«Молитесь много и часто, и пусть ваше сердце будет настолько бескорыстно, насколько это возможно».
Вот что сказал Гелиобас. Я подумала: если бы все, кто был на грани совершения великого греха или преступления, могли заранее почувствовать то, что ощущала я, столкнувшись с призрачным ужасом неведомого зла, грехов, конечно же, стало бы меньше, а преступлений никто никогда не совершал. Я тихо прошептала: «Не введи нас во искушение, но избави нас от лука– вого».
Одно только звучание этих слов, казалось, успокаивало и ободряло. Когда я снова взглянула в сгущавшиеся на небе тучи, одна яркая звезда, подобно утешающему оку, смотрела на меня, весело сверкая среди окружающего ее мрака.
Прошло более десяти минут с тех пор, как князь Иван вышел из гостиной, а звуков его возвращающихся шагов все не было. И где Зара? Я решила найти ее. Мне позволялось свободно ходить по дому, куда только вздумается, избегая разве что мастерской Зары, когда она в ней работала, однако такого не случалось по вечерам. Я пошла к ней, чтобы услышать слова дружеского сочувствия в ответ на все мои странные мысли и страхи. Пересекла зал, быстро поднялась по лестнице и хотела уже войти в ее будуар, когда вдруг услышала голоса, заставившие меня резко замереть у двери. Говорила Зара. Ее тихий музыкальный голос звучал в воздухе, словно серебряный звон.
– Я говорила вам не раз и не два: это невозможно. Вы тратите свою жизнь на погоню за призраком, ибо я навсегда останусь для вас лишь призраком – мечтой, а не женщиной, которая станет довольствоваться вашей любовью. Вы человек сильный, здоровый, разумный, любите мир и вещи, что его наполняют. А я нет. Вы обещаете сделать меня счастливой. И, несомненно, приложите к этому все усилия: ваше состояние, влияние, привлекательная внешность, открытый и дружелюбный характер осчастливили бы большинство женщин. Вот только какое дело мне до ваших фамильных бриллиантов? до вашего окружения? до ваших устремлений? Я отношусь к светскому обществу с отвращением и предубеждением. Брак, каким его видит мир, унижает и оскорбляет мое достоинство, идея телесного союза без союза душ для меня омерзительна и тошнотворна. Зачем же вы тратите время на поиски любви, которой я не чувствую и никогда не почувствую к вам?
В ответ я услышала глубокий и страстный голос князя Ивана:
– Одно пламя разжигает другое, Зара! Солнечный свет топит снег! Я не могу не верить в то, что долгая и преданная любовь может – нет, должна! – наконец быть вознаграждена. Даже согласно теориям вашего брата чувство любви способно вызывать сильное притяжение. Разве не могу я надеяться, что моя страсть – такая сильная, великая и искренняя, Зара! – будет терпеливо притягивать вас, звезду моей жизни, все ближе и ближе, пока однажды я не назову вас своей?
Я услышала слабый шорох шелкового платья Зары, как будто она отошла от Ивана.
– Ваши речи невежественны, князь. Кажется, занятия с Казимиром принесли вам немного знаний. Притяжение! Как вы можете притянуть то, что вне вашей сферы? Это то же самое, что требовать спутник Юпитера или кольцо Сатурна! Законы притяжения и отталкивания, князь Иван, установлены более могущественной властью, чем ваша, и даже вы бессильны изменить или ослабить их хоть на йоту, как бессилен ребенок отразить набегающие морские волны.
Опять заговорил князь Иван, и голос его дрогнул от еле сдерживаемого гнева.
– Можете говорить, что хотите, прекрасная Зара. Вам никогда меня не переубедить. Я не мечтатель, не спекулянт по неземным выдумкам, не ловкий шарлатан вроде Казимира, который, притянув к себе собаку, стремится к той же власти над людьми и осмеливается рисковать здоровьем, а может быть, и самим рассудком собственной сестры и несчастной юной музыкантши, которую заманил сюда ради подтверждения опасных, почти дьявольских теорий. О да: вижу, вы возмущены, и все же я говорю правду. Я человек простой, и пусть у меня не хватает электрических зародышей, как сказал бы Казимир, зато во мне достаточно здравого смысла. Я хочу спасти вас, Зара. Вы становитесь жертвой болезненных фантазий, ваш здоровый от природы ум полон нелепых представлений об ангелах, демонах и прочей ереси, а вера и энтузиазм в отношении брата – великолепная реклама для него. Позвольте сорвать с ваших глаз пелену доверчивости. Позвольте научить, как здорово жить, любить и смеяться, подобно всем другим людям, а электричество оставьте для телеграфных проводов и фонарных столбов.
Я снова услышала шорох шелкового платья Зары и, движимая сильным любопытством и волнением, приподняла угол нависшей над дверью портьеры, так что смогла отчетливо разглядеть комнату. Князь стоял или, вернее, слонялся у окна, а Зара была напротив: видимо, она отдалилась от него, насколько это было возможно, и держалась гордо и прямо. Ее глаза сверкали необыкновенным блеском, что еще сильнее подчеркивало бледность ее лица.
– Ваши выпады в сторону моего брата, князь, – спокойно проговорила она, – меня не задевают, ведь я хорошо знаю, как низко вы пали в своем упрямом слепом невежестве. Мне вас жаль, а еще – я вас презираю! Вы и вправду человек простой, как говорите, не больше и не меньше. Можете пользоваться гостеприимством этого дома, прикинуться, что дружите с хозяином, и в то же время клеветать у него за спиной и оскорблять его сестру в уединении ее собственной комнаты. Действительно очень по-мужски и полностью соответствует натуре разумного существа, которому нравится жить, любить и смеяться по всем правилами современного общества – марионетка, которую это самое общество дергает за веревочки, чтобы та плясала или умирала по его прихоти. Я объясняла вам, что между нами пропасть, – вы сделали ее еще шире, за что говорю спасибо! Поскольку я не навязываю вам никаких желаний, а потому не могу просить вас выйти из комнаты, то извините: я выйду сама.
И она пошла к двери в свою мастерскую, что оказалась напротив меня, однако князь добрался до нее раньше и заслонил спиной. Лицо его было мертвенно-бледным, а темные глаза сверкали одновременно любовью и гневом.
– Нет, Зара! – воскликнул он громким шепотом. – Если вы надеетесь убежать от меня, то у вас ничего не выйдет. Я пришел к вам опрометчиво, но решительно! Вы будете моей, даже если я за это умру! – Князь попытался схватить объект своих желаний в объятия – она ускользнула и встала на расстоянии: ее губы дрожали, грудь тяжело вздымалась, руки были сжаты в кулаки.
– Предупреждаю вас! – крикнула она. – Из-за глубокого отвращения, что я к вам испытываю, из-за силы, что заставляет мой дух восстать против вас, я заклинаю! Не смейте ко мне прикасаться! Если вам дорога собственная жизнь, оставьте меня, пока еще можно!
Никогда еще она не выглядела до такой степени красивой, невероятно красивой. Я смотрела на нее из своего уголка у двери, очарованная и охваченная благоговейным ужасом. Драгоценный камень на груди подруги пылал зловещим красным сиянием и излучал ослепительно-опаловые лучи, словно это была живая, дышащая звезда. Князь Иван остановился, вероятно, как и я, очарованный неземной красотой. Его лицо вспыхнуло, он издал тихий восхищенный вздох. Затем сделал два быстрых шага вперед и яростно схватил ее в объятия. Его триумф был недолог. Едва сильная рука обхватила Зару за талию – как тут же замерла и обмякла, едва его жадные губы склонились к девичьим губам – как он пошатнулся и тяжело опустился на пол без чувств! Чары, что заставляли меня оставаться лишь молчаливым зрителем этой сцены, рассеялись. Я в ужасе бросилась в комнату с криком:
– Зара, Зара! Что же ты сделала?
Зара спокойно подняла глаза – кроткие и влажные, будто еще недавно наполненные слезами. Жгучее презрение и негодование исчезли с ее лица – она смотрела на распростертое тело поклонника с жалостью.
– Он не умер, – тихо сказала она. – Я позову Казимира.
Я встала на колени рядом с князем и подняла его руку. Она была холодной и тяжелой. Губы посинели, а сомкнутые веки выглядели так, словно, как говорил Гомер, «багровый перст смерти» сомкнул их навсегда. Не было ни дыхания, ни биения сердца. Я испуганно посмотрела на Зару. Она грустно улыбнулась и повторила:
– Он не умер.
– Ты уверена? – пробормотала я. – Что это было, Зара? Отчего он упал? Я стояла у двери – я все видела и слышала.
– Знаю, – мягко сказала Зара. – И рада этому. Я хотела, чтобы ты все увидела и услышала.
– Как думаешь, у него припадок? – снова спросила я, грустно глядя на печальное лицо несчастного Ивана, которое, как мне представилось, уже запечатлело на себе строгую, но добрую улыбку тех, кто навсегда избавился от всех страстей и боли. – О Зара! Ты думаешь, он придет в себя? – И слезы сострадания и сожаления заглушили мой голос.
Зара подошла и поцеловала меня.
– Да, он придет в себя, не волнуйся, дитя мое. Я позвонила в свой личный звонок Казимиру, скоро он будет здесь. Князь испытал потрясение – правда, не смертельное, скоро ты сама убедишься. Кажется, ты в сомнениях – ты боишься меня, милая?
Я всмотрелась в ее лицо. Ясные детские глаза, искренняя улыбка, кроткий и гордый облик – неужели за всем этим кроются злые помыслы? Нет! Я была уверена, что Зара хорошая, ведь она была так прекрасна.
– Я не боюсь тебя, Зара, – серьезно сказала я. – Я слишком сильно тебя люблю. Однако мне жаль бедного князя, и не могу понять…
– Не можешь понять, почему те, кто нарушает установленные законы, должны страдать? – спокойно заметила Зара. – Что ж, когда-нибудь ты поймешь. Ты узнаешь, что так или иначе это и является причиной всех страданий в мире – как физических, так и душевных.
Я больше ничего не сказала, лишь тихо ждала, пока приближающийся звук уверенных шагов не возвестил о прибытии Гелиобаса. Он быстро вошел в комнату – взглянул на неподвижную фигуру князя, потом на меня и, наконец, на сестру.
– Давно он так лежит? – спросил он тихо.
– Меньше пяти минут, – ответила Зара.
Его внимательные глаза наполнились жалостью и нежностью.
– Безрассудный мальчишка! – пробормотал он, склонившись и приложив одну руку к груди Ивана. – Образец неверно направленной человеческой храбрости. Ты была слишком строга с ним, Зара!