Миссис Вадингтон быстро поднялась с пола. В ее распоряжении оставалось приблизительно секунд десять, и она не потеряла ни одной из них. К тому времени, когда Феррис вернулся в кабинет и снова приступил к своим литературным обязанностям, она была уже на кухне.
Миссис Вадингтон подошла к окну и выглянула оттуда. «Сейчас, подумала она, можно с полной безопасностью вернуться на крышу». Она приняла решение немедленно считать до трехсот, а затем рискнуть.
Глава пятнадцатая
Молли и Сигсби Вадингтон сели в маленький двухместный автомобиль приблизительно через пятнадцать минут после отъезда миссис Вадингтон. Мистер Вадингтон время от времени бормотал про себя: «Галагер, Галагер, Галагер», из опасения, что это магическое имя снова ускользнет от него. На полпути от Нью-Йорка, однако, лопнула шина, и пришлось остановиться. Мистер Вадингтон далеко не был мастером по части починки автомобиля, а потому задержка вышла немалая. Вот почему Молли прибыла к подъезду «Шеридана» (предварительно высадив отца у главного полицейского управления) почти в тот момент, когда миссис Вадингтон бесцеремонно расправлялась с полицейским Гэровэем.
Молли быстро поднялась по лестнице и позвонила в квартиру Джорджа. Сперва она решила было, что никого, должно быть, дома нет и ее звонок останется без ответа. Но, по прошествии нескольких минут, изнутри послышались шаги, и дверь отворилась. Молли очутилась перед воспаленными глазами полицейского. Девушка в изумлении посмотрела на него. Она никогда раньше не видела его и была вполне уверена в том, что предпочла бы и сейчас не видеть его, так как полисмен Гэровэй представлял собою весьма неприятное для глаз зрелище. Его нос, уши и глаза были багрово-красные. С взлохмаченных волос капала вода, так как, желая облегчить муки, вызванные перцем, Гэровэй довольно долго держал голову под краном на кухне. Понятно поэтому, что теперь у него был такой вид, точно он успел пролежать несколько дней на дне Гудзона, раньше, чем его извлекли оттуда. Единственно, чем он отличался от утопленника, это-своим непрерывным оглушительным чиханием.
– Что вы тут делаете? – воскликнула Молли.
Апчхи! – ответил Гэровэй.
– Что?
Полицейский сделал над собою огромное усилие и удержался, чтобы не чихнуть во второй раз. Подобное благородство, право, должно было бы способствовать его быстрому продвижению по службе.
– Здесь произошло возмутительное насилие! – сказал он.
– Мистер Финч пострадал? – сейчас же воскликнула Молли, чрезвычайно встревоженная.
– Нет, мистер Финч не пострадал. Я пострадал.
– Кто вы такой?
– Мое имя-Гэр… Гэр… апчхи!
– Как?
– Гэр… Гэр… апчхи!.. Гэровэй – вымолвил, наконец, полицейский, несколько приходя в себя. – А где же мистер Финч?
– К сожалению, не могу этого сказать.
– Вы простужены?
– Нет, сударыня, это не про… прост… апчхи! Одна женщина насыпала мне перцу в глаза.
– Вам не следовало бы вести знакомство с такими женщинами – строгим голосом заметила Молли.
Подобная несправедливость глубоко уязвила Гэровэя.
– Я вовсе не был знаком с нею. Я намеревался арестовать ее.
– А! Понимаю!
– Я застал ее в тот момент, когда она грабила эту квартиру.
– Боже милосердный!
– А когда я сообщил ей, что долг службы вынуждает меня отправить ее в полицейский участок, она насыпала мне перцу в глаза и бежала.
– О! Бедняжка!
– Благодарю вас за сочувствие, сударыня – ответил глубоко тронутый Гэровэй.
Человек, попавший в такую катавасию, как Гэровэй, может иногда удовлетвориться небольшим количеством симпатии, и сочувствие это нисколько не теряет от того, что исходит от молодой красивой особы, которая смотрит на вас большими лучистыми глазами, цвета небесной синевы. И полицейский Гэровэй впервые за все это время подумал, что ему становится лучше.
– Может вам кой-чего принести? – предложила Молли.
Гэровэй медленно покачал головой:
– Это не разрешается законом, сударыня. Представьте себе, что даже сегодня ночью мне предстоит участвовать в облаве на один ресторан, снабжающий клиентов «этим самым».
– Вы меня не так поняли. Я имела в виду что-нибудь болеутоляющее из аптеки. Мазь какую-нибудь или что-либо другое в этом же роде.
– Это очень мило с вашей стороны, сударыня. Но я ни в коем случае не позволю себе настолько беспокоить вас. Я сам загляну в аптеку по дороге в полицейский участок. А теперь мне придется покинуть вас, так как мне пора идти оде… одев… апчхи!
– Что такое?
– Одеваться, сударыня.
– Да ведь вы одеты.
– Для целей облавы, о которой я вам говорил, необходимо нарядиться в смо… смок… апчхи! В смокинг. Для того, чтобы ввести в заблуждение персонал, обслуживающий рес… ресто… апчхи!.. ресторан, и усыпить их наблюдательность и осторожность. Это никуда не годилось бы, если бы мы стали ходить туда в полицейской форме. Это сейчас же заставило бы их насторожиться.
– Как это интересно! На какой же ресторан собираетесь вы устраивать облаву?
Полицейский Гэровэй некоторое время колебался.
– Видите ли, это, так сказать, официальный секрет. Но, конечно, при условии, что никто от вас об этом не узнает, я вам скажу. Речь идет о рес… ресто… апчхи! Ресторане по имени «Фиолетовый Цыпленок». Это сейчас же за углом. А теперь я пожелаю вам спокойной ночи, сударыня. Мне пора идти.
– Обождите одну минутку. Я пришла сюда с целью разыскать мистера Финча. Вы случайно не видали егo?
– Нет, сударыня. Ни один человек не заходил сюда за то время, что я провел здесь.
– В таком случае, я буду ждать. Спокойной ночи! Надеюсь, что вы в самом скором времени будете лучше себя чувствовать.
– Я уже лучше себя чувствую, сударыня, благодаря вашему искреннему сочувствию, галантно ответил Гэровэй. – Спокойной но… апчхи!.. ночи, сударыня!
Молли вышла из комнаты и стала подниматься на крышу. Очутившись там, она залюбовалась великолепной панорамой огромного города, освещенного миллионами окон и фонарей. На такой высоте все звуки города доходили лишь как легкий шёпот, а воздух был живительно-прохладный. Ветерок шелестел листьями пальм, за которыми Мэлэт так ревностно ухаживал, а серп луны довольно небрежно светил, точно он знал, что далеко не находится на высоте положения, очутившись в такой обстановке. Ибо, подобно Сигсби Вадингтону, мчавшемуся, кстати, в данную минуту на другой конец Нью-Йорка в поисках третьего полисмена по имени Галагер, луна нуждается в огромных, широких пространствах, если она хочет полностью выразить себя.
Молли, однако, не находила в бледно – серебристом сиянии луны ничего, что следовало бы критиковать. Луна представляла в ее глазах колоссальный интерес, можно было подумать, что Молли имеет в ней изрядное количество паев. Это была ее собственная луна, и ей следовало бы сейчас светить в окошко купе поезда, который уносил бы молодых в свадебное путешествие. Но то обстоятельство, из-за которого не состоялось венчание, ни в коем случае нельзя было ставить в вину луне. И, пристально вглядываясь в нее, Молли старалась дать ей понять, что она очень ценит ее.
В это мгновение в глубокой тишине раздался возглас изумления. Молли быстро обернулась и увидела перед собой Джорджа Финча. Джордж Финч стоял на крыше, залитой лунным светом, и глядел в пространство отсутствующим взглядом. Несмотря на то, что он как будто видел перед собой Молли, вопреки тому, что всякий другой наблюдатель, способный принимать быстрое решение, несомненно сказал бы, что это Молли, Джордж никак не мог этому поверить и пришел к выводу, что у него начинаются галлюцинации. Нервное напряжение, в связи с пережитым за целый день, довело его до состояния умирающих в пустыне путников, которым мерещится оазис. А потому он оставался неподвижным на месте, не осмеливаясь сделать хотя бы один шаг вперед. Джордж Финч знал, что стоит только прикоснуться к человеку, которого видишь во сне, и тот немедленно исчезнет. Но Молли была более практична по натуре. Она проделала целых двадцать миль, чтобы повидать Джорджа. Она ждала Джорджа, как ей казалось, несколько бесконечных часов, и вдруг Джордж здесь!.. Молли, естественно, совершила вполне логичный поступок. Издав легкий радостный возглас, она быстро и бесшумно подбежала к нему.
– Джорджи! Дорогой мой!
Человек живет и учится. Джордж обнаружил, что он все время ошибался и все предвзятые мысли о сне и о том, что могло и что не могло случиться, нужно подвергнуть строжайшей критике. Пока что видение не только не исчезло при его прикосновении, но, наоборот, с каждым мгновением становилось все более ощутимым. Джордж Финч закрыл глаза и осторожно, точно зондируя почву, поцеловал девушку, лишь с целью убедиться, что она не расплывется в воздухе. Потом он открыл глаза. Молли все еще была с ним.
– Неужели это вы? – спросил он.
– Ну да, я!
– Но как же… Что…
Джордж Финч умолк. Его вдруг пронзила мысль, что он зря теряет золотые минуты на бессмысленные разговоры. Сейчас не время было разговаривать, и он, естественно, перестал разговаривать. На крыше опять воцарилось безмолвие. Луна смотрела с высоты небес, чрезвычайно довольная представившимся ей зрелищем. Едва ли может доставить луне большое удовольствие, едва ли она найдет много интересного, если она начнет пялить глаза на большой город. А между тем то, что происходило сейчас на крыше, вознаграждало луну за многие скучные и томительные ночи.
Джордж прильнул к Молли, а Молли прильнула к Джорджу. Они напоминали двух путешественников, потерпевших кораблекрушение и случайно очутившихся вместе на пустынном берегу, омываемом волнами. А весь остальной мир, совершенно забытый, продолжал свой путь. Но это неправда, будто мир позволит совершенно забыть о нем. Джордж вдруг отскочил от Молли, издав какое-то мычание. Он кинулся к стене и согнулся вниз.
– В чем дело? – испуганно спросила Молли.
Джордж не ответил на ее вопрос, так как он успел уже немного прийти в себя. Его тревога, очевидно, была беспричинна.