Она сообщила Мерри, что семья Хайлендов относила себя к убежденным пацифистам, не одобрявшим войны во Вьетнаме. Когда Дэвид поступил на военную службу, родители разволновались. Для него это было не столько делом принципа, сколько вопросом товарищества со старыми друзьями. Если ему бросали вызов, он всегда его принимал, какой бы авантюрной ни была та или иная затея. Но в армии Дэвид стал журналистом и в боевых действиях так ни разу и не участвовал. Его письма Бену будоражили воображение младшего брата. На глазах миссис Хайленд Дэвид, сам того не осознавая, бросил брату вызов.
Когда Бен оставил школу и за месяц до выпускного вечера вступил в армию, родители пришли в ужас. Мало того что, не имея ни малейшего житейского опыта, их сын был обречен стать пушечным мясом, — его еще и послали в самое кровопролитное сражение этой бессмысленной войны.
— Это место назвали Холмом Гамбургеров, — добавил мистер Хайленд. — Происхождение такого названия достаточно… очевидно. Даже сейчас мне невыносимо трудно об этом говорить. Бен был простым пехотинцем. В своем первом и последнем письме он выражал надежду на то, что мы будем им гордиться, потому что он стал настоящим мужчиной, как и Дэвид.
— Это письмо, — продолжала рассказывать миссис Хайленд, — в клочья изорвало мою душу. Я возненавидела весь мир. И все время перечитывала стихи, которые он писал, когда был подростком. Мы позвонили ему, умоляя сделать попытку комиссоваться по медицинским показаниям. Бен был совершенно не приспособлен к военной жизни. Но он хотел быть таким как все. Думаю, он боялся оказаться трусом…
— Его никто и никогда не обвинял в малодушии, — снова вмешался мистер Хайленд. — Бена никогда не обижали в школе. У него было много друзей. Его любили. Он был счастлив дома и никогда не проявлял ни малейшей склонности к насилию. Мы до сих пор считаем, что тот поступок был для него неким тестом на мужество. Тестом, который закончился трагедией.
Вскоре после того, как двухнедельная битва закончилась, перед домом Хайлендов остановилась печально известная черная машина, появления которой все так боялись. Оттуда вышли два молодых офицера и постучали в дверь. Они вручили Хайлендам письмо. Бен пропал без вести. Командование считало, что он попал в плен. Солдаты рассказывали, что видели, как Бен пытался спасти жизнь друга, ставшего жертвой снайпера.
«А я-то думала, что это игра. Какая-то грубая грязная игра вроде пейнтбола! Или регби!» — Мерри наклонилась вперед. Блюдце и чашка в ее руках дрожали.
— Бен был не способен убивать, — продолжала миссис Хайленд. — В прошлом месяце нам сообщили, что его похоронили на том месте, где он упал. Его роте пришлось отступить, а он остался.
После того как Бен был объявлен пропавшим без вести, потянулись долгие годы ожидания. Сначала Дэвид умолял родителей покинуть Риджлайн и переехать к нему и его семье в Калифорнию. Но, хотя они часто ездили к нему в гости, по-настоящему спокойно им было только дома, где родился и вырос Бен. Они продолжали надеяться на его возвращение.
Мерри тихонько слушала, как Хелен Хайленд описывает свои прогулки по саду площадью более трех акров. Женщина смотрела на свои яблони, которые, в отличие от Бена, продолжали расти. Она разговаривала с сыном, кричала на него, ругала, умоляла вернуться домой.
— Я будто видела его среди ветвей. Он читал, бросал мне яблоки, дразнил меня. Мне казалось, что все это было только вчера. Я обнимала стволы и кричала в небо. Долгие годы я ненавидела всех, чьи дети были живыми и здоровыми. Долгие годы я была желчной и ожесточенной. Наверное, именно это в конце концов привело к сердечной болезни. Смерть Бена разбила мне сердце, а я так и не смогла отпустить моего мальчика. Я до сих пор иногда его вижу. Прежде чем уехать, Дэвид подарил ему свою старую коричневую кожаную куртку, которая стала ему мала. Бен носил ее и говорил, что чувствует себя Дэвидом, старшим братом, за которым бегали все девчонки. Он никогда не расставался с ней, пока не ушел в армию, конечно. С тех пор как я заболела, мне порой кажется, что я вижу его в дверях своей комнаты именно в этой куртке.
— Мне нужно вам что-то рассказать, — перебила ее Мерри. — Я просто должна. Вы обязаны это знать, а я обязана вам об этом сообщить. — Девочка сделала последний глоток какао. Во рту у нее пересохло. — Вы уверены, что хотите это услышать?
— Скажи мне правду, — ответила миссис Хайленд.
— Я… Я знакома с Беном. Мы встретились впервые около месяца назад, но мне кажется, что я знала его всю свою жизнь. Я видела Бена так же отчетливо, как вижу вас. Мы общались каждый день. Когда его… мне очень трудно задавать этот вопрос… когда его тело привезли домой?
Если до этого в тонком прекрасном лице миссис Хайленд и присутствовали хоть какие-то краски, теперь они исчезли окончательно. Мередит не могла поверить в то, что эта женщина была способна побледнеть еще больше. Хелен привстала, но затем снова опустилась на диван. Ее синие глаза не мигая смотрели на Мерри. Мистер Хайленд тяжело поднялся и прижался лбом к каминной полке.
— Хелен, это невозможно, — произнес он. — Это обман. Тебе лучше подняться к себе. Скоро приедет Саша.
— Погоди, Чарльз, — оборвала его миссис Хайленд. — Это было как раз перед… — медленно начала она.
— Днем святого Валентина? — спросила Мерри. — Это так?
— Да, — кивнула миссис Хайленд.
— Она могла узнать об этом как угодно. Господи, помилуй, в конце концов, об этом писали в газете.
— Мистер Хайленд, мне всего пятнадцать лет, — прошептала Мерри. — Я не читаю риджлайнскую газету. И если честно, то раньше я думала о миссис Хайленд только как о женщине, которая когда-то накричала на меня за то, что я проехалась на велосипеде по ее лужайке. Мне даже нет дела до того, верите ли вы мне. Но я говорю правду. Я слишком уважаю себя и Бена, чтобы шутить о том, что мне так дорого.
Сказав то, для чего пришла, Мерри позволила себе немного расслабиться. Она огляделась, жадно впитывая в себя обстановку гостиной, а также небольшой части коридора и кухни. Здесь Бен наслаждался своей любимой едой — тостами с арахисовым маслом. Во всяком случае, так он ей сказал. Во дворе перед домом он перебрасывался мячом со старшим братом и отцом, когда мистер Хайленд возвращался с работы. Темная лестница в прихожей напротив стеллажа с книжными полками наверняка вела в комнату Бена. Мерри ощутила почти физическую тягу подняться наверх. Она знала, что в его спальню ведет первая дверь направо от лестничной площадки.
— О чем вы беседуете? — наконец спросила миссис Хайленд.
— О нас. Я… Мы любим друг друга. Он всегда одет в ту коричневую кожаную куртку. А Саша Авери работает и в нашем доме тоже. Она ведь приехала сюда по программе «работа плюс учеба». Но Саша никогда не говорила мне, что работает у вас. Бен сказал мне, что вы больны. И две недели назад он присутствовал на поминальной службе.
— Когда ты говоришь, что видела Бена… — снова начала миссис Хайленд.
— Я хочу сказать, мне кажется, что я его вижу. Хотя на самом деле, это, конечно, невозможно, — ответила Мерри. — Но все-таки не исключено, что я действительно видела его или кого-то похожего на него.
— Ты веришь в существование жизни после этой жизни? — спросила миссис Хайленд.
— Не волнуйся так, дорогая, — предостерег ее супруг.
— Верю, — ответила Мередит. — Не могу сказать, что я в этом убеждена. Но точно знаю, что верю в это.
— В последнее время, с тех пор как я заболела, я чувствую Бена совсем близко.
— Он вас очень любит. Когда речь зашла о поминальной службе, он больше всего переживал именно из-за вас. Он называл вас своей маленькой мамочкой.
— Нет! — воскликнула миссис Хайленд. — Чарльз, это тоже было в газете? Этого ведь не знал никто, кроме Бена и меня. Мередит, ты не лжешь! То, что ты говоришь, просто невероятно. Но если бы я знала, что это правда, что я когда-нибудь увижу Бена, я бы, возможно, выздоровела.
— Я не думаю, что смогу вам это доказать, миссис Хайленд. Кроме того, после поминальной службы я больше не видела Бена. Может быть, он ушел. Впрочем, меня две недели не выпускали гулять, за то что я всю ночь просидела в церкви, беседуя с ним. Тогда я впервые в жизни без разрешения ушла из дома.
— Если у тебя снова будут эти сны или видения, ты мне о них расскажешь? — попросила миссис Хайленд. Мередит кивнула. — Обещаешь?
— Мне пора, — сказала Мередит. — Я нужна маме дома. Мой маленький братик болеет.
— Саша нам об этом говорила, — произнес мистер Хайленд. — Она очень переживает. Перед тем как уйти… может, ты хотела бы взглянуть на его комнату?
— Конечно, я очень этого хочу.
Комната оказалась настоящим святилищем. К стене над кроватью был приколот постер «Нью-Йорк Янкиз»,[21] на спинке придвинутого к столу стула висел видавший виды рюкзак. Вокруг лежали стопки книг. В основном это были сборники стихов и публицистика — по большей части описания арктических экспедиций и приключений, происходивших в реальной жизни. По периметру комнаты были проложены железнодорожные пути, на которых стоял поезд.
— Бен обожал этот поезд и никогда не стеснялся того, что он здесь находится, — пояснил мистер Хайленд. — Выключатель прямо на столе. Он до сих пор работает. Ты хочешь… Боюсь, что я до сих пор ничего не понял. Но, может, ты хочешь немного побыть здесь одна?
— Я тоже ничего не понимаю. Но да, я этого хочу.
Когда мистер Хайленд закрыл дверь, Мерри пробежала пальцами по корешкам книг. Она взяла в руки записную книжку с мраморным черно-белым рисунком на обложке, и та раскрылась на странице со стихотворением, над которым, по всей видимости, когда-то мучился Бен. Бумага была старой. Это писали очень давно, задолго до того, как Бен узнал о существовании некоей Мередит Бринн.
Она одна из многих
Лишь девчонка
Такая тонкая стройная
Чудная
И удивительно родная