехорошо. Наказать тебя надо. Хочешь еще разок масочку наложим?
Джамшуд замотал головой и пробормотал что-то о том, что ничего не будет говорить. Шурик надел на него маску противогаза и приготовился прикрыть пробочку, но затем передумал и потянулся к лежащей рядом аптечке, которую на всякий случай притащила Вера Григорьевна. Достав пузырек с нашатырным спиртом, он обильно намочил им марлевую салфетку, а затем отвинтил противогазовую коробку и закрыл вонючей тряпочкой отверстие, в которое входил воздух. Горец снова задергался и засучил ногами, но Шурик, хоть бывший теоретиком, а не практиком пыточного дела, но приобретший уже кое-какие навыки, держал его крепко. Через полминуты он отпустил обмякшее тело и снял с «шейха» маску.
— Ты смотри, неаккуратный какой, облевался весь. Не обгадился еще, нет? Сейчас мы это тебе устроим. Долго ли умеючи? А то, может быть, Жоржика пригласить, чтобы он тебя при всем честном народе немного попользовал? Видел паренька такого худенького? Ты не смотри на внешность, ему свое серьезное достоинство приходится бронированной раковиной прикрывать на всякий случай. Он такие, как у тебя, крепкие попки ох как любит. Аж дрожит весь. А мы отснимем это все и в Интернете разместим. И будешь ты «шейхом-петухом», а никаким не Джамшудом. Колись быстро, ты ведь про меня слышал, Гитамыч вашим-то наверняка рассказывал. Я ведь шутить не люблю. Эх, побольше бы времени было…
Шурик поднялся с пола и подошел к креслу, на котором лежали его жуткие щипцы. Джамшуд, заметно побледневший и с заблеванным подбородком, следил за его действиями. А Шурик взял валявшуюся на полу большую отвертку и сказал:
— Смотри, дорогой! Вот так у тебя будут пальчики уменьшаться один за другим!
С этими словами он положил отвертку на пол и щелкнул своими страшными клещами. Один раз, второй, третий. От отвертки отлетали кусочки по паре сантиметров длинной. Наконец осталась одна ручка, которую Шурик тоже перекусил. Затем наступил бандиту на свободную руку и стал приближать щипцы к ней.
— Скажу, все скажу, только не надо щипцами. Я же врач, я людей лечу, мне пальцы нужны!
— Что-то ты о гуманной своей профессии вспомнил поздновато. А я-то увлекся уже. Ты сильно меня раззадорил. Может, хотя бы один откусим пальчик-то? Зачем тебе их так много?
Горец замотал головой и стал рассказывать. Я по переговорному устройству корректировал допрос, и вскоре мы узнали, что основная часть бандитов была на разгромленной нами «Усачевской». Впереди остался только небольшой отряд, несущий караул на «Фрунзенской-2», к которой пытались уже дважды прорваться военные. Затем Джамшуд сообщил, что за «Фрунзенской» тоннели взорваны, чтобы перекрыть доступ к станции. А общак, по его словам, находился недалеко от станции «Украинская» Совминовской линии. До этой магистрали можно было добраться только по автотоннелю. Начинался он в большой выработке слева от станции «Фрунзенская-2», причем в ней стоял бронированный спецавтобус, который бандиты так и не смогли открыть, а взрывать пока не стали.
— Ну ладно, черноокий красавец, не будем тебе пальцы кусать и Жоржику не отдадим. Поедешь с нами, покажешь, где ваши посты, где общак, а там уж как командир решит…
Чуть успокоив «шейха», Шурик поднял его с пола и повел в головной отсек, где усадил на свободное кресло, не забыв сковать ему руки наручниками.
— Роман Львович, заходите. — Шурик был явно доволен своей работой. — Устроил вас такой разговор? И недолго, и результативно.
— Садист ты все-таки, Александр! После операции пройдешь курс лечения у специалиста. Есть у меня знакомый один, главный психиатр Москвы, так он даже таких, как ты, лечит…
— Да ты что, Роман Львович! Я же ради общего дела! Я и сам это не очень-то люблю, просто научился. Вот кистенем поработать — это мое. С детства нравилось…
— Говорю тебе, после операции — в клинику! Я все тебе оплачу. Кстати, забыл сказать, родителям твоим деньги на погашение кредита и на новую квартиру еще третьего дня как перевели. Так что радуйся. А вообще-то ты молодец!
Когда наш поезд в сопровождении раскатов советского гимна, взрывов светошумовых гранат и грохоте пулеметных очередей ворвался на недостроенную в свое время «Фрунзенскую-2», кучка бандитов, стоявшая на платформе, залегла, прикрывая головы руками. Я через громкую связь потребовал немедленной сдачи оружия. Бандиты стали под прицелом пулемета по одному вставать и бросать свои автоматы, гранатометы и пистолеты в общую кучу. Под конвоем Шурика и Тыну мы завели их в поезд и разместили в заднем боевом отсеке, закрыв бронированные двери.
Затем мы в полном составе вышли на платформу, чтобы осмотреться. В это время со стороны единственного эскалатора послышался какой-то грохот, и по станции засвистели пули. По моему приказу мы рванули к поезду. Вера Григорьевна, не выпускавшая из рук свой дробовик, побежала вместе со всеми, но споткнулась о кучу оружия, оставленного бандитами, и рухнула на платформу. Левая нога ее ниже колена неестественно вывернулась. Рамиль и Шурик подхватили Клюшку и втащили ее в вагон. Бронированные двери закрылись, и расчет стал занимать боевые позиции. Шурик и Рогалик склонились над потерявшей сознание боевой подругой. Рогалик ножом разрезала штанину.
— Закрытый перелом большой берцовой кости, — констатировал Шурик. — Нужно обезболивающее и шину.
— Возьми в аптечке промедол, такой шприц-тюбик с красной надписью. Вколи ей в любое место, но подкожно, — сказал Рамиль. — Сумеешь?
— Я сумею, — сказала Рогалик, — я маме своей уколы завсегда делала. Давайте ваш шприц!
И действительно, она быстро и мастерски сделала укол, а затем поднесла к носу Клюшки ватку с нашатырным спиртом. Та дернула головой и открыла глаза.
— Не двигайся, Григорьевна, у тебя нога сломана. Я тебе обезболивающий укол сделала, часа на два хватит. А сейчас мы найдем тебе что-нибудь, чем ногу зафиксировать. Полежи, только не двигайся, слышишь?
В это время к Клюшке подошел Тыну и, вытащив из кармана медную монету, приложил ее к месту перелома. Подержал минуту-другую и снова сунул в карман.
А все остальные наблюдали из окон, как со стороны эскалатора к поезду бегут люди в камуфляже, в бронежилетах, титановых шлемах, но, в отличие от нас, с нашивками, свидетельствующими об их принадлежности к армейскому спецназу.
Я взял микрофон:
— Внимание! В поезде находится спецгруппа, выполняющая задание государственной важности, и пленные захватчики станции. Кто старший? Пусть доложит обстановку с вашей стороны.
К поезду подошел крупный розовощекий офицер и знаком показал, чтобы мы открыли двери.
— Подойдите к окну, — приказал я по громкой связи, — посмотрите документы!
Когда военный подошел к бронированному стеклу, я приложил к нему раскрытое удостоверение. Внимательно взглянув на него, он сделал солдатам знак отойти подальше и пошел к двери. Цан приоткрыл ее ровно настолько, чтобы наш гость мог протиснуться внутрь, а потом снова закрыл.
— Полковник Колобагин, командир отряда спецназа ГРУ! Мы получили приказ освободить станцию от бандитов и закрепиться на ней, поскольку это хоть и законсервированный, но все же наш объект. А вас-то какими судьбами сюда занесло?
— Я — Трахтенберг Роман Львович — командир группы, можете еще раз взглянуть на мое удостоверение. А это Рамиль Дугушев, подполковник МВД, прикомандированный к нам лично министром. Мы выполняем секретное задание государственной важности, но натолкнулись на бандитов. Большинство мы перебили на «Усачевской», часть слезоточивым газом выключили, а восемь пленных сидят в закрытом бронированном отсеке. У нас, кстати, одна раненая, ее надо срочно эвакуировать.
Колобагин по рации дал команду вызвать санитаров, военного врача и принести носилки, после чего мы продолжили беседу. Выяснилось, что это уже не первая попытка выбить «Многогранную» ОПГ с захваченных станций, но до этого бандиты оказывали вооруженное сопротивление, а потом взорвали тоннели, которые вели к «Парку культуры». Я попросил помочь нам отыскать выработку, в которой стоял бронированный автобус, чтобы мы могли продолжить наш путь. Достигнув консенсуса, мы открыли двери и впустили медиков, а затем и конвой, которому сдали всех пленных, кроме Джамшуда.
Несчастную Клюшку, потребовавшую, чтобы ружье было при ней, переложили на носилки и понесли к эскалатору.
— Ничего, — успокаивал расстроенную Роганетту Колобагин, — я дал команду немедленно отправить ее в госпиталь имени Бурденко. Там ее живенько на ноги поставят.
— Постойте, — вдруг сказала Вера Григорьевна, — Ромочка, возьмите на всякий случай это.
Она разжала свой сухонький кулачок, в котором лежал никелированный рубль. Я растроганно вытер слезу, взял протянутую мне монету и крепко пожал отважной женщине руку.
— Выздоравливайте, Вера Григорьевна! Без вас мы бы не справились!
Наши сборы были недолгими. Рамиль с полковником Колобагиным и Цаном колдовали над картами и планами, глядя то в бумаги, то на монитор компьютера, Рогалик с Шуриком и Тыну собирали наши пожитки. Жоржик, который немного отошел от былого испуга, подошел ко мне и сказал, глядя на здоровенных, как на подбор, спецназовцев:
— Где они только таких красавцев берут?