Ну вот, дождалась! Теперь они наверняка вызовут квалифицированного взломщика, заменят дверь, и мне придется жить в проходном дворе. Это мне решительно не понравилось, и я принялась убирать шпильку из замка. Мне это благополучно удалось, и я задумалась, как мне быть дальше.
Вполне можно было оставить дверь открытой и прикинуться, что я тут ни при чем. Но внутри меня зудел неугомонный чертик, и, вместо того, чтобы покориться неизбежному, я выскользнула наружу, предвкушающе хихикая.
Быстренько засунув шпильку обратно в замок, захлопнула дверь. Молясь о спасении всем богам, пронеслась на третий этаж, старательно избегая камеры слежения. В одном месте мне пришлось даже пробираться вдоль стены чуть ли не ползком, чтобы не быть замеченной дежурным охранником.
Заскочив в женскую спальню, прислушалась. В соседней комнате было тихо, и я с облегчением вздохнула. Похоже, пронесло. Но где же мне устроиться на ночь? Причем так, чтобы доставить дружной парочке как можно больше беспокойных минут?
Чтобы прояснить свои возможности, открыла смежную дверь и проверила спальню Романа. Огромная супружеская постель меня не устроила – вдруг он решит прийти сюда переодеться или еще чего-нибудь, а тут я, вся такая тепленькая и располагающая…
Пошла дальше, отмечая про себя, что обстановка комнаты уж больно сухая, просто нежилая.
Потом до меня дошло – конечно, не жилая, – он же здесь никогда и не жил! Наверняка со своими подружками он кантовался в женской спальне, а сейчас живет со мной на втором этаже, приходя сюда только переодеться.
За спальней была гардеробная, по размеру вполне соответствующая нормальной комнате в стандартной квартире, правда, без окон, что меня совершенно не смущало. В ней стоял симпатичный уютный диванчик. Примерившись, я решила – это то, что надо!
Вернувшись в женскую спальню, вытащила из шкафа постельное белье, мохеровый плед и подушку, прикрыла дверь и возвратилась в гардеробную. Мысль заклинить замок и в этих комнатах отбросила как бесперспективную. Хватит диверсий, а то Роман и впрямь учудит что-нибудь крайне для меня неприятное. К примеру, будет водить на цепочке, как пекинеса.
В гардеробной было тепло и уютно, постель удобна, и я расслабилась, не чувствуя за собой никакой особенной вины. А мысль о том, что творится внизу, заставила меня торжествующе рассмеяться. Эх, жаль, что мне нельзя полюбоваться на плоды рук своих!
Какое чудесное зрелище видеть, как вызванный Романом слесарь открывает дверь и мои охранники обнаруживают, что за ней никого нет. Естественно, после этого Вадим кинется к дежурному и проверит все записи видеокамер за последний час, но, надеюсь, ничего не обнаружит. Вот начнется катавасия!
Похихикивая, я заснула и спала совершенно спокойно, не слыша ничего из того, что творилось в доме в эту бурную ночь.
Глава девятая
Разбудил меня холодный собачий нос, ткнувшийся в мою щеку. Спросонья я не сразу поняла, что же это такое, и попыталась рассеять странное виденье, помахав ладонью перед лицом. Но собака не исчезла, а улыбнулась.
Правда-правда, она мне улыбнулась! Или, может быть, своим достижениям, не знаю. Следом за ней в комнате оказался незнакомый парень и тоже желчно мне усмехнулся.
Похоже, ему хотелось что-то мне сказать, но тут за ним с грохотом ворвался Роман, следом Вадим, и оба, не веря своим глазам, застыли, будто я по меньшей мере была восьмым чудом света.
Похоже, от радости лицезреть меня они просто слова вымолвить не могли. Вполне оценив их деликатный восторг, я чрезвычайно вежливо попросила:
– Уйдите, пожалуйста, отсюда, я спать хочу! Мне сегодня всю ночь не давали спать разные дурно воспитанные типы!
В ответ на мою учтивость прозвучал просто потрясший меня своим неприличием оглушительный вопль Романа:
– Какого лешего! Спать она хочет! Да я сейчас тебя! – и он добавил пару идущих прямо из души непечатных выражений.
Испугавшийся за меня парень хотел было заслонить меня от неминуемой гибели, но жаждущий достойного для меня наказания Вадим вытянул его из комнаты, оставив палача наедине с его жертвой.
Роман и в самом деле был взбешен до дрожи в руках, но меня это нисколько не испугало. Я предложила ему прекрасный выход из положения:
– А ты отпусти меня, и проблем не будет! Тебе же самому жить легче станет!
Это подействовало на него эффектнее ледяного душа. Враз сникнув, как проткнутый воздушный шарик, он присел рядом и сдавленно признался:
– Да если б я мог! Давно бы это сделал, чем так мучиться. Но я давно убедился, что лучше беситься с тобой, чем тосковать без тебя.
Это не оставляло мне никаких шансов на добровольное расставание, и я сердито рявкнула, давая ему понять, что я тоже умею сердиться:
– Ну и иди отсюда! А я спать хочу!
Но он не ушел, а принялся шустро раздеваться, приговаривая:
– А уж я-то как хочу! Причем во всех смыслах!
Я попыталась воспротивиться, заметив, что диванчик, как Боливар, двоих не выдержит, но он заявил: плевать! – и шлепнулся на меня.
На этот раз он меня вовсе не ласкал. Может, не было сил, а может, не счел нужным, но, закончив, выгнулся, что-то мрачно простонав, и рухнул на меня, придавив меня своим немаленьким весом. Диванчик и в самом деле для двоих был мал, и Роман, чтобы не оказаться на полу, буквально со мной переплелся, как и положено по Библии.
Мне было тесно и душно, и я попыталась встать, но он стиснул меня и прохрипел:
– Я жутко спать хочу, а без тебя спать не могу. Так что терпи!
Я не понимала, какого лешего мне нужно терпеть на себе такую тушу, когда рядом пустует огромная кровать. Но он не внял моему протесту. С непривычной строптивостью, ясно проиллюстрировав верность пословицы «с кем поведешься, от того и наберешься», заявил:
– А мне нравится так! – и заснул, успокоено засопев мне в ухо.
Это оказалось откровенным надо мной измывательством. Я вообще отвратительно себя чувствую в тесноте, у меня тут же затекают руки, ноги, начинает болеть голова. Промучившись с полчаса, я попыталась осторожно выбраться, но не тут-то было! Роман даже во сне не желал меня отпускать.
Едва я освобождала одну руку, как он тут же складывал сверху свои конечности, отбрасывая меня на исходные позиции. В конце концов, возмутившись, я решительно выбралась из-под него и встала, поправляя ночную рубашку.
Он тотчас сел на диванчике, слепо хлопая глазами, как большой филин.
– Ты куда?
Я молча накинула длинный пеньюар, не соизволив ответить.
Тогда он обхватил меня за плечи и попытался уложить обратно, но я сердито двинула ему под дых. Не слишком сильно, но чувствительно. Пока он, согнувшись, пытался вдохнуть, вышла из гардеробной и, пройдя сквозь его спальню, оказалась в женской.
Он в полусогнутом состоянии выскочил за мной следом. Обнаружив меня спокойно сидящей перед трюмо, молча шмякнулся на кровать. Чуть отдышавшись, драматически вопросил:
– И сколько это будет продолжаться?
Сочтя этот выпад чисто риторическим, я промолчала. На подобные вопросы мной было дано столько одинаковых ответов, что не запомнить их мог только полнейший дебил, а Пронин к их числу не относился. К сожалению…
Он молча смотрел, как я расчесываю волосы. Потом уныло попросил:
– Ты не полежишь со мной немного? Право слово, ты такую ночку нам устроила, что должна бы хоть чуточку подобреть.
Мне стало его немного жаль – уж очень измученно звучал его сиплый голос, и я неожиданно для себя согласилась:
– Ладно. Но недолго, а то у меня голова заболит.
Подошла к кровати, скинула пеньюар и легла рядом. Роман тут же подвинулся ко мне, уложил руку на мою талию и снова блаженно засопел мне в шею.
Мне было приятно лежать под его крепкой рукой и я не понимала, почему не хочу принять эту так наглядно выражаемую страсть. Пусть ненадолго, но рядом с ним я чувствовала себя горячо желанной женщиной. Что же мне мешает?
Вдруг мне стало ясно – боль предательства беспредельно когда-то любимого мной Георгия бросило свою мрачную тень на все мои последующие отношения с мужчинами. Я не хотела серьезных отношений с Романом не потому, что знала, чем они закончатся, а потому, что боялась влюбиться и снова страдать.
Решив, что страдать я никогда не буду, потому что влюбиться себе больше ни в кого не позволю, тоже задремала. В полусне услышала, как в спальню кто-то зашел. Хотелось открыть глаза, но полубессонная ночь взяла свое, и мне не удалось приподнять тяжелые веки. Зато я хорошо расслышала злой голос Вадима:
– Вот блин, спят, два голубочка!
И предупреждающий шепот Марины:
– Тише! Пошли отсюда!
Снова стало тихо, и больше я ничего не слышала. Проснулась от потягивания Романа. Приподнявшись, хотела встать, но мне помешала его рука, легшая на талию. Чтобы предотвратить постельную лирику, я заявила:
– Я от голода сейчас умру! – и вдруг поняла, что мой аппетит, несмотря на всяческие катаклизмы, за всё время жизни с Романом ни разу не давал сбой.
Почему? Мой организм не воспринимает мою жизнь здесь как серьезную неприятность? Просто небольшое приключение, которое требует повышенного количества калорий? Что ж, как ни странно, но я действительно ни разу всерьез не переживала ни из-за неприязненного отношения Вадима, ни даже ни из-за своего похищения. Возмущена – это да, но уж никак не мучилась, как после измены Георгия.
Наоборот, приходилось признать, что эта полная невзгод и опасностей, а так же страстных постельных утех жизнь нравилась мне всё больше и больше, и вырывалась из нее я исключительно с целью ублаготворить собственную гордость, а не по настоятельному требованию души.
Вздохнув, Роман поднялся. Похоже, я оказалась для него тем оселком, на котором оттачивается терпение. Посмотрев на часы, согласился со мной.
– Да, пора обедать.
Я повернулась к выходу, и он снова встревожено вскричал:
– Ты куда?
Поняв, что эта ночка и в самом деле изрядно притупила его умственные способности, растолковала, почти не сердясь: