После второго побега был третий, после третьего четвертый, пятый…
Каждый побег Леши Петрова неповторим, как неповторим и каждый день его возвращения.
А что между ними?
По длинному теплому переходу мальчишки несут на вытянутых руках подносы. На подносах горы золотистого, присыпанного сахарным песком «хвороста». Следом, как верные оруженосцы, семенят девочки с алюминиевыми чайниками в руках.
— Тамара Михайловна! Не опаздывайте! Начинаем ровно через час.
У пятиклассников сегодня день рождения. Чествуют всех, кто родился весной.
Шефы запаздывали, дети нервничали, волновались, то и дело бегали на первый этаж. Наконец дверь распахнулась и ввалились ребята с завода.
— Дорогие наши именинники! Дорогие наши Верочка, Маша, Галя, Сережа и Антон! Поздравляем вас с днем рождения. Вы выросли на целый год. Поумнели, повзрослели. Хорошо учитесь, никогда не унывайте. А мы всегда будем с вами дружить. Вот вам наша рука и наши подарки! Именинникам — ура, ура, ура!
Дети пили чай, пели песни. Я тихонько вышла из класса и спустилась к себе. На письменном столе среди прочих бумаг лежали тетрадные листочки с ответами пятиклассников на вопрос «Что бы ты сделал, если бы все мог?». Ответы они принесли вчера после ужина.
«Если бы я все могла, я бы поехала в Чили и освободила коммунистов, а фашистов бы убила».
«Я бы отменил папиросы и водку, съездил в Москву, посмотрел на Ленина».
«Освободила всех детей мира, которые мучаются от всяких болезней и добывают пищу на помойках, ходят в грязной одежде».
«Я бы стал моряком и еще разводил бы рыб. Сразу же построил коммунизм».
«Сделал так, чтобы не стало алкоголиков, преступников и воров».
«Я бы сделал коммунизм, чтобы в классе не было двоек, чтобы хорошо учились и жили».
«Если бы я все мог, я бы сделал коммунизм…» — написал маленький Володя.
На уроках из-за небольшого росточка он приподнимался над сиденьем и высоко тянул правую руку. Левая безжизненно повисала вдоль тела. Похоже было, она высыхала. Зато правой он смешно и нетерпеливо тряс, словно боялся, что его не заметят и не вызовут. Его замечали, но не всегда спрашивали. И на следующем уроке все повторялось.
Как-то теплым летним днем, после обеда, раздался телефонный звонок. Звонили из промтоварного магазина — Володя украл нейлоновые плавки. За мальчиком отправился Николай Никитович и через полчаса привел его, заплаканного и перепуганного.
— Я больше не буду, в первый и последний раз, любое задание выполню, накажите меня как хотите, только милиции не отдавайте.
— У тебя родители есть?
— Дом был. В Ангарске.
Мальчик низко опустил голову, плечи его вздрагивали.
Пройдет четыре года, и августовским днем во время ремонта заберутся мальчишки в кабинет химии, что на третьем этаже школы, выкрадут бертолетову соль, и Володя погибнет от нелепого * страшного взрыва. Его проводят в последний путь на скромное лесное кладбище у дороги притихшие товарищи и сломленные горем взрослые.
Если бы я все мог…
Если бы я могла…
Если бы…
Утром пришла на работу и в приоткрытую дверь пионерской увидела старшего воспитателя Николаева. Он сидел на стуле, а перед ним сопели носами мальчишки. Не то третий, не то четвертый класс.
— Ну что, будем мириться? — Николай Никитович сделал ударение на слове «будем».
Ребятишки молча протянули руки. Он крепко сжал их и не отпускал до конца, видимо, очень нелегкого разговора.
— Ну что, будем мириться? — перенес он ударение на слово «мириться».
Молчат мальчишки.
— Ты меня понял, сын? Не слышу.
— Я вас понял.
— Вот и хорошо. А ты, орел? Подними глаза. Я хочу видеть твои глаза.
Парнишка медленно поднимает голову, и из-под ресниц испуганно глядят огромные серые глаза.
— Ты меня не обманешь? Не слышу.
— Не обману. Мы все поняли, Николай Никитович.
— Теперь идите, дети мои.
Разлетелись ручонки. Распалось рукопожатие. Дети ушли.
Сероглазого мальчика звали Валера Михеев. Ему шел двенадцатый год.
ИЗ ЛИЧНОГО ДЕЛА В. МИХЕЕВА:
Сведения о родителях:
…Родители ведут аморальный образ жизни, не имеют постоянного места жительства, нигде не прописаны, ребенком не интересуются. Лишены родительских прав.
Из решения исполкома городского Совета народных депутатов:
…Родители бросили ребенка в квартире в беспомощном состоянии. Органами милиции ребенок помещен в детскую больницу в отделение для грудных детей. Исполком постановил: определить Михеева В. А. в дошкольное учреждение.
Прошло 10 лет.
Из решения исполкома городского Совета народных депутатов:
…Установить опеку над несовершеннолетним Михеевым В. А. со стороны Графовой Г. М.
ЗАЯВЛЕНИЕ
Прошу Вас разрешить мне забирать ученика 2-го класса Михеева на выходные, праздничные дни, а также на период летних каникул. Обязуюсь создать ему хорошие условия для отдыха. Охрану жизни и здоровья ребенка гарантирую. Графова Г. М.
Через четыре месяца исполком вынужден был принять новое решение: «О снятии опеки с несовершеннолетнего Михеева В. А.».
…Гражданка Графова Г. М. с обязанностями опекуна не справилась. Мальчик не слушался, убегал из дома, пропускал занятия в интернате, самовольничал. Графова Г. М. письменно отказывается от опекунства, мотивируя тем, что мальчик трудный, с воспитанием его она не справляется.
Решением исполкома опека была снята.
ИЗ ХАРАКТЕРИСТИКИ:
…Мальчик способный, на уроках ведет себя хорошо, хотя очень редко поднимает руку. С детьми играет, но они его недолюбливают. Часто уединяется. Может без разрешения взять чужую вещь. Трудится с неохотой. Привычки к длительным трудовым усилиям не имеет.
Приходит к Валере его «мать». Но ничего у нее не получается. Иногда мальчик уходит к ней без разрешения.
Интернатский «газик» подпрыгивал на неровной дороге — мы ехали из речного порта в город. На людной улице, где выстроились в ряд красивые двухэтажные дома, Александр Федорович неожиданно затормозил.
— Вроде наши. Я сейчас.
Он нырнул в открытый люк, и оттуда вылезли Валера и два его приятеля. Мальчики молча прошли к машине и сели на жесткие сиденья.
— Я же вас, елки, все равно найду, — волновался шофер дядя Саша. — Я же все места ваши знаю. Ну чего вы бегаете, елки-моталки? От добра добра не ищут.
Валера сидел, забившись в угол. Худенькие ручонки прятал в карманах куцего пиджака, зябко поеживался. В огромных серых глазах пустота и безразличие.
«…Мальчик часто уединяется. Близких друзей не имеет. Очень раздражительный, обидчивый. Может учиться без троек. Самокритичен. Ценит справедливость, хотя сам бывает несправедлив. Физически слабее других, не любит заниматься тем делом, где проявляется его слабость», — записала воспитатель Валеры в «Дневнике педагогических наблюдений». «Дневники» воспитатели ведут на протяжении ряда лет.
ЗАПИСИ О ТАНЕ ГОРЧАКОВСКОЙ И ДРУГИХ РЕБЯТАХ:
…Девочка очень ласковая, отзывчивая, добрая, отличается необычайным трудолюбием. Быстрая, аккуратная. Необыкновенная чистюля. Учится слабо, но берет терпением, усердием. Все доводит до конца. Возится в теплице, увлеченно занимается спортом и никогда не болеет.
…Мальчик капризный, невнимательный. Часто ссорится с ребятами. Долго болел, делали операцию, бывают припадки. Нередко груб. Если виноват, обязательно извинится. Может отказаться выполнить порученное дело, все зависит от его настроения.
…Девочка очень нервная. Замкнута, с ребятами не общается. Очень любит ласку. Хорошо учится. Серьезно больна.
…Мальчик очень упрямый, ввязывается в чужие разговоры, грубит, никогда не считает себя виноватым. Осмотрен психиатром — задержка психического развития. Имеет средние способности. Любит работать в столярной мастерской и в теплице.
…Особых качеств характера не наблюдается. Несерьезен. Улыбается по поводу и без повода. Одевается небрежно. Ребята часто подражают ему.
…Девочка общительная, аккуратная, никогда не наденет грязного платья. Учится хорошо, но общественной работы в классе не вела, т. к. всегда боялась ответственности.
«Боялась ответственности»? Это о Даше Сергеевой. Несколько дней назад девочка написала первое в жизни заявление. Шариковой ручкой, на листочке, наспех вырванном из тетради, Даша вывела: «Прошу лишить материнства мою мать». Когда отдавала заявление, тихо добавила: «Если бы она еще сюда не таскалась. Позорит меня. Нет у нее ни стыда, ни совести».
Какой мерой измерить отчаяние ребенка, выстрадавшего, выносившего в сердце противоестественное человеческой природе решение? Когда она приняла его? Не тогда ли, у окна, в теплом переходе, когда стояла рядом с матерью и слушала ее бессвязное бормотание? Ребята вынесли стул Дашиной маме, и она, неопрятно одетая, со следами тяжелого запоя на лице, сидела на виду у всех, плакала, странно жестикулировала и повторяла в который уже раз про несчастья, что каждый день сваливаются на ее больную голову. Даша стояла рядом, не поднимала глаз и мучилась недетской мукой.
В день, когда мы приехали в Лесное, моему сыну было шесть лет два месяца и семь дней. Мой мальчик родился 18 июля в 18 часов 10 минут в старом родильном доме на Арбате. За несколько месяцев до его рождения мне исполнилось тридцать лет. Шесть лет, два месяца и семь дней вершилось таинство материнства, самое великое таинство на свете.
Отрезок жизни, связанный с появлением сына на свет, я прожила мучительно тяжело и оглушительно счастливо.
Рождение сына совпало с золотой порой жизни, завершило, увенчало удивительный ряд лет, неповторимые 60-е годы, с их страстями, свежим ветром, когда теряли головы от безумных идей, безоглядно верили в завтра, дышали легко, свободно, взрослели в делах, поступках, торопились, лезли на рожон: «Кто, если не я?», пели самые лучшие песни, говорили ночи напролет, терзались собственным несовершенством, а душа болела за державу, а державой был Норильск, маленький город за Полярным кругом, закутанный в высокие снега и открытый ледяному ветру с океана. В 60-х рождалась надежда. В 60-х появлялись на свет наши дети.