лнца, за каждый распускающийся цветок, за гармонию ветра и моря, за пение птиц и тени деревьев? Ибо есть ли на свете настолько великое человеческое горе, что благословение простого дневного света не сможет его затмить? Мы, смертные, – испорченные, избалованные дети: чем больше у нас подарков, тем сильнее мы жаждем еще, а когда обжигаемся или раним себя из-за собственного же упрямства или небрежности, то, не стесняясь, обвиняем в наших ошибках Верховного Благодетеля. Мы надеваем черные траурные одежды словно в знак угрюмого протеста против Него за то, что Он лишил нас особо избранного нами предмета любви, хотя если бы мы верили в Него и были Ему признательны, то надевали бы ослепительно белое в знак радости, что наше сокровище в безопасности, в стране благодати, где сами желаем оказаться. Мучимся ли мы от болезни, нехватки денег, потери статуса или друзей, мы ругаем Судьбу – а это второе имя Господа – и как дети жалуемся, что поломали свои игрушки; тем не менее солнце светит, времена года сменяют друг друга, прекрасная панорама природы разворачивается перед нами для нашего же блага, а мы ропщем, беспокоимся и в гневе отворачиваем взор.
Размышляя об этом и преклоняя колени перед алтарем, я почувствовала, что сердце наполнилось благодарностью. Возникла только одна просьба: «Позволь мне верить и любить!» Я думала о прекрасной, сильной, величественной фигуре Христа, выделяющейся в мировой истории, словно статуя из чистого белого мрамора на темном фоне; я размышляла о терпении, смирении, прощении и абсолютной невинности незапятнанной жизни, оконченной на кресте, и снова шептала: «Позволь мне верить и любить!» Я настолько погрузилась в раздумья, что время летело незаметно. Вдруг внезапная вспышка, появившаяся на ступенях алтаря, заставила меня поднять взгляд. Украшенное драгоценностями распятие превратилось в огненный крест. Точка света, за которой велено следить, не только коснулась края, но и сползла вниз по драгоценным камням и зажгла их, как звезды. Потом я узнала, что этот эффект производился с помощью тонкого электрического провода, который, сообщаясь с часами, построенными по той же схеме, освещал крест на восходе, в полдень и на закате. Настало время присоединиться к Гелиобасу. Я осторожно поднялась и вышла из часовни тихим покорным шагом, ибо всегда думала, что проявлять поспешность и нетерпение в любом месте, отведенном для поклонения Творцу, значит, проявить себя как недостойнейшее из Его созданий. Очутившись за дверью, я откинула вуаль и совершенно спокойно и бесстрашно направилась прямо в кабинет практика электричества. Никогда мне не забыть напряженной тишины дома в то утро. Даже фонтан в зале, казалось, журчал приглушенным шепотом. Я застала Гелиобаса сидящим за столом с книгой. Как живо вспомнился мне сон, в котором я видела его в таком же положении! Я знала, что он читает. Казимир поднял взгляд и приветствовал доброй, хотя и серьезной улыбкой. Я прервала молчание.
– Ваша книга открыта на отрывке, что начинается со слов: «Вселенная держится исключительно на Законе любви. Невидимый царствующий Протекторат управляет ветрами и приливами». Я права?
– Да, – ответил Гелиобас. – Знакомы с этим трудом?
– Только благодаря тому сну, в котором вы привиделись мне в Каннах. Я действительно думаю, что синьор Челлини имел надо мной некоторую власть.
– Конечно, ведь вы были в таком ослабленном состоянии. Теперь, когда вы так же сильны, он не может на вас повлиять. Давайте перейдем к делу, дитя мое. Я должен сказать вам кое-что важное, прежде чем вы отправитесь в неземное путешествие.
Я слегка вздрогнула, однако все же села в кресло, на которое он мне указал, – большое и низкое: в нем можно было откинуться и поспать.
– Послушайте, – продолжал Гелиобас, – когда вы пришли сюда впервые, я произнес: сделаю все, что в моих силах, чтобы вернуть вам здоровье, и в вашей власти отплатить мне сполна. Вы выздоровели. Готовы ли отдать мою награду?
– Я готова на все, чтобы доказать свою благодарность, – со всей серьезностью ответила я. – Только скажите как.
– Вы знаете, – продолжал он, – о моих теориях относительно Электрического Духа, или Души Человека. Я уже говорил, что она развивается: появляется как зародыш и постоянно растет в силе и красоте, пока не станет достаточно великой и чистой, чтобы войти в последний из всех миров – Мир Бога. Только иногда на ее пути возникают препятствия: они заставляют сдаться и отступить далеко назад, иногда так далеко, что ей приходится начинать путь заново. Благодаря серьезным исследованиям я могу изучать и наблюдать прогресс собственной внутренней силы и души. До сих пор все было хорошо – благодаря молитве и смирению. Теперь я предчувствую приближающуюся тень – трудность, опасность. Если ее невозможно будет как-то отразить или обойти, она далеко оттолкнет мою развитую духовную природу. С великой печалью и болью придется вновь начинать работу, которую я надеялся вскоре завершить. При всем желании я не могу понять, что это за темное препятствие, но вы, да, вы, можете. – Тут я встрепенулась от удивления. – Когда вы подниметесь достаточно высоко, чтобы увидеть такие вещи, то, будучи совершенно бескорыстной в поисках, сможете достигнуть знания о нем и все мне объяснить по возвращении. Пытаясь исследовать эту тайну ради себя, я, конечно же, действую исключительно в собственных интересах, вот только ничего ясного, ничего удовлетворительного нельзя достигнуть в духовном пути, если в вас присутствует хоть малая толика эгоизма. Если я действительно заслуживаю благодарности за помощь, которую вам оказал, вы распутаете дело, будучи в положении души, что служит другой душе. Однако я не могу заставить вас совершить это ради меня – могу только спросить: желаете ли вы помочь?
Его проникновенный тревожный голос невероятно тронул меня. Я была изумлена и сбита с толку, не понимая, что за странное событие должно произойти со мной. Однако, что бы ни случилось, я решила с готовностью согласиться на его просьбу, поэтому твердо ответила:
– Обещаю сделать все возможное. Помните, я не знаю и даже не догадываюсь, куда иду и что за таинственные ощущения меня настигнут, но, если мне позволят вспомнить о земле хоть что-то, я попытаюсь узнать то, о чем вы спрашиваете.
Казалось, Гелиобасу этого было достаточно. Встав со стула, он отпер железный сейф и достал из него стеклянную фляжку со странной, вечно движущейся, блестящей жидкостью – по виду такой же, как та, которую Рафаэлло Челлини запретил пить. Тут он остановился и посмотрел на меня испытующе.
– Скажите, – произнес он властным тоном, – скажите, почему вам хочется узреть то, что не дано видеть смертным? Какой у вас умысел? Какой скрытый план?
Я задумалась. А потом, собравшись с духом, уверенно ответила:
– Я хочу знать, почему существует этот мир, эта Вселенная, а также желаю доказать, если возможно, истинность и необходимость религии. Кажется, я бы отдала всю свою жизнь, если бы она хоть чего-то стоила, лишь бы увериться в истинности христианства.
Гелиобас смотрел на меня с жалостью и недоверием.
– У вас смелые намерения, – медленно произнес он, – вы отважная искательница. Тем не менее сейчас вас ожидают стыд, раскаянье и скорбь, а также восторг и изумление. «Я бы отдала всю свою жизнь, если бы она хоть чего-то стоила». Эти слова спасли вас – иначе путешествие в неизведанный мир сфер, отягощенное собственными сомнениями и направляемое безумными желаниями, было бы совершенно бесплодным.
Я встретила его пристальный испытующий взгляд – мне стало стыдно.
– И все же ведь хорошо, когда желаешь знать причину вещей? – спросила я робко.
– Конечно, стремление к знаниям – великая добродетель. По-настоящему это чувствует лишь один из тысячи. Большинство людей довольствуются жизнью и смертью, поглощенные мелкими дрязгами и не задумываясь о причинах своего существования. И все же погрязнуть в слепом неведении даже лучше, чем намеренно ставить под сомнение существование Творца только оттого, что Он невидим, или выдвигать самоуверенное толкование Его тайн, потому что Он хочет скрыть их от наших глаз.
– Я не сомневаюсь! – воскликнула я. – Лишь хочу удостовериться, а потом, возможно, убедить в этом других.
– Веру невозможно навязать, – спокойно сказал Гелиобас. – Вы увидите невероятные чудеса, которые ни язык, ни перо не в состоянии описать с точностью. Думаете, что, вернувшись обратно на землю, сможете заставить людей поверить в историю ваших переживаний? Да ни за что! Будьте благодарны, если сами станете обладателем тайной радости, и не пытайтесь передать ее другим – они будут только отталкивать вас и насмехаться над вашими словами.
– Даже своей родственной душе? – нерешительно спросила я.
От этого вопроса теплая, добрая улыбка словно осветила его лицо.
– Нет, своей родственной душе, другой половине себя, вы можете рассказывать все, – сказал он. – А теперь довольно разговоров. Если вы готовы, выпейте это.
Он протянул небольшой стаканчик, наполненный искрящейся летучей жидкостью из фляжки. На мгновение храбрость почти покинула меня, и по венам пробежала ледяная дрожь. Тогда я вспомнила всю свою хвастливую браваду – неужели я сдамся сейчас, в такой важный момент? Я не дала себе времени на раздумья, а приняла стакан из его рук и осушила содержимое до последней капли. Оно было безвкусным, однако шипучим и теплым. Меня тут же охватило странное легкое головокружение, и стоящая передо мной фигура Гелиобаса словно приняла гигантские размеры. Я видела, как увеличивались его руки, глаза, как лампы с электрическим пламенем прожигали меня насквозь, а его низкий вибрирующий голос, словно отдаленное эхо, произносил следующие слова:
– Азул! Азул! Вознеси эту светлую и бесстрашную душу к себе, стань проводницей на пути, который она должна преодолеть, позволь ей беспрепятственно плыть по широким и славным Континентам Воздуха, придай ей форму и силу, чтобы она побывала на любом из прекрасных бескрайних сфер, которые пожелает созерцать, а если она достойна, позволь ей хотя бы на краткое мгновение узреть высшее видение Первого и Последнего миров. Силой, дарованной тобой, я освобождаю эту душу, чтобы немедленно передать тебе, Азул!