Фредерик Мэлэт находился в весьма возбужденном состоянии в продолжение всего дня; более возбужденном, заметим, чем обычное состояние жениха в день его венчания. Но дело в том, что он в течение многих часов ломал голову над вопросом, чем была занята его молодая жена за время ее отсутствия.
Согласитесь, любой муж был бы немало расстроен, если бы его молодая жена покинула его тотчас же после венчания, под предлогом, что у нее есть какие-то чрезвычайно важные дела, требующие ее неотлагательного внимания, и по этой, мол, причине она вынуждена оставить его. Фредерик Мэлэт имел особые причины для того, чтобы быть расстроенным. Не столько волновало его сознание, что пришлось отказаться от увеселений Кони-Айленд, на которую он так рассчитывал. Конечно, мысль о том, что чудесная программа, им заранее выработанная, пошла насмарку, очень разочаровала его. Но в значительно большей мере тревожил его один навязчивый вопрос: «что называется чрезвычайно важным делом, с точки зрения такой девушки, как Фанни Вельч?» A ее молчание по этому поводу отравило ему весь день. Коротко говоря, Фредерик Мэлэт находился в состоянии, вполне присущем человеку, только-что женившемуся на карманной воровке и отпустившему ее, по «чрезвычайно важным делам» и потому отнюдь не желающему слышать повелительного стука в окошко. Случись маленькой мышке пробежать в этот момент по полу, и то Мэлэт заподозрил бы, что это переодетый сыщик. Вполне естественно поэтому, что он с ужасом смотрел на миссис Вадингтон.
– Что вам угодно? – спросил он.
– Я бы хотела кой о чем расспросить ту молодую особу, которая находится сейчас в этой квартире.
Во рту и в горле Мэлэта пересохло. Мурашки забегали у него по спине.
– Какую молодую особу? – спросил он.
– Да полно, полно!
– Тут нет никакой молодой особы.
– Да полно, полно!
– Уверяю вас, тут нет никакой молодой особы!
Миссис Вадингтон начала терять терпение при мысли, что ее пытаются обмануть.
– Поверьте мне, что вам будет гораздо выгоднее говорить чистую правду – сказала она. Мэлэт чуть было не отшатнулся от нее. Мысль о том, что ему предлагают за деньги предать его молодую жену в самый день их венчания, глубоко возмутила его. Да и, вообще, он ни при каких друг условиях тоже не стал бы торговать ею. Но особенно остро и глубоко (как выразился бы полицейский Гэровэй) принял он к сердцу подобное предложение именно в этот день. Жестом, выражавшим бешеное негодование, он захлопнул окошко, погасил свет и в несколько прыжков очутился на кухне, где молодая миссис Мэлэт стояла у плиты и помешивала на сковородке яичницу с ветчиной.
– А, здравствуй, дорогой! – ласково промолвила она, поднимая глаза от сковородки. – Я тебе готовлю чудесную яичницу. А каша уже готова.
– Мы с тобой и так попали в кашу! – угрюмо отозвался Мэлэт.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Фанни, где ты была сегодня после того, как ушла отсюда?
– Да я же тебе говорила: я ездила за город.
– Да, но ты не говорила мне, что ты делала за городом?
– В настоящую минуту это секрет, радость моя. Я храню его, как сюрприз для тебя. Это имеет отношение к небольшой сумме денег, которая в скором времени перейдет в наши руки. Мэлэт смотрел на нее, раскрыв рот от ужаса.
– Фанни, ты, что же это, обделала сегодня какое-нибудь грязное дельце там, за городом?
– Что ты, Фрэдди! Как тебе может прийти в голову такая мысль?
– В таком случае не можешь ли ты мне сказать, зачем сюда пришли ищейки?
– Ищейки?
– Да, вот сейчас на крыше торчит баба ищейка. И она спрашивала о тебе.
Фанни смотрела на него широко раскрытыми глазами:
– Спрашивает про меня? Нет, ты, должно быть, с ума сошел!
– Она так и сказала: «я хотела бы кой о чем расспросить молодую особу, которая сейчас находится в этой квартире». Я повторяю тебе ее подлинные слова.
Дай-ка мне взглянуть на нее.
– Только смотри, как бы она не заметила тебя! – предостерег ее встревоженный Мэлэт.
– Ну, еще что!
Фанни спокойной поступью прошла в гостиную. Она не испытывала ни малейшей тревоги. Самым радостным чувством у человека может быть только чистая совесть. Но почти таким же радостным чувством может быть сознание, что ты обделал дельце, не оставив совершенно никаких следов. А Фанни была твердо убеждена, что, удрав из дому миссис Вадингтон в Хэмстеде, она не оставила ни малейшего следа, ни одной нити, по которой самая лучшая ищейка в юбке могла бы выследить ее. «Нет никакого сомнения в том – рассуждала она – что Мэлэт принял эту женщину не за то, что она есть на деле».
Фанни осторожненько приподняла штору и выглянула наружу. Незваная гостья стояла так близко у окна, что даже при неверном свете глубоких сумерек можно было разглядеть ее и составить себе о ней должное представление. И то, что Фанни увидела, совершенно успокоило ее. Она вернулась к своему встревоженному мужу и веселым голосом заявила:
– Вовсе это не ищейка! Поверь мне, я могу ищейку за версту узнать.
– Кто же она, в таком случае?
– Об этом ты лучше ее спроси. Послушай, Фрэдди! Иди и подурачь ее несколько минут. А я тем временем ускользну. И когда ты кончишь возиться с нею, мы с тобой где-нибудь встретимся. Это срам, конечно, что приходится отказываться от такого чудесного ужина, но ничего не поделаешь. Придется нам идти ресторан. Я буду ждать тебя в отеле «Астор».
– Но скажи, пожалуйста, Фанни, если это не ищейка, то почему бы нам не оставаться здесь? – Неужели ты хочешь, чтобы все знали, что я нахожусь здесь? Вообрази только, что мистер Финч проведает! И что он скажет?
– Это ты верно говоришь. Ну, ладно, будь по-твоему.
– Жди меня в отеле «Астор». Кстати, говорят, что это очень роскошный отель, не правда ли?
– Ну, и что из этого следует? Ты разве не хочешь поужинать в роскошном отеле в день венчания?
– Ты права, дорогая.
– Я всегда права, дорогой мой, сказала Фанни, ласково ущипнув мужа за щеку. – Теперь, когда ты женатый человек, прежде всего и раз навсегда вдолби себе в голову, что я всегда права. Мэлэт вернулся в гостиную, повернул выключатель, чувствуя в себе большой прилив бодрости. Затем он открыл окошко с важным и непринужденным видом.
– Что вы изволили сказать, мадам?
Миссис Вадингтон была раздосадована.
– А что означает ваш поступок? Как вы смели уйти, захлопнув окошко прямо перед моим носом?
– Прошу прощения, мадам. Мне необходимо было сходить по важному делу на кухню. Чем могу быть полезен, мадам?
– Вот чем вы можете быть полезным. Я хочу знать, кто она, та молодая особа, которая находится сейчас в этой квартире?
Никакой молодой особы нет в этой квартире, мадам.
Миссис Вадингтон начала понимать, что подходит к делу не так, как нужно. А потому она запустила руку в сумочку и достала оттуда ассигнацию.
– Вот вам десять долларов.
– Благодарю вас, мадам.
– Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
– Слушаю, мадам.
– Я была бы очень обязана, если бы вы рассказали мне чистую правду. Давно уже вы находитесь в услужении у мистера Финча?
– Всего лишь месяца два, мадам.
– И какова, по вашему мнению, нравственность мистера Финча?
– Самая безукоризненная, мадам.
– Вздор! Чепуха! Не делайте попытки обмануть меня! Не станете же вы отрицать, что за время службы у мистера Финча вы неоднократно впускали в эту квартиру женщин.
– Только натурщиц, мадам.
– Натурщиц?
– Мистер Финч художник, мадам.
– Мне это известно – сказала миссис Вадингтон, не будучи в состоянии сдержать дрожи. – Итак, вы продолжаете утверждать, что мистер Финч ведет вполне приличный образ жизни?
– Вполне, мадам.
– В таком случае, вам, возможно, интересно будет знать, что я ни на грош не верю вам! – сказала миссис Вадингтон.
С этими словами она с удивительной ловкостью и с молниеносной быстротой вырвала из его руки десяти долларовую ассигнацию.
– Послушайте! – воскликнул Мэлэт, глубоко задетый за живое. – Ведь вы только-что дали мне эти десять долларов!
– И я же взяла их назад – спокойно ответила миссис Вадингтон, пряча ассигнацию в свою сумочку. Вы их не заслуживаете.
Оскорбленный в лучших своих чувствах, Мэлэт захлопнул окошко. В течение нескольких секунд он оставался на месте, так как в душе у него разыгрывалась буря. А потом, все еще полный справедливого негодования, он погасил свет и вышел из комнаты.
Мэлэт только-что спустился с лестницы, как вдруг кто-то окликнул его. Он быстро повернулся и увидел длинноногого полисмена, глядевшего на него довольно приветливо.
– Да никак это мистер Мэлэт! – сказал полисмен.
– А, здравствуйте! – сказал Мэлэт, изрядно смущенный.
Всякий знает, что со старыми привычками трудно бороться, а, между тем, было такое время, когда, услышав лишь дыхание полицейского, Мэлэт начинал дрожать, как осиновый лист. – Вы помните меня? – продолжал полицейский. – Меня зовут Гэровэй. Мы с вами познакомились несколько лет тому назад.
– Как же, как же, конечно, помню! – вздохнув с облегчением, ответил Мэлэт. – Ведь вы, кажется, поэт?
– Это очень мило с вашей стороны называть меня поэтом – сказал Гэровэй, немало польщенный. – Я собирался навестить мистера Бимиша и показать ему мое последнее произведение. Ну, как же вы поживаете, мистер Мэлэт?
– Благодарю вас. Очень хорошо. Как вы?
– Очень хорошо. Ну-с, я не стану вас задерживать. Вы, несомненно, направляетесь по какому-нибудь важному делу?
– Вы совершенно правы – ответил Мэлэт.
Он собрался уже пройти дальше, но вдруг какая-то мысль неожиданно пронизала его мозг.
– Скажите, обратился он к полицейскому, – вы сейчас на дежурстве?
– Нет.
– Но вы не отказались бы кой-кого сцапать?
– О, ни в коем случае! Кой-кого сцапать, это я всегда готов.
– В таком случае, осмелюсь доложить вам, что на крыше нашего дома находится какая-то подозрительная личность. Женщина. Она мне очень не понравилась.