Она не одобряла действий злобной старухи. По ее мнению, не нужно мешать работе людей, которые снимают кино для таких, как она, много лет прикованных к инвалидным коляскам, для той же злобной старухи.
«Уж лучше бы телевизор смотрела, чем гадости вытворять».
Анастасия Петровна чуть переместилась, чтобы лучше видеть окна квартиры, где снимают кино. Какой-то мужчина закрывал окно плотной тканью. Так уже делали, и не раз. По-видимому, для того, чтобы днем снимать вечерние сцены.
Анастасия Петровна перевела взгляд и увидела девочку, что жила одна в квартире на втором этаже. Она сидела на диване с каким-то мужчиной. Приглядевшись, Анастасия Петровна узнала ее отца.
«Слава богу, явился. Матери-то, видать, нет».
Зазвонил телефон. Старуха крутанула колеса и, подъехав к тумбочке, взяла трубку.
– У телефона.
– Галкина Анастасия Петровна?
– Я, – неуверенно сказала старуха.
– Следователь районной прокуратуры Иванов.
Анастасию Петровну насторожил официальный тон обращения.
– А как вас по имени-отчеству?
Немного помолчав, следователь ответил:
– Иван… Дмитриевич.
– Что вам угодно?
– От вас поступил звонок, – и он уточнил: – В дежурную часть районного отделения.
Первым ее желанием было положить трубку. Однако она не могла себе позволить так оборвать разговор со следователем районной прокуратуры.
– Ну, так что? – строго спросил тот.
– Да, я звонила, – наконец созналась она.
– Ага, – обрадовался следователь, будто в чем-то ее уличил.
– Я что-то нарушила?
– Да нет, что вы! Напротив, если бы все граждане проявляли такую сознательность… Только вот ведь досада, ваш звонок оборвался. А мы тут подумали, вдруг что-то важное. Ну, так что?
– Что? – спросила Галкина.
– Важное или нет? Что именно вы хотели сообщить правоохранительным органам?
– Я инвалид первой группы… – Ее голос сделался плаксивым. – Памяти-то совсем не осталось.
– Когда я прослушивал ваше сообщение, мне так не показалось.
– Ну, может быть, тогда давление было нормальным, а сейчас я померила – двести двадцать на сто сорок.
– Так уж и двести двадцать, – усомнился Иванов. – С таким давлением нужно в больничку.
Она не расслышала:
– Куда?
– В больницу, говорю, надо с таким давлением! – Следователь почти прокричал.
– Не нужно так громко. Я хорошо слышу.
– Слышите хорошо, а вот с памятью – плохо.
Анастасия Петровна обиделась.
– Это еще почему?
– Так ведь не помните ничего. Провалы, говорю, у вас в памяти. Частичная амнезия.
Наслушавшись таких ужасов, старуха воскликнула:
– Да все у меня в порядке! – И тут же прикусила язык.
– Вот видите. Вот вы и попались. Утаить сведения хотели, поспособствовать преступному миру.
– Я с преступным миром не знаюсь! – возмутилась она. – Что видела – расскажу. Большего от меня не дождетесь.
– Тогда расскажите, что видели.
– В ту ночь, когда убили артистку, мне не спалось. Спина сильно болела. Я и так, и этак. Пластырь перцовый прилепила. Жечь – жжет, а не помогает. Тогда я взяла грелку, налила горячей воды…
– Послушайте! Вы отклонились от темы. Мы с вами говорили о том, что вы видели ночью, когда убили артистку.
– Грелку на днях я одолжила соседке. Взять – она взяла, а вернула с дырочкой. Приложила я ее к пояснице, чувствую…
– Гражданка Галкина! – одернул ее строгий голос. – Или вы все сейчас расскажете, или встретимся у меня в кабинете!
– В общем, так! Видела я, как артистка пришла, как легла и потушила свет. Больше ничего не видела. Вот вам и весь мой сказ!
Продолжительная пауза немного разволновала старуху.
– Спасибо, Анастасия Петровна. Вы очень нам помогли, – сказал следователь и положил трубку.
Несмотря на его вежливый тихий голос, эти слова не показались ей добрыми.
Глава 22Я остаюсь здесь
– Теперь ты должна сесть, – велел ей отец, когда, оставшись вдвоем, они прошли в комнату.
Дайнека послушно села. Вячеслав Алексеевич опустился на диван рядом с ней.
– Дежавю…
– Что? – спросила она.
– Все повторяется. Всего пару дней назад я сидел здесь и просил тебя не встревать ни в какие дела и держать язык за зубами.
– Вот ты про что, – неохотно обронила Дайнека.
– Зачем ты пригласила следователя в наш дом?
Для Дайнеки настал момент истины. Теперь придется раскладывать свои поступки по кучкам, потому что предъявить отцу целостную картину всего случившегося было бы самоубийством.
– Я жду, – напомнил Вячеслав Алексеевич.
– В общем, так… – После такого начала обычно оставалось время подумать. Но только не в этот раз.
– Людмила! – Такой окрик входил в арсенал отца, однако использовался им не часто.
– Я отдала ему ключ, который нашла в той квартире, и все рассказала…
– Про то, что видела убийцу?
– Да.
– Про то, что слышала голоса наверху?
Дайнека кивнула.
– Зачем? – тихо спросил отец.
– Они обвинили в убийстве Юрия Цыбина, а он – ни при чем.
Отец пристально смотрел на нее любящими несчастными глазами.
– А тебе не все равно?
– Нет.
– Ты знала его?
– Видела только раз.
– И ты готова ради него рисковать жизнью? – грустно спросил Вячеслав Алексеевич.
– Не ради него.
– А ради чего?
– Ради справедливости.
Вячеслав Алексеевич порывисто обнял дочь и крепко прижал к себе.
Она мгновенно растворилась в его покровительстве, в его отцовской любви.
– Папочка…
– Знаю, доченька, знаю…
– Мне так не хватает тебя.
– Не бойся. Я смогу тебя защитить. – Он отпустил ее и решительно огляделся.
Дайнека поторопилась заметить:
– На дачу я не поеду!
– Не волнуйся, это я уже понял.
– С чего ты взял, что я нуждаюсь в защите?
– В прошлый раз ты рассказала мне про «Бентли», что стоял у нашего подъезда…
Дайнека поблагодарила Бога, что не рассказала ему про то, что этот «Бентли» чуть не заутюжил ее своими колесами.
– Да, – с готовностью подтвердила она.
Почувствовав некую недоговоренность, Вячеслав Алексеевич изучающе на нее посмотрел. Он хорошо знал свою дочь.
– Предположим, что именно так и было: он только стоял у подъезда…
– Почему предположим? – возмутилась Дайнека.
Она совсем не хотела чувствовать себя конченой вруньей. Утаить часть правды во благо – святое дело. Тем более от признания, что ее стукнули бампером, ничего не изменится.
– Я чувствую, ты чего-то недоговариваешь.
– Просто не думала, что это существенно, – призналась она.
– А теперь?
– Теперь понимаю, что нужно рассказывать.
– Ну, так говори.
– Тот, кто вышел из этой машины – был с охраной…
– Что? – насторожился отец.
– С ним были два человека.
– Ты хорошо его разглядела?
– Нет. Видела со спины, когда он заходил в подъезд.
Отец облегченно откинулся на спинку дивана, но Дайнека добавила:
– Он вошел в лифт и поднялся на третий этаж. Потом я услышала его голос в квартире над нами.
– Там же кино снимают.
– Тогда еще не снимали. Квартира была пустой.
– Но как он туда попал?
– Наверное, у него были ключи, или кто-то ему открыл.
Вячеслав Алексеевич на минуту задумался.
– Хозяин квартиры или член съемочной группы?
– Съемочной группе выдали ключ только следующим утром, когда начался срок аренды. Правда, был еще один – запасной, он лежал в тумбочке, и его украли. Потом я нашла ключ в комнате, где убили Полежаеву.
– Откуда ты все это знаешь?
– Сережа сказал.
– Кто это такой? – Вячеслав Алексеевич придвинулся ближе.
– Заместитель директора съемочной группы.
– Сколько ему лет?
– Лет двадцать…
– Ясно. – Он разочарованно кивнул. – И этот Сережа, конечно же, все знает.
– Мне пришлось ему рассказать. Он первым обнаружил труп Полежаевой и сразу пришел ко мне.
– А ты не думаешь, что он замешан в этой истории?
Дайнека остолбенела, потом с чувством выдала:
– Он не мог.
Вячеслав Алексеевич встал, прошел в ее комнату и вернулся с ручкой и листом бумаги.
– Номер того «Бентли» запомнила? – Он был уверен, что дочь его помнит. Такая у нее особенность: помнить все, даже то, что неважно.
– Пиши… – сказала Дайнека.
Он записал цифры и уточнил:
– Цвет.
– Золотистый.
Вячеслав Алексеевич язвительно усмехнулся.
– По одному цвету можно определить, что внутри – дерьмо. – Набрав телефон, он заговорил в трубку: – Начальника отдела безопасности… Здравствуй, Сережа, запиши регистрационный номер автомобиля, немедленно пробей и срочно сообщи мне имя владельца. Записывай…
Дайнека не вмешивалась в этот разговор. В конце концов, ей тоже хотелось знать, кто хозяин той машины.
Отец продолжал говорить:
– Цвет? – Он усмехнулся. – Золотистый, Сережа. Цвет – золотистый. – Когда Вячеслав Алексеевич убрал телефон, он снова спросил дочь: – Почему ты считаешь, что хозяин «Бентли» был в той квартире? На лестничной площадке еще одна есть.
– Он кричал над моей головой.
– С чего ты решила, что кричал именно он?
– Если нет, остаются только охранники.
– И здесь с тобой не поспоришь.
Вячеслав Алексеевич включил телевизор и стал механически переключать каналы.
– Ждем звонка. Сейчас узнаем, что за гусь сидел в той машине. – Он остановился на новостях, выслушал, что говорит диктор, потом прокомментировал:
– Березин объявил об участии в выборах.
– В президенты? – уточнила Дайнека. – Это партия «Демократическая платформа»?
– Ее лидер. Думаю, он победит.
Услышав звонок, Вячеслав Алексеевич взял телефон.
– Да, слушаю… – По мере того, как ему говорили, он на глазах менялся в лице.
– Что? – Дайнека осторожно тронула его за руку.
– Так, – жестко сказал отец, сунув трубку в карман, – любые свои передвижения отныне ты согласовываешь со мной.