– Дочке скоро двадцать, сыну четырнадцать. Мария на Кубе, лет пятнадцать не видел. Да, точно. Пятнадцать лет. А Педро, Петя, в Бразилии, я к нему зимой ездил. В этом году должен ко мне приехать. Первый раз. На Новый год. Просил, чтобы я его на футбол сводил. А какой футбол в Москве в январе?! Это в Рио разгар лета. У нас… Главное, по-русски он не говорит, а португальский, который мы с тобой в инязе барабанили, я уже почти забыл. – Петька тяжело вздохнул и, наконец, собрав воедино все шарики и винтики от своих очков, нацепил их на нос.
– Слушай, Петь, как это ты умудрился, там-сям… – Я толкнул в плечо заунывшего друга.
В ответ как-то колыхнулось все его неожиданно обмякшее тело.
– Грустно. Работал я там. В Гаване и Рио! Я реально женат был на двух этих заморских принцессах. Вот такая штукенция. На Кубе у нее папаша был какой-то местный партийщик, а в Бразилии, тоже вполне состоятельная семейка. И куда я Петьку-то поведу, в свою двушку в Перове?! Там то особнячина о-го-го!
Петька достал из внутреннего кармана фляжку и, обнаружив, что она последняя, с недоумением повертел головой. Открыл и опрокинул целиком в полупустую кружку с пивом.
– Ладно. Фигня. Давай по-нашему! За сына. За дона Педро. Даже за двух донов Педров!
Петька глотнул, чихнул, опять глотнул-чихнул, протер нос рукавом джинсовки. У него опять заблистали глаза в прежнем безумии.
– Может быть, пусть им будет хорошо, пусть, радуясь, издеваются над взрослыми, как в прекрасном французском фильме «Игрушка» с Пьером Ришаром. Пусть они существуют отдельно от страны, где миллионы беспризорных детишек просят милостыню и занимаются проституцией. Сейчас время богатых и красивых. Только однажды они станут взрослыми. Что тогда будет, посмотрим.
Причем было ну совсем непонятно, говорит сейчас Петька о своих детях или опять понеслась волынка о буржуазных отпрысках. Я попытался упасть со стула, но раздумал. Вместо грехопадения о кабацкий пол отправился в сортир. Из мужской и женской комнат почти одновременно вышли две шлюхи. Я хотел было удивиться, но опять раздумал. Подходя к обычному туалетному зеркалу, отчего-то сильно волновался. Собственно, ради этого-то и шел сюда. Отнюдь не писать и какать. На днях услышал от одной, совершенно посторонней девушки фразу, которая меня потрясла: «А меня сегодня по зеркалу показывали…»
Решил посмотреть, вдруг и меня, чем черт не шутит, тоже покажут! Вдруг повезет. В голове мелькнула полновесная такая бредятинка, мол, если правда показывают, надо будет позвонить знакомым, родственникам, пусть тоже посмотрят…
Подошел. Посмотрел. В ответ увидел незнакомое лицо урода, со впавшими в затылок глазами, сломанным поперек и немного вдавленным носом. Обильно лысеющий лоб и жидковатые волосенки дополнялись невнятным и безвольным подбородком. Жаль. Все-таки была надежда, что сегодня меня тоже покажут по зеркалу. Ни фига. Ладно, не буду расстраиваться, может, в следующий раз. Не может же быть, чтобы совсем про меня забыли.
Я тщательно, долго и нудно мыл руки. Затем нырнул обратно в туман кабака, пройдя через весь зал, вышел вон.
Двенадцатая глава
Старенький, но еще вполне приличный тойотовский джип Фимы Иванова урчал по Волоколамскому шоссе. Его владелец крутил баранку, что-то рассказывал, иногда от смеха мотал кучерявой башкой, отчего руки на руле радостно вздрагивали. Я дремал.
Когда вчера позвонил Фима и предложил мне прокатиться в сторону Нового Иерусалима, поначалу опешил. Я был полностью уверен, что эта бодяга у них давно рассосалась. Сама. Конечно, прекрасно помню расчудесную летнюю ересь об очередном тайном плане, о переселении евреев из Израиля в ближнее Подмосковье. Но чтоб это все вылилось в какие-то реальные телодвижения, было для меня полной неожиданностью. Мозг до этого просто не докукивал. Иванов же настойчивейшим образом убалтывал меня двигаться с ним, мол, для осмотра наиболее подходящих мест для строительства первых кибуцев!
Я же, находясь в перманентной алкоэйфории, хотел было его, по-нашему, толерантно послать вон, но вдруг задумался. Значит, Фима тянет меня в сторону Нового Иерусалима, так? Так. А это же Волоколамский район, правильно? Без вопросов. А не добраться ли мне, наконец, до пресловутой Софьи Андреевны с ее наследством?! Это же должно быть где-то рядом. Как эта деревня называется? Какое-то на редкость идиотское название, типичное для подобных мест. Сырки, Сырники, что-то около того. Потом, наконец, нашел бумажку с телефоном и адресом. Малое Сырково!
Конечно, надо поэксплуатировать Фиму! А то какой месяц я во сне и наяву брежу о неожиданном наследстве, о любви ко мне русского народа… И вытекающей оттуда моей грандиозной роли в русской культуре. И я все сижу и кукую. А наследство там бесхозно простаивает.
На самом деле я просто очень боялся, что все это вдруг окажется чепухой и рухнет даже не наследство, а мои мечты о нем. Еще летом я, конечно, в угаре пьянства позвонил по этому телефону. Типа проверить. Действительно, старушечьим голосом ответила Софья Андреевна, сказала, что мне надо обязательно заехать, то-сё, она, мол, желает со мной познакомиться, то-сё… Радости от того, что такая бабка вообще существует в природе, мне хватило еще на недельку загула. Короче, вчера я и решил осмотреть наконец будущие владения.
Мне чудились идиллические картинки из Венецианова. Девушки в расписных кокошниках с косами по попу, мужики в накрахмаленных косоворотках, пашущие землю… И, увидев меня, они должны были шваркнуть шапкой о глинозем и крякнуть: «Итить вашу маму, новый барин приехал!»
Ну и хлеб-соль, как положено, на… как же эта дребедень называется? На белом рушнике, во!
Весь вечер я жрал виски с пивом, предаваясь сладкозвучным грезам. Да нет, я понимал, что это бред, оставят мне в наследство, скорее всего, какую-нибудь избушку-развалюху, но помечтать-то приятно. Получение избушки я с остатками внутреннего разума даже не оспаривал!
Еще, конечно, в полуобморочном состоянии позвонил Маринке. Ну не мог не сообщить ей, что я наконец созрел и ближайшими лошадьми еду покорять Малое Сырково. Странное дело, все-таки при всех печалях-радостях я всегда звоню Голиковой. Значит, что-то было или есть. Разговора не помню совсем, только осталось ощущение, что она этому моему порыву не очень-то и рада.
«Тойота» продолжала колесить дальше. Мелькающая за окном осенняя листва сливалась в одну оранжево-желтую простыню. На фоне холодного, уже едко-синего неба это непонятным образом навевало грустные мысли об оставленном на Украине Черноморском флоте.
– Коль, я все хочу спросить, а как там поживает Вероника, твоя помощница? – Смена интонаций в Фимином бубнении вывела меня из дремы.
– Вероника? Да отлично! Она практически единственное светлое пятно в моей биографии, – откликнулся я и вдруг вспомнил, что сегодня еще не похмелялся и полез за фляжкой целебного виски. – А что?
– Да нет, просто так. Она вроде нормальная девчонка?
– Она замечательная. Умная, добрая, – присосался к горлышку я, – и это… честная! Только замуж ей очень хочется.
– Слушай… – как-то помялся Фима, – а это… у тебя с ней что-то было? В смысле ты ведь с ней живешь?
– Живу я, уважаемый гражданин Иванов, – сразу почему-то вспомнив советский фильм про войну, с Олегом Ефремовым, где он говорит, что на таких, как я, Ивановых русская земля держится, – так вот, Фима Иванов, живу я, упаси господи, с мамой! А Вероника, как бы тебе попроще сказать, родственница моя. Дальняя. Поэтому никаких интимно-половых отношений между нами не может быть в природе!
Не буду же я рассказывать, в общем-то, посторонним людям о своем загадочном весеннем обострении с дурацким перевоспитанием! Тем более что если Фима об этом спрашивает, значит, он не в курсе.
– А что, Фим, отличная девка, хочешь, телефончик дам? Только смотри там, если чего, я сразу стукану не только по лицу, но и в этот ваш, как его, синдерион, что ли? Мало не покажется!
– Да у меня есть, телефон… – как-то невнятно ответил Иванов.
Настроение было самое лирическое. Я вполуха слушал, как Фима, переключившись с Вероники, говорил что-то об автомобильных делах. Хохотал, рассказывая о вчерашнем сообщении РИА «Новости» о задержании в шестой раз в независимой Эстонии злостного нарушителя ПДД. Им оказался пьяный слепой водитель без прав. Особенно Фиму веселило, что эстонский разлюляй был без прав.
Я кивал. И думал, что вот и лето прошло, словно и не бывало. Что пора бы Веронику действительно на работу устраивать. А то обленится совсем, как дальше жить будет?! Что уже осень. А каждую осень я мечтаю поехать под Питер, в Павловск. Я там был в детстве, только летом. И еще тогда сразу понял, как должно быть там сказочно красиво именно осенью. С тех пор собираюсь туда каждую осень. Но все эти задумки из той же серии, что уже лет тридцать, а то и больше, собираюсь весной пойти в ботанический сад смотреть на сирень. А зимой просто мечтаю встать на коньки. Взять клюшку. Ведь, когда-то меня даже в любимый «Спартак» брали. В хоккее я на воротах стоял. Ловил все, что пролетало. Сейчас иногда даже стакан мимо рожи умудряюсь проносить! А уж разливать по рюмкам, ой, давно не берусь!
Да, вспомнил вдруг я, насчет разливания – это было смешно. Когда это было-то? Давно. Лет десять назад. Больше. Один мой приятель Максим работал в какой-то конторе по плазменному напылению. Что это означает, толком не знал никто, даже он. Хотя долго и нудно, в течение лет восьми учился в институте стали и сплавов. Но дело не в этом. Их контора купила какого-то сверхдорогущего швейцарского робота. Под миллион долларов. Ну, некоторое время эта махина пылилась в углу, никому на фиг не нужная. Потом местные умельцы почесали репу, чего добру пропадать, и научили машину-дуру следующему фортелю. Открываешь в ней окно, типа форточки, ставишь внутрь три стакана и бутылку водки. Открытую, конечно. Нажимаешь кнопки. Агрегат пару секунд сосредотачивается. Потом вылезают манипуляторы, осторожно, но цепко хватают пузырь и аккуратно разливают по трем стаканищам. Тютелька в тютельку. До граммулечки, всем поровну! Вот тогда-то я реально поверил в превосходство компьютерного интеллекта над человеческим! Сейчас Максимка олигарх. Президент какой-то высокотехнологичной корпорации. А-а, ладно, фигня! Видимо, просто старею. Все-таки сорок семь залпом «Авроры» бабахнуло. Да и, кстати, Ленину тоже было сорок семь, когда она реально шмальнула. Ну и что из этого следует?! Ничего.