– Черт возьми! – вырвалось из груди Гэровэя.
Звуки этого голоса произвели такое сильное впечатление на миссис Вадингтон, что она быстро привскочила, точно кровать, на которой она сидела, оказалась вдруг раскаленной до бела.
– Си-ди-те! – внушительно произнес Гэровэй.
Миссис Вадингтон села.
– Послушайте, дорогой мой… – начал было лорд Хэнстантон.
– За – мол-чи – те! – так же внушительно прервал Гэровэй.
Лорд Хэнстантон тотчас же умолк.
– Черт возьми! – снова повторил Гэровэй.
Он смотрел на своих пленников, переживая всю ту агонию, которая влечет за собою нерешительность. Он находился в положении человека, мечтающего быть одновременно в двух разных местах. Кинуться вниз и взять за горло человека, который продал ему пачку макулатуры за ценные бумаги, значило бы оставить без призора двух арестованных, которые, без всякого сомнения, воспользуются случаем, чтобы бежать. А, между тем, ничто не было столь чуждо Гэровэю, как желание видеть этих людей на свободе. С того дня, как он поступил на службу в полицию, ему не случалось еще заполучить в свои руки более важных преступников. Эта женщина была, по-видимому, профессиональная воровка-домушница, и, к тому же, она оказала сопротивление при аресте. Что же касается ее сообщника, то Гэровэй надеялся найти его фотографию в альбомах уголовного розыска, где, наверное, окажется, что его давно уже разыскивают за целый ряд преступлений. Упрятать двух таких злоумышленников в тюрьму значит верным шагом идти к повышению по службе.
С другой стороны, если бы он мог спуститься этажом ниже и хорошенько взять за горло человека, подававшего признаки жизни там, внизу, то он, пожалуй, получил бы назад свои кровные триста долларов. Что же делать? Что же делать?
– О, черт возьми! О, черт возьми! – тяжело вздыхая, повторил Гэровэй.
В этот момент послышались чьи-то тяжелые, размеренные шаги. Почти тотчас же полицейский Гэровэй увидел перед собою величественного мужчину, которого можно было бы принять за посланника или министра. На нем был великолепный сюртук, а его нос украшало чернильное пятно. Полицейский испустил ликующий возглас.
– Послушайте! – сказал Гэровэй.
– Сэр? – ответил незнакомец.
– Вы – понятой?
– Никак нет, сэр. Я нахожусь в услужении…
– Эй!? Биииимиш! – снова донеслось снизу.
Эти звуки заставили полицейского действовать немедленно. В более спокойные минуты на него произвели бы, пожалуй, сильное впечатление эти выпуклые зеленовато-серые глаза, смотревшие на него так холодно и сурово, но в данную минуту для Гэровэя не существовало ничего страшного на свете.
– Вы – понятой? – тоном, не терпящим возражения, повторил он. Вы понимаете, что это означает, обормот вы этакий! Я-представитель закона, и я назначаю вас понятым!
– У меня нет ни малейшего желания быть понятым – ответил тот голосом, в котором звучали леденящие нотки, так подействовавшие на рассудок одного молодого баронета, что тот перестал посещать клуб и вскоре уехал в Африку.
Но на Гэровэя это не произвело ни малейшего впечатления. Полицейский был сейчас почти невменяем.
– Мне наплевать на то, желаете ли вы, или не желаете! Я назначаю вас понятым, а если вы откажетесь, то прямиком отправитесь в Синг-Синг за сопротивление властям, уж, не говоря о том, что я угощу вас вот этой самой дубинкой по башке, да так, что забудете, как родную мать зовут! Поняли?
– Принимая во внимание все вышеизложенные вами соображения, – с достоинством ответил Феррис, – у меня не остается выбора, и я вынужден исполнить ваше желание.
– Как вас зовут?
– Руперт Антоний Феррис.
– Где вы живете?
– Я состою в услужении у миссис Вадингтон, проживающей в настоящее время в своем загородном доме в Хэмстеде, в штате Лонг-Айленд.
– Так вот, слушайте: здесь у меня находятся двое важных преступников, которых полиция давно уже ищет. Вот смотрите, – я их запираю.
Гэровэй повернул ключ в замке.
– И от вас только и требуется, чтобы вы стояли здесь на страже, пока я не вернусь. Не особенно трудно, а?
– Задача, по моему мнению, вполне находится в пределах моих способностей, и я приложу все старания, чтобы в точности исполнить приказание.
– Вот так и говорили бы с самого начала! – сказал Гэровэй.
Феррис стоял спиною к спальне Джорджа Финча и с серьезной миной смотрел на луну. Лунный свет всегда вызывал в нем тоску по родине, так как в такие ночи Брангмэрли-Холл всегда имел чрезвычайно живописный вид. Сколько раз случалось ему, тогда еще беспечному, легкомысленному младшему слуге, смотреть на лунный свет, отражавшийся в кристаллических водах ближайшего болота, прислушиваться ко всем идиллическим звукам английского поместья и думать о том, какая лошадь первой придет к финишу завтра на бегах.
«Счастливые дни, счастливые дни!»
Внезапно Феррис услышал свое имя, кем-то произнесенное почти шепотом. И это вернуло его назад к будничному миру. Он с любопытством оглянулся вокруг и убедился, что вся крыша, как есть, находится в его единоличном распоряжении.
– Феррис!
Старший слуга миссис Вадингтон принадлежал к числу людей, которые никогда не позволяют себе чему-нибудь удивляться. Тем не менее, даже он вдруг стал отдавать себе отчет в чем-то близком к человеческим ощущениям. Слышать свое имя, повторяемое существами, обладающими одними лишь голосами и ни малейшим признаком плоти, – это было что-то совершенно новое для него. Опять-таки – эти голоса едва ли могли принадлежать злоумышленникам, про которых рассказывал ему сейчас полицейский.
– Феррис!
«Возможно, что это посланец божий», – подумал Феррис.. Он уже намеревался было сосредоточиться на чем-нибудь ином, как вдруг обнаружил маленькое оконце высоко в стене, у которой он стоял. Значит, в конце концов, это все же один из охраняемых им пленников. И, словно в подтверждение его логического вывода, снова послышался голос, на этот раз так ясно, что Феррис немедленно узнал в нем свою хозяйку, миссис Вадингтон.
– Феррис!
– Мадам? – откликнулся Феррис.
– Феррис, это я миссис Вадингтон.
– Слушаю, мадам.
– Что вы сказали? Подойдите ближе. Я не слышу вас.
Феррис не привык, правда, к такого рода вещам, но, тем не менее, он великодушно поднялся на носках и, подняв голову по направлению к оконцу, повторил свои слова:
– Я сказал «слушаю, мадам».
– Ах! Вот как? Тогда торопитесь, Феррис!
– Торопиться, мадам?
– Торопитесь и выпустите нас.
– Вы хотите, чтобы я освободил вас, мадам?
– Ну, да!
– Гм!
– Что вы сказали, Феррис?
Феррис, опустившийся было на каблуки, так как ему тяжело было долго стоять вытянувшись на носках, снова поднялся на цыпочки.
– Я сказал «гм»
– Что он сказал? – послышался голос лорда Хэнстантона.
– Он сказал «гм», – повторила миссис Вадингтон.
– Что это значит?
– А я почем знаю? Я готова поверить, что он пьян.
– Позвольте мне поговорить с ним, – сказал лорд Хэнстантон.
Последовала маленькая пауза, а потом снова послышалось:
– Эй!
– Сэр? – откликнулся Феррис.
– Послушайте! Вы, там! Как вас зовут?
– Меня зовут и всегда звали Феррис, сэр.
– Так вот слушайте, Феррис, и постарайтесь уяснить себе, что я не такой человек, который позволит шутить над собою кому бы то ни было и при каких бы то ни было обстоятельствах! Когда эта уважаемая добрая леди приказала вам выпустить нас отсюда, вы ответили ей «гм». Отвечайте: так это или нет?
Феррис снова вытянулся на носки.
– Этим междометием, сэр, я хотел выразить овладевшее мною сомнение.
– Сомнение? Насчет чего?
– Насчет того, должен ли я выпустить вас, сэр.
– Не будьте идиотом, Феррис! Не так уж темно, чтобы вы не могли открыть дверь.
– Я имел в виду, сэр, препятствие, стоящее на моем пути, если принять во внимание, что я нахожусь в данный момент на особом положении.
– Что он сказал? – спросила миссис Вадингтон.
– Что-то такое об особом положении.
– А причем тут особое положение!
– Убейте меня, если я понимаю.
– Позвольте мне поговорить с ним.
Послышался звук какого-то тяжело передвигаемого предмета, за этим последовал гул от падения не менее тяжелого женского тела, а потом-стон человека, попавшего в беду.
– Я так и знал, что этот стул разлетится вдребезги, если вы станете на него! – сказал лорд Хэнстантон. – Как это обидно, что не с кем было биться об заклад!
– Тащите сюда кровать – ответила неукротимая женщина, стоявшая возле него.
Миссис Вадингтон потеряла приблизительно один квадратный дюйм кожи, содранной с правого колена, но такой пустяк не мог вывести ее из строя.
Послышался шум от кровати, которую лорд Хэнстантон волочил через всю комнату. Вслед затем раздалось жалобное гудение пружин, застонавших под невыносимой тяжестью. У окошка, игравшего роль громкоговорителя, появилась миссис Вадингтон.
– Феррис!
– Мадам?
– Что это значит? Почему вы находитесь на особом положении?
– Потому что я понятой, мадам.
– Что это такое?
– Я-представитель закона, мадам.
– Чего? – спросил лорд Хэнстантон.
– Закона – сообщила ему миссис Вадингтон. – Он говорит, что он является представителем закона.
– Позвольте мне поговорить с этим ослом!
Снова наступило безмолвие, в течение которого Феррис массировал ногу, занывшую от долгого непрерывного стояния на носках.
– Эй!
– Сэр?
– Что это вы за вздор мелете насчет закона?
– Я назначен на этот пост, требующий огромного доверия, полицейским, который на время ушел отсюда. Он дал мне точные инструкции: сторожить вас, сэр, и миссис Вадингтон и позаботиться о том, чтобы вы не могли бежать.
– Но, послушайте, Феррис! Даже для осла тоже существуют известные пределы. Возьмите же себя в руки и напрягите ту капельку мозга, которая у вас есть! Неужели вы действительно предполагаете, что я и миссис Вадингтон могли сделать что-нибудь дурное?