Роман-газета для юношества, 1989, №3-4 — страница 19 из 47

нт, здесь гнулись на ветру кусты и шелестели травы.

ИЗ ПИСЕМ ДРУЗЕЙ:

…Знаешь, я хотел тебе написать, что я чувствовал в Домодедове, когда в мае прилетел из Норильска. Вечер, двадцать градусов тепла, лес. Нет, надо всем нам жить в Москве или в Московской области. Ну, или в Ленинграде, или в Киеве, или в Риге. А Норильск пусть останется хорошим городом. Я его часто вспоминаю с какой-то щемящей грустью. Я так вспоминаю не только о Норильске, но еще кое о чем и кое о ком в своей жизни. И похоже все это на тоску по прошедшей молодости. М. К.

…Вчера почему-то приснился суровый, зимний Норильск с воркутинскими шахтами и длинные косые лучи солнца… Я все помню. И тот сентябрь. И расстроенные чувства. И светлые маячки. И одержимость. Когда на нашей грешной земле поют «Тбилисо», сразу ты… И мое, как во сне, вхождение в Норильск. В. П.

…Рад, что ты с сыном съездила в Норильск, встретилась с друзьями. Испытал, правда, легкое чувство ревности: мне показалось, что твоя поездка как-то отодвинула тебя. Но это чистая ревность, как к дождю, который любят, ни с чем несравнимо. Э. С.

…Слушаю прогноз — все льют и льют у вас дожди. А в Норильске зима стоит страшная. Жмет каждый день под пятьдесят. Нынешняя зима многих утвердила в решении покинуть эту замерзшую землю. По-моему, такие морозы действуют и на психику. Я держусь за сердце. Устала, измоталась, мучают сомнения. Вот так идет день за днем. И. Н.

…Сегодня два часа отсматривал материал для фильма «Снег — судьба моя». Тем, кто хочет видеть Норильск только через главный проспект, многое не понравится. Да мне и самому немного страшновато смотреть на старый город, на то, как сжигают бараки, на каменные мостовые в трещинах, похожие на старые, вымученные жизнью руки. То, что в этом городе десять месяцев зима, лучше всего видно в два месяца лета. Вряд ли сегодня какой-нибудь город обносят крепостной стеной или крепостным валом. А наш город обнесен щитами. Снегозащитными. Представляешь, их общая длина около 200 километров. И еще трубами. Теплыми трубами. Я никогда раньше так не ценил столь прозаические вещи. И. Ш.

— У нас зима, и я посылаю тебе свои февральские стихи.

Опять пурга простукивает стены

В двенадцатом часу.

И на стекле разливы и рассветы,

И ели, как в лесу.

Л в комнате уютной не согреться.

Приносит ветер дальние шаги.

Они зовут — и собственное сердце

Врывается в расхлябанность пурги.

А летняя тревога далека…

Ты не сердись, я посижу немного.

Пока еще теряется дорога.

Пока еще дурачится пурга.

Опять пурга укутывает город —

Будь проклят этот снег.

И нету сил для долгих разговоров

И для коротких нет.

А окна, словно праведные судьи.

Меня сопровождали как всегда.

Есть города, как маленькие люди.

Есть люди, как большие города.

М. К.

…Знакомься, — представил мне тебя Боря Руденко и засиял своими огромными глазищами.

Сколько же лет прошло? Пятнадцать? А кажется — сто. Столько всего было… Молодые специалисты. «Суд над равнодушием». Строительство Дворца. Тал-нах. Тундра. Любовь. Враги. Друзья. Друзья. Друзья. Лагерь «Солнечный». Отряд «Молодые коммунары». Творчество. Клуб «Прометей». КВНы. Комсомольские пленумы. Горе. Счастье. Радости. Огорчения. Тряпки. «Таймыр». Размолвки. Разногласия. Промахи. Вечера счастья.

Господи! Вертится все, как в калейдоскопе. У тебя после Норильска была Москва, есть Сибирь. Новые куски жизни, полные дел и друзей. У меня с тех пор ничего подобного не было и уже не будет. Потому и дороже Норильска нет ничего на свете.

Записать нельзя, сил нет рассказать все, о чем я думала после твоей поездки в Норильск. Б. Я. тебя спрашивал: «Давай посмотрим, почему хочется плакать?» Милый он, дорогой наш человек. Разве можно объяснить слезы сердца? Наша жизнь в нашем городе — незабываемая, ни с чем несравнимая часть жизни. Боль моя, счастье мое. Перечитываю по сто раз про Розина, Аристова, Важнова, Шебалину, Светку Силенко, Нелю, Теслю, Сашу, про всех, про все…

Если б можно было в день твоего рождения залезть с ногами на лежанку (твою или мою — только норильские) и посидеть часок. А потом натянуть унтайки и бегом в «Таймыр», где уже все наши — красивые, молодые, нарядные, веселые, где можно быть самой собой, где так радостно душе от понимания и родства!

Как бы ни прошел у тебя этот день там, в Сибири, я весь день буду думать, вспоминать… Буду рядом. Е. Л.

…Я, как и вы, ночами не могу пробиться сквозь звенящую пургу, и брежу я, как раненный в бою, и плохо одному.

Мы прощались на Надежде, мы такие же, как прежде… А. К.

Мы прощались на Надежде, мы такие же, как прежде…

Мы такие же?

Как прежде?..

ИЗ ДНЕВНИКОВЫХ ЗАПИСЕЙ:

«Стояли теплые, солнечные, весенние дни. Но сегодня тронулся лед на Енисее, подул холодный ветер, и небо затянуло тучами. Ветер пронизывает до костей, а интернатским все нипочем — бегают раздетые, катаются в парке на самодельных плотах. Днем встречаю в переходе братьев Гребенниковых: „Вы откуда такие мокрые?“ Улыбаются: „Мы с плота в лужу упали“».

Вчера на первом уроке пятиклассник Андрюша Серов писал сочинение.

«Мы всем классом ходили в лес. В лесу Весна. Весна — могущественнейший волшебник. Расцветают первые цветы — медуница, калужница, фиалка. На березах уже появились маленькие липкие почки, скоро распустятся листья и природа полностью оживет. Весь лес наденет пышный наряд. Река была вся засыпана цветами. Я полез за цветами и набрал полный сапог воды. Там совсем рядом есть болото, а за ним чуть подальше поляна в цветах».

ИЗ ПИСЕМ ВОСПИТАННИЦ ИНТЕРНАТА:

…Мне так хочется поделиться своими маленькими секретами, но я не могу сесть и заставить себя обо всем по-человечески написать. Часто вспоминаю, как вела радиопередачу, без ума была от походов. Очень о многом думала, мечтала и по-сумасшедшему влюбилась в мальчишку. Вы его знаете, но признаться как-то боязно даже сейчас, когда прошли годы. Л.

…Очень нужна мне моральная поддержка и опора. Чувствую, что качусь не туда. Но я ведь сильная? Все переживу. М.

…Новость у нас. В июне ждем с Володей ребенка. Рожать-то страшно как! Хорошо бы девочка, а если опять мужик? Сын меня уже не слушает — подавай ему папу. Уж отца он боготворит! О.

…Не знаю, что делать, — я люблю, сильно люблю мальчишку. И он меня любит. Мы уже четыре месяца встречаемся. Но мама его запрещает ему со мной встречаться. Ей нужны богатые, а ведь я интернатская. Это ей не нравится. Его скоро заберут в армию. Что мне делать? До каких пор я буду такая пустая и несчастливая? Ведь я полностью несчастливая…

И еще. Я от своего дяди перехожу на квартиру. Надеюсь, мне там будет спокойнее. А то, что ни сделаю, все не так, за все мне достается.

Успокойте меня, помогите. Ответьте побыстрее. Напишите больше и, если можете, попонятливей. Н.

…Личная жизнь моя как-то не складывается. Что самое интересное, столько набивается кавалеров, но ни один не лезет в душу. Все на одно лицо. А мне нужно, чтоб он был человеком, мужчиной, а не тряпкой. Спасибо вам, что учили нас понимать прекрасное, учили видеть прекрасное в человеке. К.

На вечерний разговор «Только для девочек» старшеклассницы пришли в чистеньких, аккуратных байковых платьях.

Сашеньку я увидела сразу. Она сидела справа у окна за первой партой. Когда я вошла, девочки встали, и Саша движением головы откинула со лба прядь волос и улыбнулась. Сашенька была влюблена. На вечере она ни с кем не разговаривала, не написала записки, ни о чем не спросила.

Через пятнадцать минут отбой, а завтра я, может быть расскажу ей.

…Уличные фонари уже не зажигали — начиналось время белых ночей. Падал снег. Я не спрашивала, куда мы идем. Я крепко держала его руку и покорно шла рядом.

Мы свернули в арку какого-то дома и очутились в большом, занесенном снегом дворе. Неожиданно он остановился, и в наступившей тишине я услышала легкий короткий звон. Мы снова вышли на улицу. Он шагал широко, быстро. Куда он торопился? Куда спешил? Я не попадала в шаг, сбивалась, отставала, снова оказывалась рядом. И в этой попытке преодолеть разлаженность ходьбы, в торопливом несовпадении шагов двух взрослых людей, идущих бок о бок, в этом сломанном, сбитом ритме таилось предвестие то ли разлада, то ли разрыва, то ли не вместе прожитой жизни.

Завтра я расскажу ей, как душными летними вечерами пела я колыбельную сыну. «Миленький ты мой, возьми меня с собой, там в краю далеком назовешь меня… Миленький ты мой…»

Утром я раздвигала прозрачные занавески и раскрывала настежь окно. Из окна был виден высокий холм Коломенского. На его зеленом склоне паслась белая лошадь. И тогда я бросала дела, укладывала сына в коляску, и через двадцать минут по узкой деревенской улице мы въезжали в усадьбу.

Начинался летний день. По небу плыли облака. Я прикрывала ладонью глаза от солнца и долго смотрела на шатер церкви Вознесения. От долгого смотрения начинало казаться, что облака замерли, остановились, а плыву я сама, мой маленький сын, белая лошадь за спиной, деревья, река, сады Коломенского. Я встряхивала головой и усаживалась на траву.

Сын лежал в коляске с открытыми глазами и как будто прислушивался к жужжанию пчел, гудкам грузовых барж на реке и тихому ржанию лошади. Это был первый год его жизни на земле.

…Завтра я расскажу ей.

Сашенька любила учителя математики Николаева. В июне она закончила школу и уехала поступать в институт. Но в конце лета неожиданно вернулась, осталась работать в интернате, а в октябре вышла замуж за Николая Никитовича.

Саше шел девятнадцатый год.