Полы были похожи на гобелены, только из камня. Меня удивило разнообразие сцен: Тесей, легендарный афинский царь, убивший Минотавра; Орфей, злосчастный музыкант, перебирающий струны своей лиры; Дионис, бог попоек, верхом на леопарде. Имя бога было высечено в камне, причем греческая буква сигма (Σ) выглядела как С: ΔIONYCOC. Я думала, это латынь, но оказалось, такую букву называют серповидной (в виде полумесяца) сигмой. Все углы были украшены цветами и животными: быками, львами, рыбами, птицами, там был и павлин, имеющий прямое отношение к Гере. Изображения были обрамлены различными узорами: волнами, клеточками, традиционным греческим меандром.
Раньше я никогда не думала о мозаичном искусстве, но в нем было что-то практичное (пол), прочное (камень), красивое и упорядоченное (орнамент с шашечками, возможно, пошел от мозаичных кубиков древнеримской мозаики тессеры), и это пробудило во мне желание (наивная реакция на искусство). Я хотела его. Как сказал Сэмюэль Джонсон[101] о греческом языке и кружевах: «Мне хотелось еще и еще».
Я оставила музей с мозаикой и явилась в гараж. Мои новые друзья Андреас и Григориос пытались починить фары машины, чтобы я могла продолжать поиски Афродиты и ее купальни. Сначала мы выпили кока-колы; потом по стопочке финской водки; потом еще по одной («на ход ноги», как сказал Андреас). Я протестовала, говорила, что не могу пить, потому что мне потом вести машину, но, как выяснилось, мне не о чем было беспокоиться: за рулем я окажусь еще нескоро. Григориос заказал новый переключатель ближнего света для машины. Затем он показал мне разобранный на запчасти ситроен. А еще у него был джип (американская модель 30-х годов) в отличном состоянии. Он нашел сломанный красный знак аварийки в своем ящике для инструментов и отремонтировал его. Тем временем Андреас уговаривал меня остаться в Пафосе: мы могли бы вместе покататься на джипе, а потом съездить на рыбалку. Пришел новый переключатель, но его пришлось переделывать (что бы это ни значило). Григориос исчез, а черноволосый Андреас с пышными усами взялся учить меня греческому, но дело шло очень медленно. Он сказал, что в горном заповеднике Троодос идут дожди, а именно через него мне придется проехать, чтобы добраться до Лефкосии. Он никогда не слышал о Купальне Афродиты. Я спросила, есть ли у него планы на вторую половину дня. Мне было просто любопытно, ведь не каждый день он проводит, болтая с туристами в гараже своего друга, но Андреас подумал, что я приглашаю его с собой. Мне пришлось забрать свое невольное приглашение. Я сказала: никто не понимает, почему я путешествую одна. И не успела затянуть свою песню о высоких феминистских идеалах, как он сказал: «Oute» – «Мне тоже этого не понять».
Мне не хватало знания греческого, чтобы объяснить Андреасу: если бы все это время я путешествовала не одна, мы бы сейчас вот так запросто не разговаривали. Когда вы путешествуете в одиночку, вы вынуждены общаться. В противном случае у вас в голове так и будет крутиться случайная песня, с которой вы проснулись. Когда вы путешествуете с кем-то из родных, все получается легко и в удовольствие; вы говорите на родном языке, придерживаетесь своих привычек и режима дня. Вам незнакомо ощущение отчужденности, которое типично для человека, находящегося в незнакомом месте. Я жила на греческом языке – и это было отдыхом от моего внутреннего монолога. Но поскольку мои знания греческого были довольно скромными, я сосредоточилась на том, чтобы говорить только по существу и о самом необходимом. Я не оставила себе места для пустого обмена любезностями. Дома я никогда не умела вести светские беседы. Но на Средиземном море никто об этом не знал, я могла насочинять о себе все что угодно.
Если и был недостаток в путешествиях в одиночку, то только один: мне не с кем было есть в ресторанах. Женщина без спутника должна быть очень самостоятельной, чтобы заказать хороший столик в ресторане. А плюс был в том, что, если мне не хотелось, я могла никуда не ходить вечером, а поужинать йогуртом и апельсинами. Я могла вести себя эгоистично, мне не нужно было думать, как мои решения скажутся на ком-то еще. Я могла удовлетворить свою страсть к отклонениям в маршруте. Я могла замедлиться, если хотела. Я отвечала согласием на любое предложение, исходившее от мужчины, как было в случае с Андреасом и Григориосом: забыть о Купальне Афродиты и порыбачить в море вместо того, чтобы купаться в нем. Не было причин, по которым я позволила бы кому-то не дать мне сделать так, как я хочу. Путешествие в одиночку было единственным известным мне способом ездить куда хочется, да так, что никто не пытался отговорить меня. Я не была ничьим рабом. Вся жизнь крутилась вокруг моего следующего ночлега, моего следующего корабля, моего следующего города или моего следующего пляжа. Следующий! Прекрасное слово. Иногда для пущего удовольствия я представляла себе, как идут дела в офисе в мое отсутствие, кто там сейчас вычитывает бесконечные колонки, набранные мелким шрифтом (и это была не я). Я злорадствовала.
Время от времени совершенно спонтанно мне на ум приходило какое-нибудь замечательное словечко. Порой оно идеально подходило к ситуации. Так случилось, когда мы с Андреасом были в гараже. Я сказала ему, что я ανυπομονη. Нетерпеливая.
Когда фары наконец починили, я заплатила Григориосу (прокатный сервис мне потом возместил эти расходы), и мы втроем выпили наш последний кофе вместе. Я подарила каждому из ребят целомудренный поцелуй и направилась на север.
Вскоре я поняла, что выехала из Пафоса не заправившись. Я, конечно, понимала, что еду не по I-80 в Пенсильвании, но все равно надеялась разглядеть вдали высокие указатели бензоколонки «Мобил». Я остановилась в деревушке на вершине холма и прибегла к своему знанию греческого, чтобы спросить прохожего, где можно купить бензин (я заранее отрепетировала эту фразу). Он сел в машину и показал мне дорогу в kafeneion, кофейню. Оттуда вышли владельцы, чтобы рассказать, куда ехать. В итоге они окружили меня дружной толпой и проводили пешком до гаража, пока я ехала медленно, как на параде. Бензин хранился не в подземных резервуарах с насосом, а в канистрах двух видов: маленьких и больших. Я выбрала большую канистру, владелец наполнил мой бензобак, я заплатила лирами, и жители деревни, которые до моего приезда спокойно пили кофе, помахали мне на прощание.
До сих пор единственными приметами войны, которые я видела, были лагерь беженцев под Лимасолом и множество бетонных новостроек для беженцев из турецкого сектора. Вдоль дороги в противоположном направлении шел старик с рукой на перевязи, он путешествовал автостопом. Я развернулась, чтобы подвезти его. Я чувствовала себя настолько богатой здесь, на Кипре, в своем маленьком желтом фиате с заправленным бензобаком, что не могла отказать старику, который надеялся на попутку. Как только он сел в машину, тут же снял свою повязку: с рукой все было в порядке. Добравшись до деревни, старик решил купить мне колы (мне все равно хотелось там задержаться на какое-то время). Kafeneion находилась рядом с мастерской медных дел мастера. Кипр с древних времен известен своими рудниками. Медник, окруженный членами своей семьи, пытался продать мне какую-то круглую штуковину с крышкой. «Что это?» – спросила я, но так и не разобрала, что он ответил по-гречески, поэтому мне перевели: «Сувенир». Это вызвало всеобщий смех. Я хотела купить что-нибудь на память, но если уж и тащить что-то через все Средиземное море, то это должна быть какая-то практичная вещь. Идиллия международной торговли была прервана появлением киприота-американца на большой роскошной машине. Он велел всем замолчать и потребовал (по-английски), чтобы я сообщила, сколько заплатила за аренду фиата. На мой ответ он заявил, что меня обманули. Я снова повернулась к медной посуде и выбрала простой неглубокий ковшик с длинной ручкой, края которой заворачивались внутрь. Он до сих пор висит у меня на кухне, покрываясь патиной.
Я вернулась на шоссе и, снедаемая желанием все же увидеть Купальню Афродиты, поехала, следуя карте, сначала в Полис («Город»), а потом на запад – дорога шла вдоль залива. Купальня должна была быть в десяти километрах отсюда, но у меня не было одометра, поэтому я могла легко ошибиться. Вдоль дороги стали появляться указатели с весьма неоднозначными надписями, например «Выход к пляжу Афродиты». Может, это и было то, что мне нужно, но с греками никогда не знаешь наверняка: «Купальней Афродиты» мог называться ресторан, который вывесил табличку и теперь заманивал туристов в километрах от легендарной купальни, подсовывая им коммерческого тезку. Я не знала точно, что именно я искала. Мне нужно было некое живописное место, о котором никогда не слышал мой друг Андреас. Был ли это питаемый водопадом внутренний водоем, окруженный папоротниками и мхом? Или это была бухта у побережья? Интересно, а что бы предпочла сама Афродита? Она была женой Гефеста, хромого бога-кузнеца. В «Одиссее» Гомер рассказывает историю: Гефесту сообщили, что у его жены роман с Аресом, и обманутый муж создал специальную сеть, которая внезапно опутала влюбленных в постели, унизив их перед остальными богами. Спустя какое-то время, как сообщает Роберт Грейвс в своем сборнике греческих мифов, Афродита отправилась в Пафос, чтобы «вернуть себе девственность». А еще у богини был волшебный пояс, который заставлял всех в нее влюбляться. (Пояс – довольно уродливое слово, этот предмет одежды должен казаться более кокетливым, как ремешок или подвязка.)
Я больше не могла противиться настойчивым приглашениям на пляж Афродиты и свернула возле одного из указателей. На самом деле он вел к ресторану. Народу там было очень мало, владелец был занят парой за одним из столиков. Я купила две бутылки пива и тихонько ускользнула в сторону пляжа. Недалеко от ресторана, напротив бухты, виднелись скалы, и я направилась в ту сторону. Пляж был усыпан мелкими, острыми камешками. Я прошла мимо одной парочки и больше никого не встретила, пока не оказалась возле скалистой бухты. Сидящая там пара, завидев меня, тут же поспешила у