Перед тем как он открыл дверь, из комнаты доносились довольно громкие голоса. Но как только Вадингтон вошел, разговор тотчас же прекратился и миссис Вадингтон раздраженно спросила:
– Где это вы изволили быть, хотела бы я знать?
Сигсби Вадингтон был заранее подготовлен к этому вопросу.
– Я предпринял далекую прогулку за город. Чрезвычайно далекую прогулку за город. Я был так потрясен, так изумлен и так ошеломлен ужасной сценой, разыгравшейся в этом доме, что я буквально задыхался. А потому я предпринял далекую прогулку за город. Я только-что вернулся. И подумать только, что у нас могло случиться нечто подобное! Феррис утверждает, что в Англии никогда не случаются такие вещи.
Молли, у которой глаза сильно раскраснелись от слез, а губы дрожали, тоже вмешалась в разговор:
– Я убеждена, что у Джорджа есть на все объяснения.
– Ну, еще бы! – презрительно отозвалась миссис Вадингтон.
– Я твердо убеждена в этом!
– В таком случае, почему твой драгоценный Джордж не удостоил поделиться с нами своими объяснениями?
– Он был слишком ошеломлен.
– Ничего удивительного в этом!
– Я ничуть не сомневаюсь, что произошла ошибка.
– Совершенно верно, – сказал мистер Вадингтон, ласково гладя руку своей дочери. – Все это было жульнической инсценировкой.
– Говори пожалуйста толком, Сигсби!
– Я и говорю толком.
– То, что ты называешь толком, является бредом для любого человека, не находящегося в доме слабоумных.
– Да неужели? – язвительно произнес Вадингтон и с видом триумфатора заложил большие пальцы обеих рук в проймы жилета. – В таком случае позволь мне сказать тебе, что эта женщина, ворвавшаяся сюда, попросту притворялась. Она разыграла из себя то, чем она не была в действительности, и заставила тебя поверить, что она не есть то, чем она была на деле.
Миссис Вадингтон напряженно слушала его, тщетно желая что-нибудь понять, но потом отказалась от этой надежды и лишь глубоко вздохнула.
– Ради бога, уходи отсюда, Сигсби! – сказала она.
– Уходи отсюда! Это мне нравится! Я тебе говорю, что эта женщина-жулик в юбке! Она никак не могла забраться сюда каким-нибудь иным способом, а потому пустила в ход самую избитую комедию. Ей только и нужны были свадебные подарки.
– В таком случае, почему она не взяла их?
– Она и взяла-жемчужное ожерелье Молли.
– Что?
– То, что я говорю. Она взяла жемчужное ожерелье Молли.
– Вздор.
– Но его нет!
– Молли подняла глаза и ликуя посмотрела на мачеху.
– Я так и знала! – воскликнула она. – Значит, мой дорогой Джорджи ни в чем не виновен! Едва ли найдется много людей в нашем цивилизованном мире, которым приходилось когда-нибудь видеть растерянную тигрицу. Но тот, кто в данный момент посмотрел бы на миссис Вадингтон, составил бы себе недурное представление об этом звере в минуту растерянности.
– Я не верю этому! – угрюмо заявила она.
– Не веришь? Но жемчужного ожерелья нет, не так ли? – сказал Сигсби. – Уж не предполагаешь ли ты, что кто-либо из гостей взял его, а? Впрочем, меня бы нисколько не удивило, если бы этот лорд Хэнстантон стащил его. Но, конечно, жемчужное ожерелье взяла эта женщина. Она упала в обморок около стола со свадебными подарками, не так ли? Она крикнула, что ей нужен воздух, и выбежала вон, не так ли? И никто не видел ее с тех пор, не так ли? Если бы я не предпринял такой далекой прогулки за город, я бы давно уже пролил свет на это темное дело.
– Я прямиком еду в Нью-Йорк, чтобы повидать Джорджа и рассказать ему! – воскликнула Молли, сильно взволнованная.
– А я говорю, что ты ничего подобного не сделаешь! – заявила миссис Вадингтон, поднимаясь с места.
– А я еду в Нью-Йорк, чтобы уведомить полицию – сказал Сигсби Вадингтон.
– А я говорю, что ты ничего подобного не сделаешь! Я сама поеду в Нью-Йорк, и сама уведомлю полицию. А вы с Молли останетесь здесь.
– Но, послушай…
– Я не желаю ничего больше слушать! – категорически заявила миссис Вадингтон, нажимая кнопку электрического звонка. – Что же касается поездки в Нью – Йорк, – заметила она, поворачиваясь к Молли, – так неужели ты полагаешь, что я позволю тебе совершать ночные визиты к таким прощалыгам, как Джордж Финч?
– Вовсе он не прощалыга – возмутилась Молли.
– Ни в коем случае! – сказал Сигсби Вадингтон. – На редкость симпатичный малый. Он родом из привольных степей Запада!
– Вы великолепно знаете, что слова папы снимают всякую вину с Джорджа – сказала Молли. – Эта отвратительная женщина могла бы с таким же успехом явиться сюда и заявить, что папа обольстил ее.
– Э-э-э… послушай! – воскликнул в ужасе мистер Вадингтон.
– Ей только нужен был предлог для того, чтобы забраться к нам в дом, вот и все.
– Вполне возможно, что в данном случае Джордж Финч не в такой мере виноват, как я предполагала, – сказала миссис Вадингтон. – Но это отнюдь не меняет дела, и я считаю его человеком, к которому должна относиться с величайшим подозрением всякая мать, ценящая счастье своей дочери. Во-первых, он художник; во-вторых, он по доброй воле выбрал для жительства один из кварталов Нью-Йорка, славящийся своим легкомыслием и безнравственностью. А помимо того…
– Вы звонили, мадам?
Дверь отворилась, и на пороге показался Феррис.
– Да, Феррис. Прикажите шоферу подать автомобиль. Я еду в Нью-Йорк.
– Слушаю, мадам, – сказал Феррис.
Он, однако, продолжал стоять в дверях и несколько раз откашлялся.
– Я хотел спросить, мадам, не сочтете ли вы дерзостью с моей стороны, если я попрошу разрешения занять место рядом с шофером?
– Зачем?
Бывают такие случаи в жизни, когда человеку не совсем приятно давать правдивые объяснения всем своим мотивам. Дело в том, что Феррис хотел скорее очутиться в городе, чтобы навестить редактора замечательного во всех отношениях и весьма распространенного еженедельника «Городской сплетник». Он мог бы кое-что заработать, передав изумительную сцену, разыгравшуюся в этот день в одном из наиболее фешенебельных домов Нью-Йорка и Хэмстеда. Едва Феррис узнал о скандале, случившемся в так называемом высшем обществе, он позвонил по телефону в редакцию «Городского Сплетника», но там ему ответили, что редактор уехал за город. Заместитель редактора, очевидно, догадывался, что у Ферриса есть что-то такое чрезвычайно пикантное, чего он не хочет передать никому другому, помимо редактора, а потому он предложил ему заехать на квартиру мистера Бифона, который вечером должен был вернуться домой, и сообщил ему его адрес: Вашингтон-Сквер, дом «Шеридан».
Феррис, естественно, мог бы все это рассказать миссис Вадингтон, но, как и все умные люди, он, по возможности, избегал слишком затяжных объяснений.
– Я только-что получил извещение о том, что один из моих близких родственников находится при смерти, – ответил он.
– Вот как? Ну, ладно, поезжайте!
– Благодарю вас, мадам. Я немедленно передам ваше распоряжение шоферу, мадам.
Едва дверь закрылась за ним, миссис Вадингтон возобновила разговор, начав с того места, на котором она остановилась.
– И помимо всего, мы еще далеко не уверены в том, что эта женщина не говорила правды. Вполне возможно, что кража жемчуга объясняется результатом внезапного соблазна, охватившего несчастную в тот момент…
– О, мама!
– Ну, что «мама»? А почему нет? Почему ты не допускаешь мысли, что она очень нуждается? Я нисколько не сомневаюсь в том, что твой Финч настолько черств, что не позаботился сколько-нибудь обеспечить ее.
– Все это совсем не так – сказал Сигсби Вадингтон.
– Не так? А что ты знаешь об этом? – спросила миссис Вадингтон.
– Ничего – благоразумно ответил ей муж.
– В таком случае, потрудись воздержаться и не мели вздора!
Миссис Вадингтон вышла из комнаты с присущей ей тяжеловесной величественностью, а Сигсби Вадингтон, продолжая быть благоразумным, прикрыл дверь за нею.
– Э-э-э… послушай, Moлли – начал он. – Мне необходимо возможно скорее быть в Нью-Йорке. Понимаешь, совершенно необходимо.
– И мне тоже – сказала Молли. – Я непременно хочу повидать Джорджа сегодня же. По всей вероятности, он вернулся к себе на квартиру.
– Что же в таком случае делать?..
– Как только мама уедет, я отвезу тебя в Нью-Йорк на моем двухместном автомобильчике. – Вот молодец-девчонка! – горячо воскликнул мистер Вадингтон. Вот это значит разговаривать, как мужчина!
И он крепко поцеловал свою дочь.
Глава четырнадцатая
Миссис Вадингтон пришла к заключению, что на свете нет более очаровательного общества, чем главное полицейское управление. Прошло немало времени, пока ей удалось убедить их, что не она украла жемчужное ожерелье и не намеревается отдавать себя в руки полиции. Но зато, как только полицейские уяснили себе, наконец, смысл ее слов, они мобилизовались душой и телом и выразили горячее желание быть ей полезными. Правда, они вынуждены были признать, что описание воровки, приведенное миссис Вадингтон, ровно ничего не говорит ни их уму, ни сердцу. Вот, если бы она могла привести такое описание, которое удовлетворило бы их – о, тогда миссис Вадингтон увидела бы, с какой невероятной быстротой стала бы работать машина закона!
Если бы, например, женщина, о которой говорит миссис Вадингтон, была высокая и худощавая, с рыжими волосами, тогда они немедленно раскинули бы сети и принялись бы искать «Кидти из Чикаго». Или опять-таки, будь эта воровка курносая, с двумя мушками на подбородке, тогда они немедленно отдали бы распоряжение всем полицейским участкам искать «Сю из Цинциннати». Но, с другой стороны, если бы эта преступница слегка прихрамывала и немного шепелявила, тогда было бы ясно, что речь идет об «Эдне из Индиаполиса», и ее арест был бы вопросом нескольких часов. В данном же случае они вынуждены были признать, что описание миссис Вадингтон совершенно сбивает их с толку. И миссис Вадингтон ушла, думая про себя, что, не будь у нее такого огромного состояния, она могла бы превосходным образом заняться кражей драгоценностей и, наверное, составила бы большой капитал, ничуть не опасаясь каких-либо неприятностей со стороны полиции. И, конечно, было очень нехорошо с ее стороны обзывать начальника сыскного отделения «тупоголовым гусем». Но, в конце концов, ее следует простить, так как она испытывала невероятную досаду.