Современники отмечали мягкий характер царя Алексея, его склонность к созерцательности — но и вспыльчивость: в гневе он мог дать волю рукам. Он любил представать гостеприимным хозяином и бывал порой даже чересчур щедр. Так, в 1674 году царь «жаловал духовника, бояр и дьяков думных, напоил их всех пьяными».
Царь был примерным семьянином, отцом шестнадцати детей от двух браков. Первая жена, Мария Ильинична Милославская, родила ему Дмитрия (1649—1651), Евдокию (1650—1712), Марфу (1652—1707), Алексея (1654—1670), Анну (1655—1659), Софью (1657—1704), Екатерину (1658—1718), Марию (1660—1723), Фёдора (1661—1682), Феодосию (1662—1713), Симеона (1665—1669), Ивана (1666—1696), Евдокию (1669—1669). Во втором браке с Натальей Кирилловной Нарышкиной родились Пётр (1672—1725), Наталья (1673—1716), Феодора (1674—1678).
Правда, вдова стольника Ирина Мусина-Пушкина тоже не была обойдена высочайшим вниманием; её сына Ивана Пётр I впоследствии называл по-немецки Bruder (брат). Сам Иван Алексеевич Мусин-Пушкин в завещании 1717 года просил детей поминать «отца моево Алексея Богдановича и мать мою Ирину Михайловну». Но мог ли сенатор, тайный советник и граф Российской империи публично признать своим действительным и незаконным родителем отца своего государя? О связи царя с Ириной Мусиной-Пушкиной было известно при дворе, и другой родственник Петра I, дипломат и мемуарист князь Б. И. Куракин, даже собирался написать о ней в своей неоконченной «Гистории».
В мае 1658 года Алексей Михайлович пожаловал вдову стольника Мусина-Пушкина и её сына Ивана — подарил им купленный на чужое имя дом на Арбате, за который заплатил из казны немалые деньги — 300 рублей. Возможно, умница и красавица Ирина Михайловна привлекла царя как раз теми качествами, которые отсутствовали у его жены. Марии Ильиничне блистать умом было недосуг — она была занята исполнением государственной миссии: каждые полтора-два года рожала; ее роль и влияние на мужа никак не отражены в источниках.
Но царская милость могла смениться «грозой». В последний год жизни Алексея Михайловича Ирина была удалена от двора. В её село Угодичи Ростовского уезда отправились «для великого государя тайного дела и для сыска» бояре Яков Одоевский и Артамон Матвеев и думный дьяк Ларион Иванов — «роспросить Алексеевскую жену Мусина-Пушкина Арину, и велено пытать её накрепко». Сын же её на время «пропал безвестно». Возможно, Ирина позволяла себе «непристойные речи», затрагивавшие честь царя и его молодой второй жены Натальи Кирилловны. Но после смерти царя Алексея Иван Мусин-Пушкин был пожалован в стольники и занял достойное место при дворе.
Отдохнуть от забот и неприятностей Алексей Михайлович стремился в Измайлове — этакой образцовой «ферме»: там находились его зверинец и стекольный завод, там он разводил виноград, дыни и даже выращивал тутовые деревья, желая производить собственный шёлк. Кроме того, в его дворцовом хозяйстве имелись четыре винокуренных завода, две стекольные мануфактуры — в Измайлове и подмосковной Черноголовской волости (там производилась неплохая посуда, которую государь порой преподносил в подарок гостям) — и «сафьянный двор».
Он страстно любил охотиться. По молодости ходил на медведя, а в зрелом возрасте предпочитал «красную потеху» — соколиную охоту. «Так безмерно каково хорошо полетел, так погнал да осадил в одном конце два гнезда шилохвостей... утя... как мякнет по шее, так она десетью перекинулась», — не мог государь удержаться, чтобы не сообщить об очередной охотничьей удаче. Любимому занятию он посвящал прочувствованные строки. «И зело потеха сия полевая утешает сердца печальныя, и забавляет веселием радостным, и веселит охотников сия птичья добыча... Будите охочи, забавляйтеся, утешайтеся сею доброю потехою, зело потешно и угодно и весело, да не одолеют вас кручины и печали всякия», — гласит написанная царём инструкция «Урядник сокольничего пути». Но сам же он добавлял, напоминая о служебном долге: «Правды же и суда, и милостивыя любве, и ратного строя николи же [не] позабывайте: делу время и потехе час».
По натуре консерватор, Алексей Михайлович всё же вводил некоторые новшества — к примеру первые театральные «комедийные действа». «Наслышавшись от многих послов, что перед европейскими государями часто даются театральные представления с хорами и иные развлечения ради препровождения времени и рассеяния скуки, — рассказывал уже упомянутый Рейтенфельс, — он как-то неожиданно приказал представить ему образчик сего в виде какой-нибудь французской пляски... Сперва, правда, царь не хотел было разрешить музыку как нечто совершенно новое и, некоторым образом, языческое, но когда ему поставили на вид, что без музыки нельзя устроить хора, как танцовщикам нельзя плясать без ног, то он несколько неохотно предоставил всё на усмотрение самих актеров. На самое представление царь смотрел, сидя перед сценой на кресле, царица с детьми — сквозь решётку или, вернее, сквозь щели особого, досками отгороженного помещения, а вельможи (из остальных никто более не был допущен) стояли на самой сцене».
Надо полагать, Алексею Михайловичу понравилось представление и особенно хор, славивший могущественного государя: «Велико, правда, твоё царство, управляемое твоею мудростью, но ещё больше слава о доблестях твоих, высоко превозносящая тебя. Твоя мудрость и геройская мощь могут даровать нам после долгой мрачной войны златые мирные времена, а справедливый суд твой и вместе с ним милость, сияя неземным светом, делают твой нрав богоподобным. Высокие качества твои должно приравнять к качествам богов, ибо тебе уже теперь все уступают. О, светлое солнце, луна и звёзды русских! Живи же постоянно в высшем благополучии, и да будет всегда несчастье далеко от тебя».
Этим благопожеланиям не суждено было исполниться. 1 сентября 1674 года царь «объявил» народу своего сына Фёдора как наследника престола. 19 января 1676 года Алексей Михайлович смотрел комедию с музыкой, а 30 января неожиданно умер сорока семи лет от роду. Государству предстояло пережить несколько лет, заполненных борьбой придворных группировок при малолетних царских детях.
Глава третьяВРЕМЯ МЯТЕЖЕЙ
«И бысть сей государь кроткий»
Учинилось на Москве смятение
всему великому государству.
К моменту смерти Алексея Михайловича старшему из его сыновей, Фёдору, было всего 14 лет. Царевич с детства отличался слабым здоровьем — «скорбел ножками», которые часто опухали. Ко времени вступления на престол он получил обычное «кремлёвское» образование — выучился читать (по азбуке, часослову и Псалтыри), писать и считать. Поздние свидетельства говорят, что Фёдор «изрядные вирши складывал», но если это и соответствует действительности, его литературные опыты до нас не дошли. Во всяком случае, Фёдор был более образованным, чем его отец и дед. В его библиотеке имелись латинские и «немецкие» книги; в связи с проектом избрания царевича на трон Речи Посполитой в 1674 году его даже пытались учить латыни, но, видимо, недолго, так что едва ли он хорошо владел ею.
«Это был молодой государь, довольно красивый, но, по болезни, с лица немного жёлтый и одутловатый. Он сидел на троне отца, покрытом также чёрным. Сам его величество был одет в чёрную дамастовую одежду, подбитую соболями; на голове его была чёрная суконная шапка, подбитая соболями, а в руке чёрного дерева костыль, на который он часто опирался, так как был очень слаб» — таким увидели юного повелителя огромной страны нидерландский посланник Кунраад фан Кленк со свитой на аудиенции 24 апреля 1676 года.
В июне того же года «благоверный и благородный и Богом преукрашенный, святыя православныя и непорочныя христианския благочестивыя веры крепкий поборник, великий государь, царь и великий князь Феодор Алексеевич, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец, и многих государств и земель восточных и западных и северных отчич и дедич, и наследник, и государь, и обладатель, изволил венчатися царским венцем и диадимою, еже есть святыми бармами, по древнему своему царскому чину, и восприяти в руку свою прародителей своих, прежних великих государей, царей и великих князей Российских, и отца своего государева, блаженныя памяти великаго государя, царя и великаго князя Алексея Михайловича, всея Великия и Малыя и Бельм России самодержца, скипетр и царский чин и яблоко самодержавное держати во смотрение и во одержание, на великом и превысочайшем, пресветлом и прекрасном, дражайшем царском степени Московскаго царствия». После миропомазания Фёдор первым из российских государей был введён через Царские врата в алтарь и приобщён Святых Таин по священническому чину.
Торжественная церемония, призванная возвысить власть утвердившейся династии, не могла скрыть от искушённых придворных зрителей болезненной слабости третьего из Романовых на российском престоле. Сохранилось не слишком достоверное польское известие о том, что боярин Артамон Матвеев сделал попытку подговорить стрельцов в обход старших братьев сделать царём маленького Петра Алексеевича, поскольку «Фёдор лежит больной, так что мало надежды на его жизнь». Но бояре во главе с влиятельным князем Юрием Алексеевичем Долгоруковым при поддержке патриарха Иоакима посадили на престол Фёдора. Возможно, это сообщение отражает лишь ходившие в кругу московских иноземцев толки; но датский резидент Магнус Гэ уже в феврале 1676 года сообщил в Копенгаген, что новый царь долго не проживёт и его двор «разделился на несколько партий».
Действительно, за спиной юного государя началась борьба придворных группировок — Милославских и Нарышкиных. Скоро Матвеев был отправлен в ссылку в Пустозёрск, а брат вдовы Алексея Михайловича Иван Нарышкин по доносу лекаря обвинён в подстрекательстве своего слуги к убийству царя из пищали. Крёстной матерью Фёдора была его старшая сестра, несостоявшаяся супруга датского принца Ирина Михайловна, ставшая теперь убеждённой последовательницей старой веры. Она и её сторонники склоняли государя к возвращению дониконовского обряда — готовился его «поход» к мощам святой Анны Кашинской (в гробу пальцы её правой руки были сложены в двоеперстие). Однако сопротивление патриарха не позволило придворным староверам осуществить этот замысел. Вместе с Иоакимом действовали «ближние люди» нового царя — постельничий Иван Языков; учитель Фёдора Симеон Полоцкий, окольничий Алексей Лихачёв и его брат думный дворянин Михаил Лихачёв. В итоге юный царь сделал свой первый серьёзный выбор — поддержал церковную реформу и отказался вернуть «старую веру».