– Эта женщина неожиданно ворвалась в комнату, где собрались все гости, и разыграла комедию, утверждая, будто я обольстил ее, а затем бросил. После этого она упала якобы без сознания у стола, на котором были разложены свадебные подарки, а потом вдруг стремглав бросилась вон. И только спустя некоторое время было обнаружено исчезновение жемчужного ожерелья. А теперь, – добавил Джордж, поворачиваясь к Фанни, не вздумайте рассказывать мне, что вы сделали это ради вашей бедной старой больной мамочки! Довольно я натерпелся сегодня, и это послужило бы последней каплей в чаше моего терпения.
Мистер Мэлэт прищелкнул языком. Очевидно, он хотел выразить тем самым огорчение и гордость. Девушек на свете много, казалось, хотел он сказать, но едва ли найдется среди них еще одна, которая могла бы сравниться по уму с его маленькой женой.
– Верни, пожалуйста, мистеру Финчу жемчужное ожерелье, радость моя – ласково сказал он.
– У меня нет никакого ожерелья!
– Верни ему ожерелье, дорогая моя. Послушайся своего Фредди. А не то могут случиться неприятности.
– Совершенно верно! – подтвердил Джордж, тяжело дыша. – Крупные неприятности!
– Спору нет, солнышко мое, что ты обделала недурное дельце, и едва ли в Нью-Йорке найдется другая, которая могла бы додуматься до этого. Я не говорю уж о том, чего стоит привести подобный план в исполнение. Но так ловко удрать! Даже мистер Финч согласится со мною, что дело было ловко обделано.
– Если вы хотите знать мнение мистера Финча… – начал запальчиво Джордж.
– Но теперь у нас раз навсегда покончено с такими вещами, – прервал его Мэлэт. – Не правда ли, радость моя? Верни ему ожерелье, солнышко мое!
Глаза миссис Мэлэт метали искры. Она в нерешительности ломала пальцы.
– Вот оно, ваше пакостное ожерелье! – крикнула она, наконец.
Джордж Финч успел поймать его на лету.
– Спасибо! – сказал он, пряча его в карман.
– А теперь, мистер Финч, мы пожелаем вам покойной ночи – сказал Мэлэт. – Моя маленькая женушка провела очень трудный день, и ей пора спать.
Джордж быстро прошел через крышу и спустился в свою студию. Как ни велик был риск, он не мог теперь считаться с этим. Он должен был во что бы то ни стало позвонить Молли и передать ей о случившемся.
Джордж только собрался открыть окно, как вдруг кто-то окликнул его. Мэлэт быстро шел к нему, спускаясь, очевидно, сверху.
– Одну минуту, мистер Финч!
– В чем дело? – нетерпеливо спросил Джордж. – Мне необходимо позвонить по очень важному делу.
– Я полагаю, что вам интересно будет получить вот это, сэр.
С видом важного заговорщика или фокусника, достающего из цилиндра, взятого в публике, пару кроликов или цыплят, Мэлэт открыл зажатые пальцы.
– Ваше ожерелье, сэр.
Рука Джорджа машинально потянулась к карману…карман был пуст.
– Боже! – воскликнул он. – Каким образом…
– Моя маленькая женушка, – лаконически объяснил Мэлэт, и в глазах его мелькнула гордость, смешанная с нежностью. – Она вытащила ожерелье из вашего кармана, сэр, в тот момент, когда вы повернулись, собираясь уходить. Однако, мне удалось уговорить ее вернуть его вам. Я снова напомнил ей, что мы решили навсегда оставить подобные штучки. «Фанни, – спросил я ее, – как ты можешь рассчитывать быть счастливой на нашей ферме, если будешь по-прежнему лелеять мысль о подобной жизни?» И Фанни тотчас же согласилась со мною. Она очень благоразумная женщина, сэр. Особенно, если с нею обращаться тактично, пуская в ход любовь. Джордж глубоко вздохнул. Он спрятал ожерелье в боковой карман пиджака, застегнул все пуговицы и, отступив шага на два назад, заметил:
– Скажите, Мэлэт, вы собираетесь отпустить эту женщину на волю?
– Так точно, сэр. Мы арендовали маленькую ферму, неподалеку от Нью-Йорка, и будем там разводить уток.
– В таком случае она к концу первой недели украдет перья у всех ваших уток – уверенно заявил Джордж.
Мэлэт поклонился, точно благодаря за комплимент.
– И добавьте еще, сэр, – сказал он, – что утки даже не догадаются о пропаже перьев. Никогда еще не было карманника, которому моя женушка не могла бы дать десять очков вперед! Но теперь с этим навсегда покончено. Фанни окончательно уходит в отставку… Ну, разве только она нанесет когда-нибудь визит одному из универсальных магазинов. Согласитесь, что каждая женщина любит немного принарядиться. Спокойной ночи, сэр!
– Спокойной ночи, Мэлэт!
Джордж достал из кармана ожерелье, внимательно осмотрел его, снова спрятал его, наглухо застегнул пиджак и пошел звонить Молли.
Глава семнадцатая
Миссис Вадингтон когда-то читала одну повесть, в которой рассказывалось, что лицо какого-то закоренелого преступника выражало страх, ужас, изумление, недоумение и ощущение крайней неловкости, когда открылись его отвратительные козни. Приблизительно то же самое ожидала она видеть на луноподобном лице Ферриса, когда она позвонила в квартиру мистера Бифэна, редактора «Городского Сплетника», проживавшего на девятом этаже.
Ее ждало, однако, разочарование. Феррис, открывший ей дверь в ответ на звонок, не мог, правда, похвастать в полной мере своей обычной величественной важностью, да и то лишь потому, что мы, люди пера, частенько показываемся далеко не в лучшем свете после того, как нам случилось провести много времени у письменного стола.
Волосы Ферриса были в беспорядке, так как в муках творчества он неоднократно принимался ерошить их, и на кончике его носа было, пожалуй, больше чернил, чем полагалось бы иметь старшему слуге миссис Вадингтон. Но, помимо этих мелочей, он во всех отношениях был верен себе и, при виде нежданной посетительницы, даже не вздрогнул.
– Мистера Бифэна нет дома, мадам, – совершенно спокойно сказал Феррис.
– Мне совершенно не нужен ваш мистер Бифэн – ответила миссис Вадингтон, грудь которой бурно вздымалась под действием справедливого гнева. – Феррис – торжественно закончила она – я знаю все!
– Все, мадам?
– У вас нет никаких больных родственников – продолжала миссис Вадингтон, хотя, судя по интонации ее голоса, можно было предположить, что все родственники Ферриса имеют полное основание быть больными. Вы находитесь здесь потому, что заняты составлением омерзительного пасквиля насчет случившегося сегодня у меня в доме для грязного бульварного листка, именуемого «Городским Сплетником».
– При котором подписчикам высылается «Бродвейский Шепот» и «Бруклинский Болтун» – машинально пробормотал Феррис.
– Как вам не стыдно?
Феррис, точно в недоумении, поднял брови.
– Я осмелюсь не согласиться с вами, мадам, насчет этого. Профессия журналиста весьма и весьма почтенное занятие. Я мог бы вам назвать довольно много очень достойных людей, посвятивших себя перу. Взять хотя бы Гораса, Грилли или Дэлен…
– Ба!
– Мадам?
– Об этом будем после говорить.
– Слушаю, мадам.
– А пока что я хочу, чтобы вы отправились вместе со мною на крышу…
– Я очень боюсь, что буду вынужден отказаться, мадам. Я не лазал по крышам с того времени, как вышел из детского возраста.
– Но вы в состоянии, надеюсь, подняться по лестнице?
– По лестнице? Определенно, мадам. Я буду к вашим услугам через несколько минут.
– Я хочу, чтобы вы сопровождали меня сейчас.
Феррис покачал головой.
– К великому моему сожалению, это никак невозможно, мадам. Я занят сейчас заключительным эпизодом инцидента, о котором вы только-что изволили говорить. Мне бы очень хотелось закончить статью до возвращения мистера Бифэна.
Миссис Вадингтон уставилась на своего слугу взглядом, от которого Сигсби Вадингтон часто извивался, как угорь на удочке. Но Феррис продолжал смотреть на свою хозяйку с апломбом, достойным человека, неоднократно смотревшего в глаза герцогам и маркизам и дававшего им взглядом понять, что у них брюки недостаточно тщательно выутюжены.
– Не угодно ли будет вам войти и обождать, мадам?
Миссис Вадингтон весьма неохотно должна была признать, что потерпела поражение. Она метнула в Ферриса очередной молнией, но это оказалось совершенно бесполезным. Возможно, что циклон мог бы еще поколебать этого человека, но только не человеческий взор.
– Я не желаю заходить!
– Как вам будет угодно, мадам. Разрешите узнать, для какой цели вам нужно мое присутствие на крыше?
– Я хочу… кое-что показать вам.
– Если речь идет о панораме, открывающейся с высоты этого дома, мадам, то я позволю себе заметить, что однажды поднимался уже на вышку Вулворт, величайшего, как вам известно, небоскреба в мире.
– Я не собираюсь вам показывать панораму Нью-Йорка. Я хочу, чтобы вы посмотрели на человека, открыто живущего в грехе.
– Очень хорошо, мадам. Я буду к вашим услугам через несколько минут.
Феррис не обнаруживал ни малейшего признака удивления. Его манеры только давали возможность предполагать, что он никогда не прочь посмотреть, как люди открыто живут в грехе. Он тихонько прикрыл дверь, и миссис Вадингтон, преисполненная трусливого бешенства, которое только тлеет, не смея загореться пламенем, отказалась от мелькнувшей у нее мысли выбить дверь несколькими ударами ноги и осталась на площадке лестницы, тяжело дыша от возмущения. И в это время до ее слуха донеслось чье-то веселое насвистывание. Через несколько секунд показался лорд Хэнстантон.
– Хэлло! Хэлло! Хэлло! – приветствовал миссис Вадингтон лорд Хэнстантон. – Вот и я! Вот и я! Вот и я!
С того момента, как лорд Хэнстантон расстался с миссис Вадингтон, с ним произошла разительная перемена. Его лицо сейчас носило беспечное и благодушное выражение, присущее человеку, только-что закусившему и притом весьма плотно. Радостный блеск его глаз говорил о крепком бульоне, а безоблачная улыбка, реявшая на его устах, красноречиво свидетельствовала о жареном цыпленке с зеленым горошком. И миссис Вадингтон, у которой не было маковой росинки во рту с самого утра, смотрела на него и думала о том, что никогда еще в жизни не видела более отвратительного зрелища.