— Смотри мне, не вздумай задержаться.
Естественно, я постаралась задержаться настолько, насколько выдержали мои промерзшие насквозь кости. В гостиной на низком столике уже была приготовлена машинка, рядом лежала стопка бумаги. Муж что-то искал на полках и в шкафчиках стеллажа, занимавшего целиком одну из стен гостиной. Так называемая "стенка" заменяла собой практически всю мебель в комнате — книжные и платяные шкафы, шкафы для белья и посуды и пр. и пр. Кроме дивана и кресел, в комнате стоял еще старинный секретер со множеством ящиков и дверок.
Я поднялась к себе наверх, переоделась и, когда уже спускалась вниз, услышала в гостиной какой-то грохот и вроде бы звон. Может, этот псих, разозлившись на то, что я не спешу приняться за его письма, в сердцах грохнул машинку об пол?
Влетев в гостиную, я застала впечатляющую картину: один из ящиков старинного секретера лежал на полу, а вокруг валялись серебряные ложки, ножи и вилки, тоже старинные. Они усыпали весь пол, их было столько, что просто непонятно, как они могли поместиться в одном ящике. Стоя на коленях посреди этого разгрома, муж лихорадочно собирал с пола свое богатство и запихивал его обратно в ящик. Не глядя на меня, он пробормотал:
— Никак не могу запомнить, что эта проклятая рейка сломана…
Не обращая на него внимания, я кинулась к машинке. Катаклизм с фамильным серебром дал мне время ознакомиться с нею. А то я уже представляла, как ищу по всей клавиатуре скобки или кавычки — в машинке, которой я, как считается, все время пользуюсь. К счастью, машинка оказалась старенькой «Оливетти», точно такой же, как у меня дома.
Хозяин дома собрал с пола столовое серебро, с трудом засунул ящик с ним на место, после чего, расхаживая по комнате, ероша волосы и беспрерывно поправляя сползавшие с носа очки, принялся диктовать мне деловые письма. Писем было три штуки. Меня удивило такое обстоятельство: во всех трех срок исполнения заказов переносился с марта на апрель, прием новых и вовсе откладывался на неопределенное время. А ведь вроде бы наша мастерская не была так уж завалена работой… Впрочем, какое мне дело до этого? Сейчас гораздо важнее узнать, куда прячут машинку, и я ломала голову над тем, как это сделать.
Закончив письма, я надписала на конвертах адреса, письма разложила по конвертам, машинку накрыла чехлом и вышла в кухню, не закрыв за собой ни дверь в гостиную, ни дверь в кухню. В кухне я зажгла свет, а сама на цыпочках вернулась в холл и притаилась за лестницей, ведущей на второй этаж, В случае чего скроюсь в мастерской… Отсюда прекрасно было видно, что делается в ярко освещенной гостиной.
Муж собрал свои письма, а машинку затолкал глубоко под секретер. На этом, собственно, можно было и закончить наблюдение, я узнала, что хотела, но осталась на своем посту — меня заинтересовало поведение мужа.
Бросив опасливый взгляд в сторону кухни, он взъерошил волосы, потом нерешительно подошел к секретеру и принялся изучать содержимое его ящичков, выдвигая их один за другим и снова задвигая. Самый нижний не выдвинулся, наверное, был заперт на ключ. Подергав несколько раз за ручку, муж в раздумье застыл над ним.
Я тоже застыла, не зная, что и думать. Возможно, он и в самом деле малость помешался на почве своих матримониальных передряг? У него так основательно отшибло память, что он не помнит, где что лежит в его доме? Ну, допустим, ящик заперла зловредная Басенька в рамках отравления ему жизни, и все-таки… Хотя нет, очень возможно, Басенька действительно перед своим исчезновением заперла ящик, спрятав туда что-то ценное, и сделала это не из вредности, не для того, чтобы позлить мужа, а просто из опасения, чтобы я не украла. Интересно, какая же это ценная вещь, если в спальне она оставила мне и свои золотые часики, и кольцо с бриллиантами, да и вообще оставила весь дом с мебелью, мехами, одеждой и мужем? Я уже не говорю о «вольво». А заперла какой-то ящичек. Уж не Кохинор ли там?
Меж тем муж вел себя очень странно. Он обошел секретер со всех сторон, лег на пол и заглянул, вернее, сделал тщетную попытку заглянуть снизу, встал, растерянно осмотрелся по сторонам и в полном недоумении опять взъерошил волосы, причем сначала запустил в шевелюру одну руку, потом вторую и принялся отчаянно теребить волосы. Видно, помогло, ибо лицо его прояснилось, он кинулся к стеллажу и, открыв дверцу одного из шкафчиков внизу, извлек из него большой черный ящик. Я знала, что в таком черном футляре с полукруглой крышкой находится старинная швейная зингеровская машинка — точно такая же когда-то была у моей бабушки.
Муж, похоже, этого не знал. Сняв крышку и увидев швейную машинку, он в изумлении застыл над ней. Не знал, что у него в доме есть швейная машина? Не знал, что находится в ящиках секретера? Может, вообще первый раз в жизни оказался в этой комнате? Вон как затравленно озирается… А он снова в какой-то мрачной отрешенности уставился на несчастную машинку, потом раздраженно захлопнул футляр и опять огляделся. Мне стало страшно, до того он походил на человека, лишившегося рассудка: волосы взъерошены, стекла очков дико блестят, движения нервные, резкие. Не хватает только пены изо рта! Ну и влипла я! Обманом завлекли меня в этот дом и заперли наедине с сумасшедшим!
А сумасшедший явно что-то искал. Сочтя, видимо, секретер изученным, он принялся за стеллаж. Заглядывал во все его отделения, распахивал дверцы, выдвигал ящики, переставлял книжки. Постепенно он переместился в сторону и исчез из моего поля зрения, а потом и вовсе затих. Интересно, чем он там занимается? Покинув свое укрытие за лестницей, я тихонько заглянула в комнату. Псих стоял в углу, заложив руки за спину, и раскачивался с носка на пятку взад и вперед, взад и вперед. Глаза устремлены в одну точку, а на лице — тупое отчаяние. Что же такое эта злыдня спрятала от него?!
Я уже заканчивала ужин, когда муж появился в дверях кухни и мрачно заявил:
— Мне нужны иголка с ниткой.
Кусок хлеба с маслом застрял у меня в горле. Так вот что он искал! Интересно, откуда мне их взять? Ничего похожего на швейные принадлежности мне не попадалось на глаза в этом доме, кроме упомянутой зингеровской машинки, а гадать, куда Басенька могла их засунуть, — бесполезно. Не стану же я сейчас, при нем, их искать?
— С какой ниткой? — неприязненно поинтересовалась я, чтобы выиграть время.
— С белой и черной, — подумав, ответил муж. Еще подумал и добавил: — И еще мне нужна булавка. Две булавки.
— Так возьми сам. Кто тебе запрещает?
— Взял бы, так ведь ты опять куда-то их засунула, — обиженно возразил он. — Сколько раз говорил — пусть стоит на виду, тогда буду брать сам. Я чуть было не ляпнула, что это не я засунула, а его Басенька, да вовремя прикусила язык. Вместо этого мерзким голосом ответила:
— Завтра дам. Ишь мода какая — шить по ночам!
Ему ничего не оставалось, как принять мои условия:
— Ну завтра, так завтра, только с самого утра.
Поиски заняли у меня чуть ли не всю ночь. Как я и предполагала, в ящичках швейной машинки было все, что угодно, только не то, что положено. Один из них был доверху забит пробками для бутылок, среди которых притаился штопор. Второй — карандашами и шариковыми ручками. Третий — тюбиками губной помады и зубной пасты. В комнатке домработницы мне правда попался портняжный сантиметр, но нигде никаких следов ниток и иголок. Уже стало светать, когда я отправилась спать, решив приобрести необходимые принадлежности в магазине. Гонорар в пятьдесят тысяч злотых уже не казался мне слишком большим…
Утром при встрече с мужем я его холодно известила о том, что белые и черные нитки все вышли, остались только розовые. Иголки могу дать, но раз пока нет ниток… В общем, поеду за покупками и куплю, пусть подождет. Мое сообщение муж принял без восторга, но не возражал.
После обеда я отправилась за покупками, решив заодно купить и еще кое-какие необходимые для дома вещи. Вот только, может, имеет смысл вместо обычного мыла купить что-нибудь этакое, необычное. Чтобы не выйти из образа Басеньки. Ну, я не знаю… Ага, вот косметические отруби, пожалуй, подойдут. А то я веду себя излишне нормально, мужу мое поведение может показаться подозрительным. Пора что-нибудь этакое выкинуть…
Получив долгожданные нитки и иголки в новой упаковке, прямо из магазина, муж ничуть не удивился. Немного удивилась я — что-то уж больно легко удается выходить из затруднительных положений, но не стала задумываться над этим, ибо затруднительные положения возникали буквально на каждом шагу.
Ну например, рыжий дебил за окном. Он подолгу ошивался у нашего дома, то сидел на корточках во дворе, то прилипал к окну мастерской, когда я работала и не сводил глаз с моих рук, выводивших кружки и полукружия. И ни на миг не переставал ритмично двигать челюстями — то ли жевал резинку, то ли у него был такой нервный тик. Это меня раздражало больше всего. Очень хотелось потребовать удаления рыжего оборванца из моего дворика, но я воздержалась, — а вдруг рыжий дебил составляет неотъемлемую часть пейзажа, нормальное, обычное явление, и я себя разоблачу. Пан Паляновский со своей Басенькой уже столько важных вещей упустили, могли и рыжего упустить.
Как и обещала, после обеда я закончила свой образец и ближе к вечеру зашла к нему в мастерскую, чтобы сдать работу. К делу рук моих он отнесся без всякого почтения и радости особой не проявил. Профессиональным жестом проверив идентичность узора со всех сторон, он небрежно свернул его в трубку, обвязал шнурком и повелительно буркнул:
— Ну, поехали.
Вот еще неожиданность! А я чуть было окончательно не успокоилась — раз с образцом все в порядке, раз до сих пор он не раскрыл обмана, то уж не раскроет, и я могу наконец успокоиться. И вдруг "поехали"! Господи, куда еще?! Что за человек, все-то он недоволен! Получил нитки и иголки, даже свои булавки, получил образец, и все ему мало!
— Поехали! — грубо повторил муж. — Чего ждешь?
— Что ты еще выдумал? — недовольно вскинулась я, с ненавистью наблюдая, как у него опять очки слетели с носа. — Куда поехали?