– Это ужасно несправедливо. Подумать только, что столь впечатлительная девушка, как Молли, должна подвергнуться подобным испытаниям в такой день!
– Я бы сказал, что вы преувеличиваете результаты действия этого прискорбного случая на Молли. Насколько я мог судить, она вела себя вполне спокойно.
– Она не была очень бледна?
– Ничуть.
– И не взволнована?
– Она показалась мне абсолютно спокойной.
– Слава богу!
– И даже, насколько я припоминаю, она сказала Феррису в тот момент, когда автомобиль отъезжал…
– Ну, что?
Но Гамильтон Бимиш молчал и стоял, свирепо нахмурив брови.
– Не знаю, что стало с моей памятью. Это не иначе, как результат любви. Я только-что вспомнил…
– Что? То, что Молли сказала?
– Нет, это я забыл. Но я сейчас вспомнил то, что хотел вам передать, когда увидел вас. Забавно, право, как часто случается, что, услышав знакомое имя, восстанавливаешь в памяти забытые вещи! Я упомянул имя Ферриса и вдруг вспомнил, что Феррис просил меня кое-что передать вам.
– О, к черту Ферриса!
– Он просил меня передать вам, что сегодня утром звонила по телефону какая-то женщина и спрашивала вас. Он сказал ей, что вы живете в гостинице, и советовал ей разыскать вас там. Она ответила, что это неважно, так как она все равно скоро будет здесь. Она, кажется, говорила, что знает вас еще из Ист-Гилеада.
– Вот как? – равнодушно сказал Джордж.
– И зовут ее, если только память не изменяет мне опять, не то Тобс, не то Добс, не то Побс. Впрочем, нет, вспомнил. Память моя оказывается лучше, чем я предполагал. Я точно помню. Ее зовут Мэй Стобс. Это имя что-нибудь говорит вам?
Глава девятая
Случилось так, что, передавая Джорджу эту столь малозначащую весть, Гамильтон Бимиш посмотрел вниз и обнаружил, что на одном из его ботинок развязался шнурок. Он нагнулся, чтобы завязать его, а потому не мог видеть выражения лица Джорджа. Опять-таки, будучи человеком, привыкшим отдавать все свое внимание одному делу, которым он занят, как бы ничтожно оно ни было, он не услышал, что из груди Джорджа внезапно вырвался какой-то звук, в котором перемешались ужас и изумление. Однако, Гамильтон успел подметить уголком глаза, что-то такое что возле него трясется, и, подняв глаза, Бимиш обнаружил, что это не что иное, как ноги Джорджа Финча, проделывающие матросский танец.
Гамильтон Бимиш выпрямился, и теперь он мог видеть Джорджа всего целиком. Представившееся ему зрелище тотчас же убедило его, что весть, переданная другу, в сильной степени отразилась на поджилках последнего. Помимо того, довольно приятные черты лица Джорджа Финча исказились и приняли цвет нильской грязи. Глаза его, казалось, вот-вот выскочат на лоб. Его нижняя челюсть повисла, и надо было опасаться, как бы она не отлетела. И кто в своей жизни хоть раз был в кинематографе, тот немедленно определил бы, что Джордж Финч находится в состоянии крайней ошеломленности.
– Джордж, дорогой мой! – воскликнул Гамильтон Бимиш, в высшей степени встревоженный.
– Ик… ик… ик… – начал Джордж, делая отчаянные усилия, чтобы снова обрести дар речи. – Ик… как ее зовут?
– Мэй Стобс, – повторил Гамильтон Бимиш, и лицо его приняло чрезвычайно озабоченное выражение, так как у него внезапно зародилось страшное подозрение. Лучше расскажите мне все, Джордж. Было бы смешно притворяться, будто это имя ничего не говорит вам. По-видимому, оно разбудило в вашей душе глубокие и очень неприятные воспоминания. Я только надеюсь, Джордж, что не услышу от вас о какой-нибудь бедной девушке, счастьем которой вы играли в прошлом, и которую вы, точно сорванный цветок, кинули в пыль на дорогу?
Джордж Финч смотрел перед собою отсутствующим взглядом, точно он впал в транс.
– Все кончено! – тупо произнес он.
Сердце Гамильтон Бимиша смягчилось.
– Доверьтесь мне, Джордж, – сказал он. – Мы с вами друзья. Я не буду вас слишком строго судить.
Безудержное бешенство охватило вдруг Джорджа и растопило лед оцепенения. Вне себя от гнева, он крикнул:
– И все из-за этого проклятого пастора! Я так и знал, что это означает несчастье! Боже мой, какой рай был бы на этом свете, если бы священники умели лазать на стулья, не ломая себе ног.
Я погибший человек!
– Кто такая эта Мэй Стобс?
– Я был знаком с нею в Ист-Гилеаде – с отчаянием в голосе ответил Джордж. – Мы были, так сказать, помолвлены.
Гамильтон Бимиш сделал презрительную гримасу.
– Уж, не говоря о том, что выражение «так сказать, помолвлены» не выдерживает ни малейшей критики, в силу своей нелогичности, я, вообще, отказываюсь понимать, как вы могли быть, так сказать, «помолвлены»? Человек бывает либо помолвлен, либо не помолвлен.
– О, нет, там, где я родился, это делалось иначе. В Ист-Гилеаде существует нечто в роде условного сговора.
– Ага! И такой условный сговор, как вы выражаетесь, существовал между вами и мисс Стобс?
– Угу! Просто один из тех дурацких романов, которые бывают у мальчиков и девочек. Вы сами знаете. Проводишь несколько раз девушку из школы или пригласишь ее пару раз на пикники, и люди уже начинают посмеиваться над вами и дразнить вас… Ну, вот и все. И возможно, что она считала себя помолвленной со мной. А теперь она прослышала, что я собираюсь венчаться, и примчалась, чтобы отравить мне жизнь.
– Скажите, Джордж, вы не ссорились с этой девушкой, перед тем как расстались?
– Ничего подобного! Мы просто, так сказать, разошлись в разные стороны. Я считал, что с этим делом давно уже покончено и все забыто. И когда я увидел Молли…
Гамильтон Бимиш притронулся к рукаву своего друга.
– Джордж, – начал он. – Я хочу, чтобы вы уделили мне ваше полное внимание, ибо мы сейчас подходим к самому корню вещей. У вас была какая-нибудь переписка?
– Десятки писем! И, наверное, она их все сохранила. Я знаю, например, что она клала их на ночь под подушку.
– Это скверно, – сказал Гамильтон Бимиш, качая головой. – Очень скверно. Я помню, однажды зашла речь о судебном процессе, затеянном девушкой, на которой жених отказался жениться, и она сказала, что вполне оправдывает его поведение.
Гамильтон Бимиш насупил брови. По-видимому, он скорбел о том нездоровом духе, который царит среди современных девушек и нашептывает им мысли о быстром обогащении. Да, теперь уж женщины не согласны терпеливо ждать, пока судьба сама соблаговолит сделать их вдовами.
– И вы уверены в том, что она собирается сюда, с целью вызвать какие-нибудь…
– А зачем бы еще понадобилось ей ездить сюда?
– Да, пожалуй, вы правы. Надо подумать. Я должен подумать. Позвольте мне подумать.
С этими словами Гамильтон Бимиш круто свернул в сторону и начал описывать по саду круги, заложив руки назад и низко опустив голову. Глаза его ни разу не поднялись от земли, из которой, казалось, он надеялся извлечь вдохновение. Едва ли есть более внушительное зрелище на свете, чем вид великого мыслителя, погруженного в глубокое раздумье. И, тем не менее, Джордж Финч, внимательно наблюдавший за своим другом, нервничал и переминался с ноги на ногу. Вполне простительно, впрочем, что он жаждал быстрых результатов. А Гамильтон Бимиш, хотя у него и был весьма внушительный вид, очевидно, не мог ничего придумать.
– Вы что-нибудь надумали? – спросил Джордж, когда Бимиш закончил третий круг. Гамильтон Бимиш поднял руку, точно требуя полного молчания, и снова принялся шагать. Но вот он, наконец, остановился.
– Hy? – не стерпел Джордж
– Что касается этой помолвки…
– Это не была помолвка. Это был только условный сговор.
– Что касается этого условного сговора или помолвки, то наиболее слабым местом в вашей защите является то обстоятельство, что вы первый нарушили слово.
– Ничего я не нарушал!
– Я, может быть, не так выразился. Мне следовало сказать, что вам принадлежала инициатива. Вы покинули Ист-Гилеад и уехали в Нью-Йорк. Таким образом, вы, с точки зрения формальной, бросили эту девушку.
– И зачем вы так говорите, хотел бы я знать? Неужели вы не понимаете, что это был попросту детский роман, который у большинства мальчиков и девочек кончается сам собой?
– Я смотрю в данном случае на вещи с точки зрения юриста. Разрешите вам заметить, что этот роман, как вы выражаетесь, отнюдь не пришел к концу. Вы должны понять следующее: если бы вы хотели, чтобы дело пришло к концу, вам следовало бы перед отъездом из Ист-Гилеада устроить как-нибудь так, чтобы мисс Стобс порвала помолвку.
– Условный сговор.
– Сговор или помолвку. Тогда ваша жизнь снова стала бы чистой страницей. Надо было сделать что-нибудь такое, что могло бы вызвать в ней отвращение к вам.
– Но как же я мог это сделать? Я не принадлежу к тем людям, которые способны на низкие поступки.
– И даже сейчас, я бы сказал, если вам удастся сделать что-нибудь такое, что возмутит эту мисс Стобс… Нечто такое, что вызовет в ней ненависть к вам и заставит ее отшатнуться от вас…
– Но что, что?
– Я должен подумать – сказал Гамильтон Бимиш.
Он снова принялся шагать и сделал еще четыре круга.
– А если предположить, что вы совершите какое-нибудь преступление? сказал он, возвращаясь к прерванному разговору. – Скажем, она узнает, например, что вы вор. Она вряд ли пожелала бы выйти за вас замуж, зная, что вам предстоит провести несколько лет в тюрьме Синг-Синг.
– Разумеется, нет. Но то же самое относится и к Молли.
– Это верно. Я должен еще подумать.
Несколько минут спустя, когда Джордж уже начал проникаться чувством неприязни к своему другу за то, что он, будучи столь великим, не в состоянии прийти ему на помощь в критическую минуту, он заметил вдруг, что тот вздрогнул и остановился.
– Я, кажется, нашел! – воскликнул Гамильтон Бимиш.
– Hy?
– Вот эта самая мисс Стобс… Скажите, она очень добродетельная особа? Вы понимаете, что я хочу сказать? Она такая же, как и все провинциальные девушки, насчет целомудрия, верности и всего прочего?