Все неурядицы в общественной и придворной жизни цесаревич связывал с ослаблением императорской власти в ходе реформ. Царь же как будто решил, наконец, предоставить обществу некоторые политические права, в том числе в соответствии с планом Лорис-Меликова дать возможность представителям от губернских земских собраний и городов участвовать в особой совещательной комиссии по обсуждению законопроектов. Однако убийство Александра II и вступление на трон его сына всё изменило.
«Глас Божий повелевает нам...»
Вокруг резиденции нового императора в Гатчинском дворце постоянно дежурили патрули. «Верхи» были охвачены паникой; бывший наставник Александра III Победоносцев уговаривал его: «Когда собираетесь ко сну, извольте запирать за собою двери — не только в спальне, но и во всех следующих комнатах, вплоть до выходной. Доверенный человек должен внимательно следить за замками и наблюдать, чтоб внутренние задвижки у створчатых дверей были задвинуты».
Александр не был трусом, но ему пришлось встать перед трудным выбором. План Лорис-Меликова мог укрепить позиции монархии, вызвать доверие общества и нанести удар по непримиримым террористам, но мог стать и первым шагом к ограничению самодержавия, что не соответствовало мировоззрению нового императора.
Предлагаемые проекты были одобрены отцом, но он же в составленном в 1876 году завещании советовал сыну «не увлекаться модными теориями»: «...он не должен забывать, что могущество России основано на единстве государства, а потому всё, что может клониться к потрясению его единства, к отдельному развитию различных народностей, для него пагубно и не должно быть допускаемо».
«Или теперь спасать Россию и себя, или никогда. Если будут Вам петь прежние песни сирены о том, что надо успокоиться, надо продолжать в либеральном направлении, надобно уступать так называемому общественному мнению, — о, ради Бога, не верьте, Ваше величество, не слушайте... не оставляйте графа Лорис-Меликова. Я не верю ему. Он фокусник и может ещё играть в двойную игру... Если Вы отдадите себя в руки ему, он приведёт Вас и Россию к погибели... — умолял Победоносцев. — Безумные злодеи, погубившие родителя Вашего, не удовлетворятся никакой уступкой и только рассвирепеют. Их можно унять, злое семя можно вырвать только борьбой с ним не на живот, а на смерть, железом и кровью». Председатель Комитета министров П. А. Валуев убеждал в обратном: «Россия не может идти назад и должна идти путём, указанным для всех наций в истории человечества. Но если мы стремимся водворить у себя цивилизацию Европы, то должны взять за образец не деспотизм восточных стран, а европейские учреждения. Говорят, что русское общество и русская нация не созрели ещё для самоуправления; я спрашиваю: стояла ли английская нация по развитию выше России, когда, 500 лет тому назад, она воспользовалась уже свободными учреждениями?»
Дискуссия по проекту Лорис-Меликова на заседании 8 марта с участием министров не привела к согласию — девять человек были «за», а пять — «против». Александр сказал: «Итак, господа, большинство высказалось в пользу созвания избирательного комитета дли обсуждения государственных вопросов. Я согласен с большинством и желаю, чтобы указ о реформе был обнародован в честь моего отца, так как идея реформы принадлежит ему». Но сам он колебался. 21 апреля он писал Победоносцеву: «Сегодняшнее наше совещание сделало на меня грустное впечатление. Лорис, Милютин и Абаза положительно продолжают ту же политику и хотят так или иначе довести нас до представительного правительства, но пока я не буду убеждён, что для счастия России это необходимо, конечно, этого не будет; я не допущу... Странно слушать умных людей, которые могут серьёзно говорить о представительном начале в России... Более и более убеждаюсь, что добра от этих министров ждать я не могу».
Он выбрал свой путь: полное искоренение крамолы, установление в империи спокойствия и порядка на традиционной основе и никаких «конституционных» и либеральных глупостей. Об окончании колебаний свидетельствует письмо царя брату, великому князю Владимиру Александровичу от 27 апреля:
«Посылаю тебе, любезный Владимир, мною одобренный проект Манифеста, который я желаю, чтобы вышел 29.IV, день приезда моего в столицу. Я долго об этом думал, и министры все обещают мне своими действиями заменить Манифест, но так как я не могу добиться никаких решительных действий от них, а между тем шатание умов продолжается всё более и более и многие ждут чего-то необыкновенного, то я решился обратиться к Конст. Петр. Победоносцеву составить мне проект Манифеста, в котором бы высказано было ясно, какое направление делам желаю я дать и что никогда не допущу ограничения самодержавной власти, которую нахожу нужною и полезною России. Кажется, Манифест составлен очень хорошо...»74
Третьего апреля состоялась последняя публичная казнь в России — лидеры «Народной воли» и исполнители покушения на Александра II А. Желябов, С. Перовская, Н. Кибальчич, А. Михайлов и Н. Рысаков были повешены на Семёновском плацу.
Высочайший манифест от 29 апреля 1881 года гласил: «...посреди великой нашей скорби глас Божий повелевает нам стать бодро на дело правления в уповании на Божественный промысел, с верою в силу и истину самодержавной власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких на неё поползновений. Да ободрятся же поражённые смущением и ужасом сердца верных наших подданных, всех любящих Отечество и преданных из рода в род наследственной царской власти. Под сению ея и в неразрывном с нею союзе земля наша переживала не раз великия смуты и приходила в силу и в славу посреди тяжких испытаний и бедствий, с верою в Бога, устрояющего судьбы ея. Посвящая себя великому Нашему служению, Мы призываем всех верных подданных наших служить Нам и государству верой и правдой к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, — к утверждению веры и нравственности, — к доброму воспитанию детей, — к истреблению неправды и хищения, — к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России благодетелем ея, возлюбленным нашим родителем».
Надо было побеспокоиться о безопасности государя. Его покой в Гатчине оберегал стоявший там лейб-гвардии Кирасирский полк, Терский эскадрон собственного его величества конвоя и Кубанский дивизион. Для постоянной охраны его резиденций и мест пребывания была создана Сводно-гвардейская рота, которая в 1883 году развернулась в Сводно-гвардейский батальон из четырёх рот. В рамках Положения об охране его величества была образована Секретная часть дворцовой полиции из двадцати восьми стражников и агентов; в 1894 году их стало уже 129. Они проверяли всю обслугу императорских дворцов — от поломоек до высших чинов, обследовали подземные коммуникации, парки, мосты, дорожки и прочие места, где «изволит гулять его величество». Приходилось учить агентов не попадаться на глаза государю, который не любил слежки и просил, чтобы за ним не ездили во время неофициальных мероприятий: «...поездка подобных лиц ни к чему не ведёт, а, напротив, заставляет обращать внимание публики». Но царя продолжали охранять, несмотря на его жалобы, «...полиции, стражников и казаков везде слишком много. И без того тошно и невыносимо гулять и кататься при такой обстановке. Излишнее усердие портит моё удовольствие ещё больше», — в очередной раз писал Александр III начальнику охраны П. А. Черевину в марте 1894 года.
Преобразованное Министерство внутренних дел и подчинённый ему Департамент полиции учились вести работу по-новому: засылать в революционные кружки своих агентов, противодействовать пропаганде, создавать систему слежки за неблагонадёжными. Всем этим в Петербурге и Москве занимались секретно-разыскные (впоследствии охранные) отделения при канцеляриях полицмейстеров или градоначальников с секретной агентурой и сыщиками-филёрами. В 1881 году для борьбы с революционным движением было введено Положение об усиленной и чрезвычайной охране, и с тех пор до 1917 года примерно треть губерний России постоянно находилась в режиме чрезвычайного положения. Реорганизация полицейской службы и новые методы работы дали результаты — через несколько лет с боевой организацией народников было покончено.
Весной 1881 года новый министр внутренних дел граф Н. П. Игнатьев представил императору записку об искоренении «антиправительственных настроений, получивших широкое распространение в бюрократических сферах». Всякая критика чиновниками правительственных мероприятий признавалась недопустимой. Александр III наложил резолюцию: «Умно и хорошо составлена записка, а главное, что всё это — чистейшая правда, к сожалению».
Утром 15 мая 1883 года в Успенском соборе Кремля началась церемония коронации. В центре на помосте стояли два трона: для императора — «алмазный» царя Алексея Михайловича, для императрицы — «персидский» Михаила Фёдоровича. Император возложил на себя корону и принял из рук петербургского митрополита Исидора скипетр — знак дарованной ему Богом власти. Затем начались литургия, миропомазание, шествие императора в алтарь и причастие. По окончании молебствия хор трижды пропел «Многая лета» и императорская чета вышла из собора. В этот момент раздались колокольный звон всех московских церквей и орудийные залпы из 101 орудия. Два следующих дня венценосная чета принимала подарки от представителей разных групп российского общества, а 19 мая в Грановитой палате был дан обед для высшего духовенства и особ первых двух классов. Гостей угощали борщом, похлёбкой, пирожками, паровой стерлядью, жарким из телятины, цыплят и дичи, гурьевской кашей, мороженым. Звучали тосты за здравие государя и государыни, их наследников и всех верноподданных.
Царь-«деревенщина»
Александр III умел так грозно взглянуть на собеседников, что тех охватывал ужас. По словам хорошо знавшего его министра финансов С. Ю. Витте, царь «по наружности походил на большого русского мужика из центральных губерний, к нему больше всего подошёл бы костюм: полушубок, поддёвка и лапти; и тем не менее он своей наружностью, в которой отражался его громадный характер, прекрасное сердце, благодушие, справедливость и вместе с тем твёрдость, несомненно, импонировал, и... если бы не знали, что он император, и он бы вошёл в комнату в каком угодно костюме, — несомненно, все бы обратили на него внимание».