Зара посмотрела на меня со всей серьезностью, ее большие глаза словно потемнели от напряжения мысли.
– Предположим, ты рассуждаешь правильно, – сказала она, – и я не стану отрицать, что ты проделала большую работу, чтобы это понять, но неужели ты не боишься? Ты не считаешь, что в открытии тайны и пестовании в человеке такой смертоносной силы, как электричество, есть и некоторые недостатки?
– Если подобная сила смертоносна, значит, она и живительна, – ответила я. – Лекарства одновременно считаются и ядами. Ты уложила князя к своим ногам, а твой брат снова его поднял. Оба действия были сделаны с помощью электричества. Теперь я все понимаю, я не вижу ни мрака, ни тайны. О, какое великолепное открытие!
Зара улыбнулась.
– А ты поклонница этой мысли! – сказала она. – Только в ней нет ничего нового. Все было хорошо известно еще древним халдеям. Об этом знал Моисей и его последователи, а Христос с учениками даже применял силы тока. Для современного мира данная идея может показаться открытием просто потому, что смысл так называемого прогресса состоит в том, чтобы забыть прошлое. Однако чутье дикого человека необычайно остро – острее, чем у любого животного, – он может безошибочно следовать за запахом, который уловил в воздухе. А еще он способен различать по ветру слабый, далекий звук и с уверенностью и точностью определить его источник. Цивилизованные существа об этом забыли: они не могут ни уловить запаха, ни чуять с настоящей проницательностью. Точно так же они забыли об использовании электрических органов, которыми, несомненно, все в большей или меньшей степени обладают. Как мышцы руки развиваются с тренировкой, так и чудесный электрический аппарат внутри человека может быть укреплен и увеличен при пользовании им. В молодости мир это знал, сейчас же он все забывает, как забывает старик, что с насмешливой улыбкой вспоминает игры детства. Впрочем, хватит об этом на сегодня. Если думаешь, что твои представления обо мне верны…
– Я уверена! – воскликнула я, торжествуя.
Зара протянула ко мне руки.
– И ты уверена, что любишь меня? – спросила она.
Я уютно устроилась в ее объятиях и поцеловала.
– Конечно! Зара, я люблю и уважаю тебя больше, чем других женщин, которых когда-либо встречала или еще встречу. Ты тоже меня любишь – я знаю!
– Как же я могу тебя не любить? Разве ты не одна из нас? Спокойной ночи, дорогая! Добрых снов!
– Доброй ночи! – ответила я. – И помни: князь Иван просил твоего прощения.
– Я помню! – мягко ответила она. – Я уже извинила его и буду за него молиться. – Ее милые черты озарили жалость и снисходительность. Так ангел мог бы взглянуть на раскаявшегося грешника, умоляющего Небеса о прощении.
В ту ночь я уснула не сразу, пытаясь проследить за ходом мыслей, посетивших меня в разговоре с Зарой. Если признать, что электрическая сила, которую практиковал Гелиобас, существует, – а этот факт не мог отрицать ни один разумный человек, – то невозможного больше нет. Мы могли бы получать знания даже о божественных событиях, если бы во Вселенной было что-то подобного толка, а отказываться рассматривать такую вероятность, разумеется, несколько высокомерно и невежественно. Когда-то люди смеялись над безумной идеей о том, что сообщение может в мгновение ока перенестись с одного берега Атлантики на другой по проложенному под морем кабелю, теперь же, когда такие сообщения стали частью нашей действительности, мир к ним привык и перестал считать чудом. Если допускать существование человеческого электричества, почему бы не установить связь, как своего рода духовный трансатлантический кабель, между человеком и существами иных сфер и иных солнечных систем? Чем больше я размышляла об этом, тем больше терялась в смелых догадках о том, другом мире, в который мне предстояло вскоре подняться. В полудреме мне вдруг почудилось, что я вижу бесконечную мерцающую цепь яркого света, состоящую из замкнутых друг в друге кругов и охватывающую все пространство, соединяя солнце, луну и звезды, словно цветы, обвязанные огненной лентой. После своих скромных, но тревожных исследований я обнаружила, что являюсь одним из самых маленьких звеньев в этой великой цепи. Не знаю, обрадовалась я этому открытию или испугалась, ибо сон положил конец моим фантазиям и опустил на видения темную завесу.
Глава XМое странное путешествие
На следующее утро я получила два письма: одно от миссис Эверард – она сообщала, что они с полковником решили приехать в Париж.
Все приятное общество уезжает отсюда. Мадам Дидье с мужем отправились в Неаполь, и в довершение нашего одиночества Рафаэлло Челлини собрал все вещи и вчера утром уехал в Рим. Погода по-прежнему восхитительна, но так как ты, несмотря на парижский холод, кажется, чувствуешь себя очень даже хорошо, мы решили присоединиться, тем более, я хочу обновить гардероб. Мы поедем прямо в «Гранд-отель», так что с этой же почтой я напишу миссис Чаллонер с просьбой снять нам комнаты. Мы так рады, что ты чувствуешь себя почти здоровой – разумеется, ты не должна покидать врача, пока не будешь совершенно к этому готова. Во всяком случае, мы приедем только к концу следующей недели.
Я принялась считать. Во время той странной беседы в часовне Гелиобас сказал, что через восемь дней я буду достаточна сильна, чтобы пройти путешествие души, которое он мне обещал. Эти восемь дней завершаются сегодня утром. И я была этому рада, ибо не хотела видеть миссис Эверард или кого-либо другого, пока эксперимент не завершен. Второе полученное мною письмо было от миссис Чаллонер, которая просила меня дать «импровизацию» в «Гранд-отеле» через пару недель.
Спустившись к завтраку, я упомянула об этих письмах и сказала, обращаясь к Гелиобасу:
– Что за странный каприз заставил Рафаэлло Челлини покинуть Канны? Мы все думали, он приехал туда на зимовку. Вы знали, что он собирался в Рим?
– Да, – ответил Гелиобас, рассеянно помешивая кофе. – Я знал, что он поедет туда в этом месяце, его присутствия там требует одно дело.
– А ты планируешь дать концерт-импровизацию, на котором настаивает миссис Чаллонер? – спросила Зара.
Я взглянула на Гелиобаса. Он ответил за меня.
– На вашем месте я бы непременно дал, – сказал он тихо, – ничто не помешает вам сделать это в назначенный день.
На меня накатила волна облегчения. Я была не в состоянии полностью избавиться от мысли, что, возможно, не выйду живой из электрического транса, на который дала непоколебимое согласие, а такое заверение со стороны Гелиобаса, несомненно, вселяло надежду. В то утро нам всем не хотелось разговаривать: у каждого было серьезное и озабоченное выражение лица. Зара выглядела очень бледной и казалась погруженной в свои мысли. Гелиобас тоже выглядел слегка утомленным, будто не спал всю ночь, занятый какой-то изнурительной работой. О князе Иване никто не сказал ни слова: по некому тайному сговору мы избегали его имени. По окончании завтрака я с бесстрашной улыбкой посмотрела на спокойное и немного грустное лицо Гелиобаса, казавшееся еще благороднее и величественнее, чем когда-либо, и тихо сказала:
– Восемь дней прошли.
Он встретил мой взгляд открыто, наблюдая за мной пристально и со всей серьезностью.
– Я помню об этом, дитя мое. Жду вас в своем кабинете в полдень. А пока ни с кем не разговаривайте, даже с Зарой, не читайте книг, не касайтесь клавиш фортепиано. Для вас приготовлена часовня – идите туда и молитесь. Когда увидите, как маленькая точка света коснется края креста над алтарем, будет двенадцать часов – тогда и придите ко мне.
Он произнес это тоном серьезным и степенным и оставил нас. Меня охватило внезапное чувство благоговейного страха. Я посмотрела на Зару. Она приложила палец к губам и улыбнулась, призывая к молчанию, а затем, сжав мою руку в своей, повела меня к дверям часовни. Там она взяла мягкую вуаль из какой-то белой прозрачной ткани и после нежных объятий и поцелуя набросила ее на меня, не сказав ни слова. Снова взяв мою руку, она вошла в часовню и провела меня через сияние света и цвета к главному алтарю, перед которым стояла скамейка, обитая малиновым бархатом. Жестом приказав встать на колени, она еще раз поцеловала меня сквозь укрывавшую с головы до ног тонкую вуаль, а затем, бесшумно развернувшись, исчезла, и я услышала, как за ней закрылась тяжелая дубовая дверь. Оставшись одна, я смогла спокойно оглядеться. У алтаря, где я стояла на коленях, горели свечи, он был украшен множеством ослепительно белых цветов, чей восхитительный аромат смешался с едва уловимым запахом ладана. Со всех сторон часовни, в каждой маленькой нише и у каждой иконы горели свечи, как светлячки в летних сумерках. У большого распятия, висевшего в затемненном углу, лежал венок из замечательных малиновых роз. Казалось, вот-вот начнется какой-то важный праздник, и я с гулко бьющимся сердцем огляделась вокруг, ожидая, что невидимое прикосновение разбудит звуки органа и хор неземных голосов ответит: «Gloria in excelsis Deo!»24 Но вокруг стояла лишь тишина – абсолютная, прекрасная, успокаивающая. Я старалась собраться с мыслями и, обратив взор к украшенному драгоценностями кресту, венчающему главный алтарь, сложила руки и начала думать, как и о чем мне молиться. Внезапно меня посетила мысль: конечно же, просить у Неба что-то – очень эгоистично, не лучше ли подумать обо всем, что мне уже дано, и выразить благодарность? Едва эта мысль пришла в голову, как меня охватило непреодолимое чувство собственной ничтожности. Была ли я когда-нибудь несчастна? Я задумалась. Если да, то почему? Я стала подсчитывать свои удачи и сравнивать их с горестями. Измученные искатели удовольствий удивились бы, узнав, как я доказала, что радости моей жизни намного превышают печали. Я осознала, что у меня есть зрение, слух, молодость, здоровые конечности, способность ценить прекрасное в искусстве и природе и невероятный дар получать удовольствие. Разве я не должна быть благодарной за все это, ведь такое не купишь за материальные богатства? Разве все мы не должны быть благодарны за каждый золотой луч со