У «Армады» все парковочные места были заняты. Или почти заняты. Сбив пластиковую пирамиду, выставленную перед «Прадо», доставившим на работу безликого товарища, которого Стас окрестил директором, едва не задев радиатор джипа крылом, он въехал на тротуар, почти перегородив его. Подобной наглости, похоже, никто не ожидал. Охрана пришла в себя уже после того, когда Станислав вылез из «Сузуки» и, пройдя несколько шагов, взялся за ручку входной двери «Армады».
Но она распахнулась перед ним сама. Трое охранников едва не сбили Стаса с ног, вылетев навстречу ему из подъезда. Он отступил на пару шагов и с интересом стал наблюдать за действиями секьюрити. Перебивая друг друга, тыча пальцами в бедную «Сузуки», охранники накинулись на нарушителя спокойствия, приказывая немедленно убрать машину. Спокойно выслушав их грозные притязания, Станислав широко зевнул, а потом вдруг коротко и мощно рявкнул:
– Молчать! Смирно!
От неожиданности охранники и впрямь замолчали. Но самое смешное, двое из троицы, видимо, от изумления и накрепко заложенной армейской службой программы, вытянулись во фрунт, принимая стойку «смирно». Пока они еще не опомнились, Стас скомандовал «Вольно!» и властно приказал:
– Доложите Белявскому: прибыл его крестник.
– А машину... – попытался продолжить протестную акцию один из охранников.
– Постоит! Я сказал, доложить Белявскому! – сверля фельдфебельским взглядом стоящих перед ним бравых парней в черной униформе, сквозь зубы процедил Стас.
– Что здесь происходит? – в дверях нарисовался немолодой тип с седым ежиком, приехавший на «БМВ». – Это чья машина?
Суровая мина на лице товарища, явно облеченного полномочиями, едва он разглядел Станислава, неожиданно скомкалась, явив миру тень растерянности. Правда, он быстро взял себя в руки и вновь попытался надеть маску неприступности.
– Павел Ефимович, вот гражданин нарушает! Машину загнал на тротуар, конус раздавил, грубит, требует господина Белявского, – скороговоркой выпалил один из охранников.
– Привет, Консул! – добродушно бросил Станислав. – Вы меня звали – и я пришел.
Хотя Павел Ефимович, как обратился к нему охранник, произнес всего несколько слов, Станислав без труда уловил и знакомый тембр голоса, и легкую картавинку. И это решило все сомнения. И звуковой локатор уже не понадобится. Общение в гараже было односторонним. Консул наблюдал за Станиславом через видеоаппаратуру, потому и сразу узнал «он-лайн» собеседника.
А Станиславу пришлось задействовать слух, и он успешно справился с этим заданием.
– Проведите его внутрь, – после секундной паузы, негромко и сухо произнес мужчина и, круто повернувшись, скрылся за дверью.
– А машина? – неуверенно спросил один из охранников.
– Сказал шеф внутрь провести, значит – провести внутрь, – философски заметил его коллега. – Прошу вас, гражданин.
– Шеф?! Павел Ефимович разве директор «Армады»? – делано удивился Станислав.
– Начальник режима, – не разобравшись, что это подвох, отозвался молодой охранник. – Директор, тот – «генерал».
Станислава завели в холл. Консула, то бишь Павла Ефимовича, там уже не было. Стасу предложили присесть в кресло у стены, что он и сделал.
Долго ждать не пришлось. Начальник режима появился минут через пять, спустившись по лестнице со второго этажа.
– Проведите гостя в приемную, – не глядя на Стаса, отдал приказание охране Павел Ефимович, развернулся и широким шагом двинулся куда-то по коридору.
Глава 8. Согласие как продукт непротивления сторон
Белявский встретил Станислава лучезарной улыбкой и широко раскинутыми руками. Правда, из-за стола не вышел. Надо полагать, это означало объятие на расстоянии.
– Рад вас видеть, Станислав Николаевич, при полном здравии и цветущем виде, – радостно поприветствовал гостя Бес.
– А как я сам рад своему здравию, – не преминул съязвить Стас. – Не иначе, вашими молитвами...
Белявский сделал вид, что не заметил насмешки, и предложил Станиславу присесть на стул у приставного столика. Сам он опустился в кресло за огромным зеленого сукна столом.
– Отличная работа! – произнес Бес после небольшой паузы, во время которой он с явным интересом разглядывал Стаса. – Если бы я не имел информации, как вы сейчас выглядите, ни за что бы не признал.
– Это все, что вы хотите мне сказать? – насмешливо спросил Станислав. – Да, вопреки вашим желаниям я жив и здоров и выгляжу достойно.
– Ну, зачем вы так, Станислав Николаевич, – поморщился Белявский. – Я никогда не желал вам зла.
– Ну конечно, подставить меня под сфабрикованное убийство, а затем отправить на бойню, носящую имя Синдикат – доброе дело. А уж устроить на меня охоту, выставив флажки по всей Москве, иначе как веселым детским утренником не назовешь.
– А не сами ли вы, любезный, в свое время влезли в опасную игру? Разве вы не работали под прикрытием? Казачок-то засланный был!
– Не правы вы, Евгений Серафимович, – мотнул головой Стас. – Это по вашей милости пришлось пойти по скользкой тропке. Когда меня увольняли на гражданку, я ведь ни сном ни духом...
– И не случись с вами того, что случилось, вы бы сейчас честно трудились грузчиком в своем родном Одинцове на какой-нибудь продовольственной базе и потихоньку спивались. – Перебив Станислава, Бес нарисовал возможный и, в принципе, реальный путь, по которому могло пойти развитие его жизни. – А то, что не было у вас выбора, так любой из нас часто встречается с подобными коллизиями. Что там в песне поется? «Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает...»
– Допустим, что это так, – не стал спорить Стас. – А зачем было устраивать спектакль со стрельбой, похищением, каким-то таинственным Консулом-Фантомасом за зеркалом? Это что, изощренная форма мести? Игра кошки с пойманной мышью? Придушить, отпустить, поймать, снова придушить и снова отпустить... Это вместо того, чтобы на месте шлепнуть. Извращенная у вас фантазия, Евгений Серафимович.
– Вы можете не поверить, Станислав, разрешите я к вам без отчества по старой памяти буду обращаться, так как-то проще... Так вот, можете верить, можете не верить, но, говорю откровенно, я не питаю к вам не то что ненависти, даже мелкой неприязни. Более того, я искренне рад, как никто другой, что разгромлена преступная организация, которую вы называете Синдикатом. И лично вы в этом сыграли не последнюю роль.
– Считайте, что я верю вам, Евгений Серафимович, – ехидно засмеялся Стас. – Но как быть с потерей прибыли, кругленькой суммы в зеленых бумажках, которая вам шла с каждого завербованного рекрута, будущего киллера? Вы еще скажите, что вас гложет совесть за безвинно погубленные души. Я имею в виду не только обреченных на смерть русских парней, которых вы обманом заманили в Синдикат, но и тех, кто пал от их рук. Просыпаетесь ночью в холодном поту, рыдаете...
– Поспешу вас огорчить: не просыпаюсь и не рыдаю, – холодно уточнил Белявский. – Потому что не чувствую за собой большой вины. И поясню почему. Начну с того, что обманом мы заманили в этот самый Синдикат не многих. Да, кое-кого, так же, как вас, поставили перед выбором: тюрьма или наемничество. Но основная масса тех русских парней, о которых вы горюете, прекрасно понимала, на что они идут. Бывшие десантники и спецназовцы желали заработать большие деньги любым способом. Они не раз на своей шкуре испытали, что такое смертельный риск, да и не умели ничего другого делать, как убивать. Их этому обучила Родина, а потом выкинула на обочину, как использованный материал.
– А еще, кроме того, что они были обучены убивать, искренне хотели умереть, – хмуро уточнил Станислав.
Он понимал, что Белявский по-своему прав. Действительно, многие из тех, с кем его сводила судьба в Синдикате, не испытывали мук совести за то, что делали. Более того, кое-кто из них уже не мог жить без постоянного впрыскивания адреналина в кровь, без запаха смерти...
– Теперь обратимся к вопросу кругленьких сумм, заработанных мною на рекрутинге наемников. Да, кое-что я получил, однако больше потерял. Эта работа отнимала у меня столько времени, что шла в ущерб основной деятельности, где я действительно много зарабатывал.
– А почему же вы, Евгений Серафимович, не отказались от такой ущербной работы? – усмехнулся Станислав.
– Господин Анчар, на которого я работал, не тот человек, чью команду можно было проигнорировать или не исполнить его просьбу. И эта просьба-приказ не в декларации, а на деле являлась законом для подчиненного. Если бы я отказался выполнять его команды, тогда бы он отказался от меня. Со всеми вытекающими последствиями...
– То есть разгром Синдиката и тяжелая болезнь Анчара не стали для вас трагедией, а, наоборот, развязали руки? – недоверчиво спросил Стас. – Хочется верить...
– Представьте себе, Станислав, что дело обстоит именно так и никак иначе, – убежденно сказал Белявский. – Я будто тяжелый груз с плеч сбросил.
– Ладно, ваши отношения с Анчаром и Синдикатом меня мало беспокоят. Но я хочу знать, с какой целью вы устроили на меня охоту в жанре пародии на плохой детектив.
– Чтобы проверить, не потеряли ли вы профессиональные навыки.
– Вот как? Ну, хорошо, убедились, что я еще не скис. И что за этим последует?
– Ваши действия произвели на меня приятное впечатление. Если не принимать во внимание мелкие помарки, то вы, Станислав, вполне годны, как раньше говорили, к труду и к обороне. И даже к наступлению. Вы достойно выдержали испытание.
Станислав внимательно наблюдал за Белявским. С одной стороны, ему не хотелось верить ни одному слову этого хитрого иезуита, с другой, он видел, что Бес не блефует.
– Надо полагать, коли я выдержал экзамен на профпригодность, вы мне предложите работу по основной специальности, как точно заметил Консул, вернее, Павел Ефимович... От него мне поступило предложение «обнулить» некоего крутого бизнесмена. И деньги сулили большие.
– Забудьте ту встречу, – небрежно отмахнулся Белявский. – Заказ бизнесмена не более чем наполнение разговора. Мы хотели вас прощупать, спровоцировать на действия...