Роман без последней страницы — страница 32 из 39

– Про то, что видела твоя бабушка? – Дайнека опустила глаза. – Я.

– Зачем? Ты же обещала.

– Так будет лучше, – сказала Дайнека.

– Я просила тебя, думала, ты все понимаешь…

– Все – информация упорхнула.

– Не понимаю.

– Следователь сказал, что после того, как он обо всем узнал, ни тебе, ни твоей бабушке больше ничего не грозит.

Светлана недоверчиво улыбнулась.

– Тогда зачем он приставил ко мне охранника?

– А он приставил охранника? – Дайнека схватила ее за руку и чуть-чуть потрясла. – Вот видишь, теперь ты в безопасности!

– Я переезжаю домой.

– Что говорит Крюков?

– Следователь? Сказал, что не возражает. И все-таки зря ты… – проронила Светлана.

Дайнека раскраснелась оттого, что хотела донести до нее важную мысль.

– В прошлый раз, когда я тебе сказала, что никому нельзя верить, я ошиблась. Ты можешь верить или не верить… Это твое дело. Только, если не верить… – Она подняла глаза на Светлану. – Как же тогда жить?

* * *

Отец приехал в десять часов утра. Дайнека испытывала чувство неловкости, не знала, как реагировать на его равнодушие.

Он спросил:

– Как дела?

Бессмысленный вопрос резал ухо. Пришлось ответить так же нейтрально.

– Все хорошо.

– Прости, что не перезвонил. Ночью ты хотела поговорить.

– Вечером, – уточнила она.

– Какая разница?

– Никакой, – спокойно согласилась Дайнека.

– Ты что-то начала про окно… – напомнил он.

– В нашей квартире были чужие. Трое мужчин.

– Ты их видела?

– Да, в окно.

– Была в квартире напротив? – Он кивнул на окна Светланы.

– Да, и рассказала об этом следователю.

Отец насупился.

– Что еще ты ему рассказала?

– Что бабушка Светланы видела тех же людей в квартире Тихонова в ночь, когда убили Лидию Полежаеву.

Вячеслав Алексеевич вскинул брови и удивленно уставился на дочь, потом опустил голову.

– Жаль, что у меня много работы. Хронически не хватает времени…

Дайнеку эти слова задели, и она сказала с упреком:

– Я так хотела, чтобы ты позвонил и хоть немного побыл со мной.

– Прости, сейчас не могу.

Она грустно кивнула и, чтобы слезы не потекли по щекам, посмотрела на потолок. За это время на третьем этаже раздались шаги нескольких человек. Когда она снова перевела взгляд на отца, заметила на его лице нетерпение.

– Торопишься?

– Нет, – поспешность, с которой он ответил, только подтвердила ее догадку.

– Вчера я была в «Литературном вестнике» у Музычко.

– Зачем?

– Чтобы кое-что уточнить. Узнала, кто хозяин газеты.

– И кто он?

– Ефременко.

Дайнека смотрела на отца, ожидая какой-то реакции. Он будто угадал, что еще она хотела ему сообщить.

– То, что он инвестор сериала, я узнал еще на прошлой неделе.

Было видно: он не придавал этой истории особого значения. Дайнека смирилась с его отношением к ней и с тем местом, которое он отвел ей в своей жизни. Когда она училась в школе, это место называлось «камчаткой».

– Когда заканчиваются твои каникулы? – Вячеслав Алексеевич посмотрел на часы.

– Через неделю.

– Тебе, наверное, деньги нужны?

– На карточке их достаточно. Будут нужны – пойду в банкомат.

Наступил момент, когда ему осталось ее чуть-чуть пожурить и уйти. Дайнека научилась его понимать.

– И все-таки я хочу тебя попросить. Будь осмотрительней.

– Хорошо, папа. Буду.

Он направился к выходу, и она грустно проводила его глазами. Сейчас закроется дверь, и они не увидятся целую вечность…

– Забыл! – Он обернулся. – Совсем забыл рассказать.

Дайнека на глазах ожила и подбежала к нему. Он обнял ее.

– Ты просила найти того старика…

– Жив? – У нее перехватило дыхание. – Неужели он жив?

– Жив и здоров. – Вячеслав Алексеевич достал из внутреннего кармана бумажку. – Исаев Прохор Федотович, тысяча девятьсот восемнадцатого года рождения, родился в селе Муртук Манского района. В настоящее время проживает в деревне Большая Кисленка Тверской области.

– Это далеко? – спросила Дайнека.

– Километров двести, может, чуть больше.

– Мы поедем туда? – Она обняла отца и заглянула ему в лицо. – Ты меня отвезешь?

– Отвезу. Может быть, завтра. Сейчас мне нужно идти, я тороплюсь. – Он снова посмотрел на часы, и она поняла, что теперь точно придется прощаться.

Он вышел из квартиры и быстро зашагал вниз по лестнице. Дайнека закрыла дверь, прошла в гостиную и увидела, что он забыл ключи от машины, схватила их и кинулась к двери. Распахнула ее и увидела отца у соседней квартиры, на пороге которой стояла Нина. Увидев Дайнеку, оба растерялись и замерли.

– Вот, – Дайнека протянула ключи. – Ты забыл.

Вячеслав Алексеевич забрал их и осторожно заметил:

– Я привез лекарство для Эльзы Тимофеевны. Чуть не забыл занести…

Дайнека знала, что он ей соврал.

Глава 47Флешбэк № 11

Село Муртук

декабрь 1947 года

Картошка снова не уродилась, второй год подряд. В декабре отменили карточки, но хлеба больше не стало. Чистовитинские мужики, работники леспромхоза, надумали ехать домой. Манечка собрала матери кое-каких гостинцев: сахару головку, мешочек муки, чаю и конфет-подушечек для ребят. Сыну оставила только горстку. Выдавала по одной каждый день.

Проня редкий вечер не приходил. Иногда приносил Мане подарочки. Митенька привык к нему, будто к родному, и только он появлялся, с разбегу бросался навстречу, и тот подхватывал его единственной рукой, побросав на пол кульки и мешочки.

К Марии Саввичне Манечка ходила каждое воскресенье. Садилась с Митенькой за большой теткин стол, ела вместе со всеми, пила чай. Когда домашние расходились, она подолгу рассуждала с теткой о Проне.

– Хороший Проня мужик, – говорила Мария Саввична. – Добрый.

– Хороший, – вторила Манька.

– Жалеет тебя.

– Жалеет…

– Что ж ты? – Тетка заглядывала ей в глаза, стараясь уловить ее настроение. – Или не нравится?

– Нравится. Хороший мужик.

– Замуж не звал?

– Нет, не звал.

– Зачем тогда ходит? – разводила руками тетка.

Манька и сама понимала, что Проня со всех сторон положительный. Таких, как говорили в деревне, днем с огнем не найти. Особенно теперь, после войны. Но он никак не намекал, что у него на уме.

Однажды в воскресенье Манечка собиралась идти к тетке. В дверь постучали.

– Не заперто!

Первым в комнату зашел дядя Коля, за ним – Мария Саввична, последним переступил порог возчик Проня. Маня сидела на корточках перед сыном до тех пор, пока не сообразила, что Проня пришел свататься.

Накинула скатерть на стол, принесла из сеней капусту и соленые огурцы. Дядя Коля выставил неполную четверть самогона. Тетка достала из-за пазухи пироги. Сели. Дядя Коля разлил самогон, встал и первым взял свою кружку.

– Ну, вот, племянница, пришли тебя сватать. – Он указал на Проню. – Правильный мужик, все сделал, как надо. К родственникам пришел, дозволения попросил. Мы-то не против, а как тебе порешить – дело твое.

Дядька потянулся, все чокнулись, выпили и стали закусывать.

Манечке кусок в горло не лез. Взглянув на нее, Проня встал, одернул пиджак и пригладил рукой волосы.

– Предлагаю тебе, Мария Петровна, законный брак. Сына твоего буду любить как родного.

К нему подбежал Митенька, прижался и стал смотреть на мать. Тетка и дядя Коля тоже смотрели, ожидая, что она скажет.

Манечка поставила кружку.

– Ну? – спросила Мария Саввична. – Как порешишь?

– Спасибо тебе, Проня, и вам, дорогие родные.

Проня не утерпел:

– Пойдешь за меня?

– Пойду, – Манечка смиренно опустила глаза.

– Свадьбу сыграем на Рождество, – сказал дядя Коля.

* * *

На Новый год в леспромхозовском клубе проводили собрание. Вместе со взрослыми позвали ребят. Поставили елку, украсили картонными игрушками, шарами и стеклянными бусами. Митенька пришел в костюме богатыря: в сапожках и плаще, сшитых из красного ситца, с деревянным мечом, который выстрогал Проня. Манечка удивлялась: и как только умудрился с одной-то рукой.

Хоть и жил Проня отдельно, а в клуб пришли вместе, втроем, будто семья. После танцев под гармонь вышел Дед Мороз и стал раздавать детям подарки, конфеты в цветных фантиках – невиданное богатство. Митенька принес их матери и спросил, что ему делать. До сих пор он ел только подушечки. А здесь – в красивых бумажках.

Всех пригласили в зал, где в президиуме поставили стол с зеленым сукном. Вначале выступила леспромхозовская культбригада: пятеро девчат и один гармонист, слепой парень в черных очках, бывший танкист. Хором спели две песни, потом завели частушки, продернули нерадивых работниц, в том числе литовку, которая работала в Манечкиной бригаде:

Снабойтие Казимира

На работе все мудрит,

Две залыски в день прочешет.

А как будете платить?

Взрослые смеялись и переглядывались, смотрели на Казимиру. Та, смущаясь, краснела. После концерта стали награждать передовиков леспромхоза. В президиуме сидели руководители, приезжее начальство из района и области. В первом ряду – плечистый мужчина с русыми волосами, зачесанными набок. Он кого-то искал глазами, перебирая всех, кто был в зале. Наткнувшись на Манечку, чуть покраснел и тут же отвел глаза.

Манечка тоже его заметила, а заметив, больше на него не смотрела. И когда ее вызвали получать ценный подарок, втянула голову в плечи и наотрез отказалась идти. За нее вышел Проня.

Вечером после собрания к Манечке зашел их чистовитинский мужик, с которым она передавала гостинцы. Вручил записку и тут же ушел. Манечка развернула, по почерку поняла, что писал ее брат. По словам сообразила – ему диктовала мать, сама-то она писать не умела. В записке прочитала слова:

«За Проню не выходи. Прокляну».