– A?
– Вздумал отдавать приказание слуге, чтобы тот стоял здесь и караулил подарки!
– Помилуйте, мистер Вадингтон! Неужели вы не понимаете, что, если бы я этого не сделал, кто-нибудь мог бы забраться в комнату и стащить кое-что?
Мистер Вадингтон посмотрел на него долгим злобным взглядом. Наверное, такое же выражение лица должно было быть у ковбоя, который бросился на постель после тяжелого трудового дня и слишком поздно обнаружил, что кто-то из остряков-друзей подложил несколько кактусов под простыню.
Джордж сильно упал духом. Он намеревался подойти к столу с закусками, дабы восстановить упавшее настроение некоторым количеством картофельного салата. Но в это время от стола отделилась огромная, тщательно одетая фигура, жевавшая ломтик подрумяненного хлеба, густо намазанного икрой. Джордж смутно помнил, что видел этого человека среди прочих гостей в тот знаменательный день, когда он вдруг очутился на званом обеде в доме номер шестнадцать по Семьдесят Девятой улице. Память не изменила ему. Это был не кто иной, как
«Объединенные фабрики мясных консервов».
– А, здорово, Вадингтон! – сказал «Объединенные фабрики мясных консервов».
– Угу! – пробормотал Сигсби Вадингтон.
Он очень не любил этого человека, который однажды отказал ему в небольшой ссуде и вдобавок позволил себе еще подкрепить свой отказ цитатой из Шекспира.
– Послушайте, Вадингтон, – продолжал «Объединенные фабрики мясных консервов». Помнится мне, что вы приходили ко мне и спрашивали мое мнение насчет кинематографической компании «Лучшие фильмы в мире»? Вы как будто собирались вложить деньги в это дело, если память мне не изменяет?
На лице Вадингтона появилось выражение страшной тревоги. Он с трудом проглотил слюну и быстро заговорил:
– Только не я! Только не я! Выкиньте из вашей башки, будто я хотел покупать какую-то дрянь. Я просто думал, что если фирма стоящая, то моя жена была бы, возможно, заинтересована в приобретении некоторого числа акций.
– Но это все равно.
– Нет, далеко не все равно.
– Не знаете ли вы случайно, купила ли ваша жена акции этой фирмы?
– Я достоверно знаю, что не купила. А впоследствии обнаружилось, что фирма совершенно не стоящая, а потому я не стал даже говорить жене об этом.
– Жаль, жаль! – сказал «Объединенные фабрики мясных консервов». – Очень жаль.
– То-есть, как это жаль?
– Да очень просто. Случилась изумительная вещь. В своем роде весьма забавная история. В качестве кинематографической фирмы это предприятие действительно ничего не стоило, в этом отношении я с вами согласен. Ничего у них, по-видимому, не выходило. Но вчера один из рабочих стал загонять в землю кол, к которому была прибита дощечка с надписью «Продается», и будь я проклят, если там не оказалась нефть!
Перед глазами несчастного Вадингтона смутно расплывался образ «Объединенных фабрик мясных консервов»
– Нефть? Нефть? – с трудом вымолвил он.
– Да, сэр, нефть. Самая настоящая. По всем признакам там таится, по-видимому, один из богатейших источников Юго-Запада.
– Но… но… в таком случае, вы хотите сказать, что акции этой фирмы чего-нибудь стоят?
– Всего лишь миллион, больше ничего. Сущий пустяк! Очень жаль, что вы не купили. А эта икра, сказал «Объединенные фабрики мясных консервов», задумчиво причмокивая губами, – эта икра очень хороша. Да, да, Вадингтон, замечательная икра! Надо мне съесть еще один бутербродик.
Нет ничего труднее, как остановить миллионера, который намеревается наброситься на икру. Тем не менее, мистеру Вадингтону удалось это сделать, но для этого он изо всех сил уцепился за его рукав.
– Когда вы об этом слышали? – спросил он.
– Сегодня утром, незадолго до того, как я отправился сюда.
– И вы думаете, что еще кто-нибудь знает об этом?
– Да весь город знает!
– Но, послушайте, не отставал Вадингтон. – Э-э-э, послушайте…
Он снова в отчаянии уцепился за рукав миллионера, у которого от одной лишь близости икры раздувались ноздри.
– Я хочу сказать… спросить… я знаю одного человека… он ничего не смыслит в финансовых делах… у него есть целая пачка акций этой фирмы… Как вы думаете, не исключена возможность, что он ничего еще не слыхал?
– Вполне возможно. Но если вы надеетесь раздобыть у него эти акции, то вам нужно торопиться. А то скоро об этом появится в вечерних газетах.
Его слова подействовали на Вадингтона, как сильный заряд электричества. Он выпустил его рукав, и «Объединенные фабрики мясных консервов» кинулся к столу с закусками, точно изголодавшийся рабочий вол в стойло. Мистер Вадингтон нащупал у себя в кармане свои триста долларов, желая лишний раз убедиться, что они еще там, выскочил из дому, потом за ограду, затем кинулся бежать по дороге и, достигнув вокзала, вскочил в отходивший поезд, который, казалось, только его и дожидался. Никогда еще в жизни Вадингтону не случалось так удачно попадать к поезду, и он увидел в этом хорошее знамение.
Он уже мысленно рисовал себе полицейского, которому он отдал пачку драгоценных акций… в момент излишнего великодушия. Этот полицейский, насколько он помнил, был такой простоватый малый, как-раз человек, с которым приятно иметь коммерческие дела. Мистер Вадингтон стал мысленно репетировать речь, с которой он обратится к нему.
– Э-э-э, послушайте, – скажет он. – э-э-э, послушайте, мой дорогой…
Сигсби Вадингтон вздрогнул и выпрямился на своем сидении. Он совершенно забыл имя этого полицейского!
Глава двенадцатая
Спустя несколько часов, когда звезды только выглянули в небе, а пташки сонно устраивались на ветках деревьев, по дорожке, которая вела к загородному дому миссис Вадингтон в Хэмстеде, плелась одинокая унылая фигура. Это был мистер Сигсби Вадингтон, возвращавшийся из дальних странствований. Вадингтон шел крадучись, точно кот, ожидающий, что в него вот-вот запустят булыжником. «О, как радостно снова увидеть родной дом!», – говорит поэт. Но Сигсби Вадингтон никак не мог согласиться с таким оптимистическим взглядом. Имея полную возможность спокойно рассуждать, он пришел к убеждению, что под этим родным кровом его ждут большие неприятности. Во многих других случаях за время отбывания им наказания в качестве мужа миссис Вадингтон бывало, что он делал промахи и его жена выражала свое неодобрение весьма откровенно и бурно. Но никогда еще Сигсби Вадингтон не совершал такого серьезного домашнего преступления, как то, которое тяжелым бременем лежало на нем сейчас. Он осмелился отлучиться из дому в тот день, когда должна была венчаться его единственная дочь! В тот день, когда ему определенно было сказано, что он должен вести ее к венцу! И если, имея такой повод, миссис Вадингтон не даст себе настолько воли, как рассчитывал ее муж, то мистер Вадингтон мог бы сказать, что «старая хлеб-соль забывается» и прошлое не должно ставиться в пример.
Вадингтон глубоко вздохнул. Он чувствовал себя угнетенным и разбитым, он нисколько не был расположен выслушивать те горькие истины, которые будет выкладывать ему миссис Вадингтон. Он только мечтал остаться один, растянуться на диване, снять ботинки и выпить чего-нибудь подкрепляющего и освежающего. Ибо надо признать, что Сигсби Вадингтон провел весьма тяжелые часы в городе.
Как мы уже достаточно ясно указывали в предыдущих главах, Сигсби Вадингтон принадлежал к тем людям, которые не способны усиленно думать, без риска нажить головную боль. Тем не менее, сидя в поезде, увозившем его в Нью-Йорк, он вынужден был рискнуть головной болью и хорошенько и тщательно пораздумать. Откуда-то из мутных глубин подсознания что-то нашептывало ему, что необходимо во что бы то ни стало вспомнить имя полисмена, которому он продал акции. Вадингтон немедленно начал рыться в памяти, и к тому времени, когда поезд подходил к Нью-Йорку, он решил, что этого полицейского зовут либо Мэлькаи, либо Гаррити [Имена Мэлькаи и Гаррити, равно как упоминаемые позднее Мерфи и Галагер – типичные ирландские фамилии, а между тем ирландцы составляют значительный процент нью-йоркской полиции].
Следует заметить, что человек, который собирается искать в Нью-Йорке полисмена по имени Мэлькаи, должен рассчитывать на добрых полдня работы. То же самое ждет человека, который вздумал бы разыскивать полисмена по имени Гаррити. А тому, кто взял бы на себя труд искать и того и другого, не пришлось бы отдыхать ни одной минуты в течение круглых суток. Носясь вверх и вниз по городу и расспрашивая всех полисменов, которые попадались на его пути, Сигсби Вадингтон стал проделывать концы протяжением во много миль. Так, например, полисмен на посту в Таймс-Сквере сообщил ему, что у могилы генерала Гранта, как ему доподлинно известно, стоит на посту полисмен по имени Мэлькаи. Что же касается полисмена по имени Гаррити, то можно получить на выбор любого-одного на площади Колумба, другого-на площади Эрвинга.
Полисмен у могилы генерала Гранта выразил сожаление, что не может своей собственной персоной заполнить пробел в нуждах мистера Вадингтона, но посоветовал ему справиться либо на Двадцать пятой улице, где каждый день дежурит полицейский по имени Мэлькаи, либо на Шестнадцатой улице, либо на Третьем Авеню.
Полисмен Гаррити на площади Колумба очень тепло отозвался о другом полисмене-однофамильце близ площади Баттари, а полисмен Гаррити на площади Эрвинга был того мнения, что его собрат-однофамилец в Бронксе, несомненно, подойдет мистеру Вадингтону. К тому времени, когда часы пробили пять, мистер Вадингтон окончательно пришел к заключению, что если в мире существует уголок для честных тружеников, то в нем едва ли может быть место большему числу полисменов по имени Мэлькаи. А возвращаясь из Бронкса в пять тридцать, он готов был поддержать любой закон, коим совершенно запрещалось бы кому-либо называться Гаррити. А когда пробило шесть часов, в голове Вадингтона вдруг блеснула мысль, что разыскиваемого им полисмена зовут вовсе не Мэлькаи и не Гаррити, а Мэрфи!
Он как – раз переходил через площадь Мэдисон, возвращаясь из неудачной экскурсии по Четырнадцатой улице, где он разыскивал полисмена по имени Мэлькаи, и уверенность в том, что полицейский, который ему до зарезу нужен, зовется Мэрфи, так укрепилась в его мозгу, что он зашатался и со стоном опустился на одну из скамей. Это было, так сказать, моментом пресыщения. Мистер Вадингтон решил отказаться от дальнейших поисков и вернуться домой. Голова у него болела, ноги у него б