– Исполните его немедленно, – решительно сказал он. – Возьмите армян: они тактичные, послушные и не задают лишних вопросов – крепкими молотами они быстро разрушат статую. Стойте! Я пойду с вами. – И, посмотрев на меня внимательней, Казимир мягко добавил: – Вы ничего не ели, дитя мое? Не получается? Вас быстро покинут силы – вот, примите. – Он протянул рюмку жидкости, оживляющие свойства которой, как я хорошо знала, гораздо превосходят свойства любой другой пищи. Я послушно выпила ее, а когда возвращала ему пустую рюмку, он вымолвил: – У меня тоже есть указания от Зары. Полагаю, вы знаете, что она подготовилась к смерти?
– Не знала, но, видимо, так и есть, – ответила я.
– Да. Мы оба готовились. Весь день провели в часовне, говоря друг другу прощальные слова. Нам было известно, что ее смерть, точнее освобождение, должна была произойти прошлым вечером, и все же какой именно конец ей уготован, мы не знали. Я не был уверен, пока не услышал первые раскаты грома, – потом уже никаких сомнений во мне не осталось. Вы оказались свидетелем всей последующей сцены. Нет смерти более безболезненной, чем ее. Однако не будем забывать о послании, что она передала для вас. – Гелиобас достал из потайного ящика электрический камень, который Зара носила не снимая. – Этот камень ваш, – произнес он. – Не бойтесь его взять, он не причинит вреда, не принесет несчастья. Видите, что все былое сияние в нем померкло? Наденьте, и в течение нескольких минут он станет как никогда ярким. Жизнь, что пульсирует по вашим венам, согревает заключенное в нем электричество, а с течением крови меняются его оттенки. Он не притягивает к себе электричества – только поглощает и светится. Возьмите его в память о той, которая любила вас и все еще любит.
Я до сих пор не сняла вечернего платья, и моя шея была обнажена. Я надела цепочку, на которой висел камень, и с любопытством стала наблюдать за удивительным украшением. Через несколько мгновений в нем вспыхнула бледная прожилка пламенного топаза, она все ширилась и пылала теплым багрянцем, словно бутон алой розы, а к тому моменту, когда камень совсем нагрелся от тела, он сиял как никогда ярко.
– Стану носить его всегда, – сказала я серьезно. – Уверена, он принесет мне удачу.
– Так и будет, – кратко ответил Гелиобас. – А теперь давайте исполним волю Зары.
Пока мы шли по коридору, нас остановил паж, принесший сообщение от полковника Эверарда и его жены, а также от Чаллонеров, интересующихся здоровьем Зары. Гелиобас торопливо написал карандашом несколько кратких слов, объясняющих роковой исход случившегося, и вернул записку посыльному, приказав заодно опустить на окнах дома все шторы, чтобы посетители поняли, что приема не будет. В сопровождении армян с тяжелыми молотами мы прошли в мастерскую. С трепетом от многочисленных напоминаний о живом присутствии Зары я открыла знакомую дверь. Первой нас встретила искусно выполненная беломраморная статуя самой Зары в полный рост, одетой в привычный для нее изящный восточный наряд. Голова была слегка запрокинута, красивые черты лица озарял радостный взгляд, а в свободно сложенных руках лежал букет роз. На пьедестале были вырезаны слова «Omnia vincit Amor»40 с именем Зары и датами рождения и смерти. У подножия статуи лежала маленькая записка – Гелиобас заметил ее и, прочтя, передал мне. Строки были написаны рукой Зары:
Моему любимому Казимиру – брату, другу, проводнику и учителю. Ему я обязана высшим счастьем всей моей жизни в этом мире и в следующем. Пусть эта скромная фигура его благодарной Зары будет напоминанием о счастливых днях ‒ они прошли, только чтобы вернуться вдвойне счастливыми в будущем.
Я молча, со слезами на глазах, вернула записку, и мы обратили внимание на огромную статую, которую нам предстояло уничтожить. Она находилась в самом конце мастерской и была полностью скрыта белой льняной драпировкой. Гелиобас двинулся вперед и вдруг ловким движением сдернул с нее покровы, и мы оба подались назад, с изумлением глядя на открывшиеся глиняные формы. Что это было? Человек? Бог? Ангел? Или все трое объединились в одну огромную фигуру?
Работа была не завершена. Черты лица отсутствовали, за исключением бровей и глаз, – они были крупными, величественными, полными абсолютной мудрости и спокойного осознания своей силы. Я могла бы часами любоваться этим чудесным произведением Зары, однако Гелиобас позвал стоявших у дверей в ожидании приказаний армян и велел им сломать его. На этот раз хорошо обученные слуги выказали признаки удивления и замешкали. Их хозяин нахмурился. Выхватив у одного из мужчин молот, он сам набросился на огромную статую, как если бы она была его врагом. Армяне, видя, что Казимир настроен серьезно, вернулись к своей обычной привычке пассивного повиновения и помогли ему. Через несколько минут огромная красивая фигура лежала на полу обломками, которые вскоре разлетелись на крошечные атомы. Я обещала проследить за разрушением и сделала это с болью и сожалением. Когда все закончилось, Гелиобас приказал людям отнести статую Зары в его комнату, а затем собрать всех домашних в большой зал, так как хотел обратиться к ним. Я с удивлением слушала приказ – и он заметил. Когда армяне медленно удалились, бережно неся мраморную фигуру покойной хозяйки, Гелиобас повернулся ко мне, запирая за собой дверь мастерской, и тихо сказал:
– Эти невежественные люди, что служат мне за деньги и пищу – деньги, которые алчно берут, и пищу, которую жадно съедают, – думают, я дьявол или один из его слуг. Я, к их полному удовлетворению, собираюсь подтвердить подобные теории. Идемте со мной, сами все увидите!
Озадаченная, я последовала за ним. Спускаясь вниз, он добавил:
– Вы знаете, почему Зара пожелала уничтожить статую?
– Нет, – сказала я откровенно. – Возможно, по той причине, что она не закончена.
– Она всегда оставалась бы незаконченной, – не согласился Гелиобас, – даже если бы Зара трудилась над ней годами. Это была смелая, но бессмысленная попытка. Она хотела слепить из глины того, кто никогда не носил земной формы, – Существо, что является ее Родственной душой, полностью доминирует над ней и находится сейчас рядом. С таким же успехом она могла попытаться изобразить в белом мраморе оттенки радуги!
Мы уже дошли до зала, где по двое и по трое собирались слуги. Они с благоговением смотрели на хозяина, когда тот занял выгодную позицию у фонтана и посмотрел на них спокойным, испытующим и внимательным взглядом. Я придвинула стул за одну из мраморных колонн и села, с интересом наблюдая за происходящим. Из-за угла появился Лео и распростер мохнатое тело у ног хозяина.
Через несколько минут пришли все домашние общим числом около двадцати. Гелиобас, повысив голос, заговорил отчетливо и неторопливо:
– Я послал за вами этим утром, потому что прекрасно знаю – все вы намерены уйти со службы.
Испуганный и изумленный ропот прошелся по рядам немногочисленной публики, и я услышала, как возле меня кто-то прошептал:
– Он и есть дьявол, иначе откуда ему знать?
Губы Гелиобаса скривила саркастическая улыбка. Он продолжил:
– Я избавлю вас от этой неприятности. Зная о ваших намерениях, я беру на себя ответственность немедленно всех уволить. Разумеется, вы не можете рисковать репутацией, оставаясь в услужении у самого дьявола. Со своей стороны, полагаю, что деньги дьявола не жгут вам руки, а его пища не становится отравой во рту. Моя сестра, ваша добрая и всегда ко всему терпимая госпожа, умерла. Вы это знаете, и, по вашему мнению, именно я устроил грозу, что стоила ей жизни. Пусть будет так. Разнесите это по Парижу, если вам хочется: ваши слова не имеют для меня значения. Вы были превосходными орудиями труда, и за это большое спасибо! Как только похороны сестры окончатся, вам будет передано жалованье в увеличенном размере. Вы можете покинуть мой дом, когда пожелаете, и, в противоположность привычкам обычных дьяволов, без всяких терзаний могу лишь пожелать: да поможет вам Бог!
На лицах тех, к кому он обращался, одна эмоция сменяла другую – страх боролся с великим стыдом. Маленький паж-грек смущенно выступил вперед.
– Хозяин знает, что я никогда его не покину, – пробормотал он, и глаза слуги наполнились слезами.
Гелиобас с нежностью положил руку на темные кудри мальчика, однако ничего не сказал. Вышел один из четырех армян и быстрым изящным жестом правой руки дотронулся сначала до своей головы, а потом до груди.
– Мой господин, конечно же, не уволит нас, тех, кто желает посвятить себя служению ему? Если потребуется, мы будем следовать за господином до самой смерти из любви и почтения, которые питаем к нему.
Гелиобас посмотрел на него очень благожелательно.
– А у меня больше друзей, чем я думал, – тихо сказал он. – Тогда, пожалуйста, оставайтесь, и вы, Афра, и все ваши товарищи, раз сами этого хотите. А ты, мой мальчик, – продолжил он, обратившись к пажу, что, казалось, вот-вот расплачется, – решил, что я отвергну сироту, которого доверила мне его умершая мать? Нет, дитя, я столько же твой слуга, сколько ты – мой, покуда длится твоя любовь ко мне.
Паж в ответ в восхищении поцеловал ему руку и, откинув спутанные волосы со своих греческих бровей, с явным презрением посмотрел на прислугу, воспринявшую увольнение с молчаливым согласием.
– Подите вон, отбросы Парижа! – воскликнул он ясным высоким голосом. – Вы, не знающие ни Бога, ни черта! Вы получите свои деньги – больше, чем заработали, – так чего же еще вам надо? Вы служили одному из благороднейших людей, и оттого, что он такой великий, мудрый и искренний, считаете его дьяволом! О, как это похоже на парижан, переворачивающих все с ног на голову, пока добро не окажется злом, а зло добром! Посмотрите же на себя! Вы работали ради жалованья, я же работал ради него! Если надо – буду голодать вместе с ним, да я готов за него умереть! Для меня он не дьявол – он Ангел!
Справившись с чувствами, мальчик снова поцеловал руку господина, и Гелиобас ласково велел ему замолчать. Сам он смотрел на замершую группу слуг со спокойным удивлением.