Кстати, Соколов пошел на эту авантюру с драгоценными камешками не для того, чтобы срубить легкие деньги, а с целью внести хаос в работу «Армады». И помимо данной акции он скрытно дестабилизировал деятельность фирмы на нескольких других направлениях.
Белявский по выходе из СИЗО развернул активную деятельность не только по нормализации работы «Армады», но и приказал провести расследование по всем фактам нарушений и срывов планов конторы. Непосредственное участие Соколова в саботаже доказать было трудно, но возможно, поэтому он принял все меры для нейтрализации Белявского. Одной из них была попытка сдать Станислава новосибирским наркополицейским с дальнейшим сливом информации на Евгения Серафимовича.
Однако, если принять во внимание, что после этой неудачной акции он дал команду Архипцеву на экспроприацию алмазного груза, то не надо быть слишком прозорливым, чтобы понять, что Соколов готовится к бегству. Конечно, наверное, жаль гаденышу, что его планы восшествия на престол «Армады» порушились, но как минимум два кило необработанных алмазов – совсем неплохая премия за грязную игру.
Перед Станиславом остро встала проблема как можно скорее известить Белявского о предателе, ради которого и была затеяна вся эта история с его работой под прикрытием. Совсем не Стаса проблема ловить Иуду, но зря, что ли, он рисковал, от наркополицейских бегал, с поезда порхал, не говоря уже о знакомстве с медведем...
А вот как раз со связью и была напряженка. Спутниковый телефон, покоясь в рюкзаке на вагонной полке, стремился в дали дальние, а мобильник Архипцева после его падения не годился даже на запчасти. Да и его хозяин сам требовал срочного ремонта.
Впрягшись в волокушу, Станислав потащил раненого вдоль железнодорожного полотна. Не оглядываясь, он задавал Архипцеву вопросы, вникая в подробности деятельности как Соколова в частности, так и жизни «Армады» в общем. В принципе, Стасу было до фени и то, и другое, то, что нужно, он уже узнал. Станислав просто боялся, что Архипцев потеряет сознание, и поэтому заставлял его говорить.
Маршрут движения параллельно «железке» он выбрал по двум причинам. Во-первых, полоса отчуждения вдоль рельсов была ровная, не в пример сложнопересеченной местности, начинавшейся уже в семидесяти метрах от рельсов. Ну а главное, впереди километрах в трех-четырех от места их десантирования за деревьями, растущими у железной дороги, он разглядел темный конек крыши. Можно было тащить раненого и напрямик к трассе, но Стасу было известно лишь направление, где она может проходить, но никак не расстояние.
За полтора часа, пока они добирались до цели, Станислав испытал на себе все прелести бурлацкой жизни. Если еще добавить к этому ноющее после прыжка из летящего на всех парах состава тело, то можно понять, почему Стас, дошагав до будки, стоящей у переезда, уже не смог подняться по двухметровому откосу, а сел, точнее – рухнул, на траву у его подножия. Архипцев держался на грани, а вернее, за гранью сил. Он уже не говорил, не стонал, а лишь что-то тихо шептал себе под нос.
Надежды Станислава на скорую, в смысле – людскую, помощь не оправдались. Будка выглядела нежилой. На дверях висел ржавый замок, окна были заколочены деревянными щитами. Вероятно, после установки на переезде автоматического шлагбаума надобность в присутствии здесь железнодорожного служащего отпала.
Минут десять Станислав приходил в себя. Затем он поднялся на ноги и влез на насыпь. Никакого жилья при ближайшем обозрении окрестностей, как и машин на дороге, не наблюдалось.
Как тот витязь на распутье, Стас стал прикидывать, в какой стороне ему голову снесут, а где коня потеряет. Ничего путного ему на ум не пришло. Трезво рассудив, что тащить дальше Архипцева ни сил, ни смысла нет, Станислав уже почти решил, что оставит его около будки и двинется к трассе за помощью. Может, кто и раньше сердобольный здесь поедет, подберет раненого...
Его рассуждения прервал едва слышимый треск. Из-за далекого леска выплыла темная точка и, приближаясь, стала медленно расти. Скоро Стас разглядел, что это едет мотоцикл с коляской. Он двигался не с той стороны, где должна была проходить трасса, а с противоположной. Да не все ли равно, откуда и куда эта тарахтящая коляска движется, главное, она может решить проблемы, стоящие перед Станиславом. У него от сердца отлегло и даже стали поменьше ныть натруженные суставы.
Абориген в лице мужика средних лет, от которого крепко несло перегаром, оказался отзывчивым и шустрым. Последнее качество у Сереги, так он представился Стасу, особенно проявилось, когда тот показал местному товарищу две стодолларовых купюры. Одна предполагалась как плата за транспортировку Архипцева в районную больницу, вторая – за консультативную помощь и услуги связи самому аборигену.
Вместе с ним Станислав на мотоцикле сгонял в расположенное за лесом село. Пока он звонил с местной почты Белявскому в Москву, Серега откуда-то пригнал «УАЗ»-«буханку» с трезвым водителем. На этом фургоне Стас возвратился к Архипцеву. Загрузили его в салон на брошенный прямо на пол старый матрац. Третья появившаяся на свет за час из кармана Станислава стодолларовая бумажка развеяла сомнения врача приемного покоя по поводу страхового медицинского полиса.
Ожидавший Станислава у больничных ворот «УАЗ» довез его до вокзала. А уже к вечеру на двух электричках с пересадкой он добрался до Омска. Там Стас переночевал в гостинице и лишь на следующий день на вечернем поезде убыл в Москву.
Спешить Станиславу было некуда, как и ждать очередной пакости от людей Консула-Соколова. Не до него сейчас Павлу Ефимовичу с компанией. Белявский принял доклад Стаса молча, не перебивая и не задавая вопросов. Лишь в конце он зловеще произнес: «Спасибо!» и повесил трубку. Что за этим последовало, можно было легко представить.
Глава 18. Это он, это он, наш сибирский почтальон
В Москву Стас прибыл на два дня раньше назначенного срока. Путешествие в Сибирь и обратно со всеми приключениями вместо запланированных десяти дней заняло всего восемь. Рассудив, что он честно заработал два дня отдыха после трудов праведных, Станислав и посвятил их этому самому отдыху. Правда, у него имелась еще одна важная причина не спешить с визитом к господину Белявскому. Требовалось дождаться, как тому соловью лета, почтового привета из далеких краев.
Четко в означенный для возвращения день ровно в десять часов утра Стас появился у «Армады». На его удивление, входные двери оказались заперты. Станислав нажал кнопку звонка на переговорном устройстве и оглянулся на проезжую часть.
Во время памятного наблюдения за конторой он хорошо запомнил машины, на которых прибывали на работу начальники сего небогоугодного заведения. Сегодня на парковке отсутствовали директорский «Прадо» и «БМВ» Консула-Соколова. Не увидел он и «Санта Фе». Стоял «Ленд Крузер», на котором приехал такой полный, c бритой головой-арбузом, товарищ, и «Лексус» Белявского. Надо полагать, чистка в «Армаде» шла полным ходом. Недаром и дверь в контору закрыта. Не хватало только таблички «Переучет».
– Что вы хотели? – откликнулось переговорное устройство на звонок Стаса.
– Мы хотели иметь аудиенцию у господина Белявского, – несколько витиевато доложил Станислав.
– Вам назначена встреча?
– Нет, но он будет очень рад меня видеть.
– Извините, но господин Белявский в настоящее время отсутствует. Созвонитесь с его секретарем, вам назначат время аудиенции.
– Я знаю, что он на месте. Передайте Евгению Серафимовичу, что его жаждет увидеть любимый крестник из далекой Сибири. Доложите скорее, а то хуже будет.
– Господин Белявского отсутствует, – заученно забубнил динамик. – Созвонитесь...
– Ну, извини, любезный, я предупреждал, – весело сказал Станислав и, развернувшись, что есть силы стал молотить каблуком ботинка в дверь.
– Прекратите! – возопило переговорное устройство. – У вас будут серьезные неприятности.
Стас не внял уговорам и угрозам и продолжил свое хулиганское занятие.
Наконец дверь распахнулась, и из нее выскочили два крепких молодца в «армадовской» униформе. С решительными лицами они кинулись к Станиславу, предусмотрительно отступившему на несколько шагов от входа. Правда, их решительность мгновенно сошла на нет после того, как из дверей прозвучал короткий властный окрик: «Стоять!»
Во время первого визита в «Армаду» секьюрити, пытавшимися задержать Стаса, руководил лично Соколов. Сегодня охранниками командовал незнакомый ему человек. Правда, тот, похоже, имел представление, кто может так бесцеремонно рваться в здание.
– Ваше имя? – сухо поинтересовался он.
– Родители Станиславом назвали, – любезно доложил Стас.
– Проходите, – лаконично выдал товарищ и так же сухо бросил охранникам: – Проводите!
Как и прошлый раз, в поисках непотребных вещей по нему провели лопаткой металлоискателя и усадили в кресло в фойе. Правда, почти сразу подняли и повели на второй этаж.
Белявский встретил Станислава на пороге кабинета. Он не стал изображать радостных дистанционных объятий, а лишь крепко пожал гостю руку. Стас отметил, что выглядел Евгений Серафимович несколько неважно. Улыбка смотрелась достаточно вымученной, не говоря уже о синеве под глазами и суточной щетине на ввалившихся щеках. Однако голос Белявского звучал бодро.
– Рад видеть тебя, Стас! – сказал Евгений Серафимович и, на секунду запнувшись, чуть смущенно признался: – Честно скажу, действительно рад.
– И я счастлив, что вы меня наблюдаете живым и здоровым, – насмешливо выдал Станислав. – Вашими молитвами...
– Твоим мастерством! – поправил его Белявский. – Мне в общих чертах рассказали, как ты водил за нос Архипцева. Кстати, где он, что с ним?
– Лежит где-то между Новосибирском и Омском с переломанными костями. Если точнее – ближе к Омску, – туманно проинформировал Беса Стас. – Я из него выжал, что смог.
Он сказал все как есть и не сказал ничего. Ведь Белявский не спросил, жив Архипцев или мертв, а просто поинтересовался, где он. Честно говоря, не для того Стас волок парня, чтобы ему мозги вышибли. Не то чтобы был категорически против, просто не очень хотел этого. Симпатии особой к Архипцеву он не испытывал, скорее – профессиональную солидарность. Но Евгения Серафимовича, похоже, вполне удовлетворило объяснение Станислава.