Роман-воспоминание — страница 64 из 68


Такие вот «крики озлобления»… Подобных писем было процентов десять-пятнадцать от общего числа, составляющего много тысяч. Мы разложили их по алфавиту, по городам, республикам, сложили в папки, отдали на хранение в ЦГАЛИ.

Журнал «Книжное обозрение» провел опрос читателей: «Дети Арбата» по популярности вышли на первое место. Председатель Госкомиздата заявил: чтобы удовлетворить спрос на роман, его надо издать тиражом минимум 30 миллионов экземпляров. Издали десять с половиной миллионов, даже реакционная «Роман-газета» напечатала.

Вот письмо из Ярославля: «В Центральной библиотеке очередь на Вашу книгу — 127 человек, а у нас только один экземпляр. Из пятнадцати филиалов библиотеки только в семи есть по одной книге, в остальных — ничего. Нам стыдно говорить людям, что прочитать только что вышедшую, взволновавшую общество книгу они смогут через два-три года. Поэтому мы решили допечатать 100 экземпляров за счет библиотеки, оплатим печать и бумагу, это нам обойдется очень дорого, книги же будут выдаваться бесплатно, неудобно, но приходится спрашивать Вас: согласны ли Вы напечатать эти книги без гонорара?»

Естественно, я дал согласие, помог библиотеке, как мог, и другим библиотекам помогал, и мелким издательствам…

В этой главе много цитат из читательских писем, и все же я хочу закончить ее еще одним письмом, присланным в редакцию журнала «Дружба народов»: «Есть ли у Рыбакова хоть какой-нибудь домик за городом, где бы он мог спокойно работать, есть ли хоть какой-нибудь „Москвич“, есть ли деньги на заграничные лекарства, на покупку мяса и фруктов на рынке? Срочно напишите — примем меры!»

Спасибо, все есть! Есть главное. Я опубликовал роман в своей стране, его прочитали на моей родине. Я ждал этого двадцать лет. И дождался.

38

На нескольких машинах приехал со своей группой известный телевизионный комментатор Си-Би-Эс Дэн Разер, его передачи каждый вечер смотрят 17 миллионов американцев, в свое время вел репортажи из Вьетнама, Африки, о расследовании убийств Кеннеди, Мартина Лютера Кинга, Анвара Садата. Разговор начал с темы «отказников», тех, кому отказывают в выезде на жительство за границу.

Я ответил так, как обычно отвечал на подобные вопросы:

— Вы странные люди, никто не требует с вас ответа за атомные испытания в Неваде, за действия Рейгана или Шульца. А с меня вы спрашиваете. Я лично за то, чтобы человек жил там, где он хочет. Но решаю не я, а правительство. К нему и обращайтесь.

— Вы правы, — согласился Разер, — но дело не только в вашем правительстве. Я говорил с простыми людьми, они настроены против уезжающих.

— Не все. Но, безусловно, есть и противники. Наша пропаганда представляла Запад врагом, а уезжающих туда — предателями. К сожалению, это откладывалось в сознании. И еще. Каждый американец или сам эмигрант, или эмигранты его предки. Русские — укоренившийся народ, веками живут на этой земле, оберегают ее от захватчиков, и потому в глазах многих россиян человек, покидающий страну, дезертир. Такое представление Сталин умело эксплуатировал, объявил «границу на замке». Сейчас мы становимся открытым обществом, цивилизованным государством, я надеюсь, каждый будет ездить куда угодно, жить где угодно, как это принято во всем мире.

Почти вслед за Разером приехала группа из программы «Время», руководил ею симпатичный молодой человек, представился просто: «Алеша». Задавал толковые вопросы, съемка получилась удачной. «В девять включайте телевизор, будем вас показывать». Смотрим программу, ничего нет. Оказалось, руководитель телевидения Кравченко убрал мой материал: слишком остро. Алешу вызывали «на ковер», инкриминировали политическую близорукость. Он мне позвонил: «У Кравченко я чувствовал себя как ваш Саша на партийном собрании». Третий год перестройки, «Дети Арбата» уже печатаются, а наши зубры никак не могут с этим смириться.

Но вот звонок. Начальник Управления информации МИДа — Геннадий Иванович Герасимов, человек умный, прогрессивный, намерен показать в ближайшем выпуске «Международной панорамы» кусок из фильма Разера с сюжетами о Ельцине, Коротиче и обо мне. «Разрушим стену умалчивания, Анатолий Наумович, фильм превосходный!»

Я не отказал себе в мстительном удовольствии позвонить на следующий день Кравченко:

— Передачу о себе на советском экране я смотрю в американском исполнении. Таковы теперь у вас порядки?

— Поздно об этом говорить, — он бросил трубку. Сообщение из Нью-Йорка: представителю «Тайма» Роджеру Дональду не дают советскую визу: нет приглашения из ВААПа. Дональд должен заключить договор на издание «Детей Арбата». Звоню директору ВААПа Четверикову:

— Почему саботируете продажу моего романа?

— Не употребляйте таких выражений! Вышла только первая часть.

— Надеетесь, что остальные две не выйдут?

— Когда выйдут, тогда и будем заключать контракты.

— Издатель может судить по одной части, даже только по имени автора. «Тайм» предлагает вам неслыханные деньги, а вы уклоняетесь.

— Деньги нас не интересуют. Экономический фактор для нас не главный.

— А для нас, марксистов, — не без издевки произнес я, — он главный. Слушайте меня внимательно. В течение часа вы отправляете издателю приглашение приехать в Москву для заключения контракта. Если вы этого не сделаете, то завтра я созову пресс-конференцию, где объявлю, что вы. Четвериков, срываете продажу книги в надежде на изменение политической обстановки. Можете не сомневаться — придут все аккредитованные здесь иностранные корреспонденты.

На следующий день мне сообщили: приглашение ВААПа в Нью-Йорке получено, Роджер Дональд вылетает.

С аэродрома Роджера привезли к нам в Переделкино, где уже собрались сотрудники московского бюро «Тайма». По российскому обычаю выпили, закусили. Роджер оказался веселым, энергичным человеком, лицо обаятельное, улыбка открытая, в молодости был актером, и жена его Диана — актриса. Он станет редактором англо-американских изданий «Детей Арбата», «Страха», «Праха и пепла». Дружим с ним много лет, объясняемся на французском, он им немного владеет, я тоже что-то помню. Француза мне понять труднее, а с человеком, плохо говорящим по-французски, могу как-то объясниться. Видимо, у людей, подзабывших язык, остаются в памяти самые необходимые расхожие слова, которыми они оба и манипулируют. Неуверенность замедляет речь, вызывает паузы, это тоже помогает.

По приказу Четверикова юристы из ВААПа мучили Роджера два дня, брали на измор, крючкотворы! Я негодовал: «Плюньте на них, сам подпишу с вами контракт». Но Роджер проявлял завидную выдержку, улыбался и довел дело до конца. А, подписав контракт, пригласил участников переговоров на ланч в ресторан Хаммеровского центра. Я пожал плечами: «Зачем?! Это же ваши мучители!» Он рассмеялся, и «мучители» рассмеялись — отправились в ресторан, пили и ели с большим аппетитом. За ланчем я сказал Роджеру: «Вы не успели побывать в Кремле, не осмотрели других достопримечательностей Москвы. Но в Переделкине вы увидели, как живут сельские жители в нашем с Таней лице, а в ВААПе — каковы советские бюрократы. Так что кое-какое представление о России имеете».

После этого «прорыва» ВААП начал заключать контракты. «Дети Арбата» изданы в 52 странах.

Люди, подобные Кравченко и Четверикову, всю свою жизнь привыкшие запрещать и указывать, оказались даже не способны сопротивляться. Система рухнула, «руководящие товарищи» надели свои пальто, шляпы, отправились по домам, а оттуда в собес хлопотать о пенсии, остальные 18 миллионов членов партии разбрелись кто куда.

Зашли как-то с Таней в Центральный Дом литераторов пообедать. Идем по ресторану. Вдруг меня останавливает Генрих Боровик. Улыбается, показывает на стоящий рядом столик — сидят там два иностранца: «Знакомьтесь!» И называет имя английского автора детективов, второй тоже писатель — представитель общества «Британия-СССР».

— Я слышал о вашем новом романе, — сказал представитель общества «Британия — СССР», — и читал ваш «Тяжелый песок». Несколько лет назад мы ждали вас в Лондон, но вы не приехали.

— Тогда не выпустили мою жену, и я отказался ехать.

— Анатолий Наумович! — вмешался Боровик. — Теперь этих проблем у вас не будет. Я — председатель Комитета защиты мира, от нас вы можете ехать в любую страну, куда угодно.

— Спасибо…

— Поздравляю вас от всего сердца! — добавил Боровик. — Кончилась трагедия с романом — книга вышла. Поверьте, я говорю искренне.

Усевшись рядом с Таней, я передал ей этот разговор.

Она пожала плечами.

— Ладно, — сказал я, — будем и дальше «река брести, котома нести».

Такой татарской поговоркой я иногда заменял наше обычное «Побредем ужо, Марковна».

Из ЦДЛ мы отправились домой в Переделкино. По дороге на Кутузовском проспекте заехали в магазин «Диета», где раз в неделю писатели могли купить набор продуктов, так называемый «заказ»: курицу или килограмм мяса, полкило сосисок или полкило «докторской» колбасы, килограмм селедки, килограмм гречневой крупы или риса, килограмм сахара, банку сгущенного молока, баночку растворимого кофе, пачку масла, печенья и чая. Не густо для семьи на неделю, но все же еда, в магазинах ничего нет. Стоим с Таней в очереди, двигаемся потихоньку к продавщице, входит в магазин старушка, видит гречневую крупу, мясо, сахар на прилавке, пристраивается в хвост. Ей объясняют: «Бабушка, здесь заказы для учреждения».

— Господи, когда вы только нажретесь! — говорит старушка и отходит к пустым полкам.

Николай Михайлович Шилин, сооружавший саркофаги для Ленина, Димитрова, Хо Ши Мина, рассказывает:

«…Но больше всего меня поразила горбачевская дача. На ее строительстве работало семьсот человек… Ни у Сталина, ни у кого такой виллы не было… Как из нее выходишь, справа скала, так в ней прорубили шурф к морю и брали воду для бассейна за восемьсот метров от берега. Потом ее очищали, подогревали и только после этого заливали. Стены у бассейна стеклянные, а когда погода хорошая, они открываются».