Sperat in adversis («В невзгодах уповает»), а каждый день своего рождения спал на голых досках — «чтоб напомнить себе о бедности, в которой родился».
Третье отделение представляло собой политическую полицию со своим исполнительным аппаратом — Отдельным корпусом жандармов (две сотни офицеров и пять тысяч рядовых), части которого были размещены по жандармским округам. В сферу ведения «высшей полиции» и её начальника, близкого друга царя графа А. X. Бенкендорфа, входил широкий круг вопросов — от контрразведки до театральной цензуры и расследования должностных преступлений чиновников. Под надзор попадали прежде всего представители благородного сословия. Купечество и духовенство интересовало жандармов намного меньше; крестьяне фигурировали в донесениях ещё реже — только в отчётах о подавлении «возмущений». Бенкендорф в одном из ежегодных всеподданнейших отчётов отмечал: «...каков бы ни был государь, народ его любит, предан ему всей душой и телом... Однако же, ежели чувство сие безусловно существует собственно в народе, то не так оно является в средних и высших классах общества, особенно же в столицах; здесь уже понятия о государе основываются более на действиях его; здесь их обсуживают и нередко охуждают, и потому в этом кругу представляется источник наблюдений относительно расположения умов к высшему правительству». За литераторами, военными, чиновниками, известными своими либеральными настроениями, следили; внимание привлекали выступления и высказывания П. А. Вяземского, В. А. Жуковского, А. С. Грибоедова, Н. А. Полевого, М. П. Погодина, А. С. Пушкина. Агенты посещали дома литераторов, где собирались представители интеллигенции, перехватывали и читали их письма.
Вот поданные в 1827 году характеристики подозрительных столичных обитателей с пометками Бенкендорфа:
«1) Г.-м. Г...берг, путей сообщения. Поведения распутного, шатается по публичным местам и врёт много.
2) Г.-м. Ланской, племянник министра, либеральничает.
3) Г.-м. Великопольский — старшина игроков. — Можно б было под добрым предлогом выслать.
4) Полк. К...ов — аферист, у которого собираются распутные люди. Бывший любовник г-жи Потёмкиной.
5) Подполковник Эринациус. Поведения не трезвого, ходит по домам просить подаяние.
6) Поручик Сиринг. Дурного поведения, нищает по домам. — Обоих выслать можно на жительство на места родины с запрещением выезда, но дав содержание.
7) Поручик Голубков, человек распутный.
8) Полк. Кашинцов, аферист.
9) Поручик кн. О-ский, пьяный и отчаянный, имеет связь с многими военными. — Где служил?
10) Майор Степанов, картёжник и пьяница.
11-12) Два брата Мартыновы (Савва и Соломон) картёжники.
13) Майор Л...г, ежедневно пьян и разъезжает с публичными девками.
14) Подпоручик К***, распутный враль; на содержании у актрисы Зубовой; очень дурён. — Выслать на жительство на родину без выезда...»65
Жандармские штаб-офицеры стремились держать под контролем губернскую администрацию. Они сообщали о важных мероприятиях властей, выявляли по мере сил и способностей злоупотребления, способные поколебать общественное спокойствие, — «неприличные и дерзкие разговоры», «занятия азартною картёжною игрою», «развратную жизнь», притеснения обывателей. Они же собирали сведения о чиновниках, «отличающихся усердием по службе и нравственностью», попадавшие во всеподданнейший доклад, копии которого Николай направлял министрам, чтобы они имели в виду «кадровый резерв».
Император стремился получать полные данные о реакции разных слоёв общества на те или иные решения правительства, новые законы, события за рубежом. В конце каждого года в Третьем отделении составлялся отчёт, частью которого являлся «обзор общественного мнения» — реакции населения на важнейшие внутри- и внешнеполитические события: рекрутские наборы, начало войны с турками или денежная реформа 1839 года.
Бенкендорф не раз напоминал царю, что правительство должно отвлекать высшее общество от политических вопросов, направляя его внимание на празднества, великосветские мероприятия, культурные события. В 1828 году он докладывал, что «новости из Персии и Оттоманской империи рассеиваются перед всеобщим интересом к голосам примадонны и прекрасного Альмавивы» («Это именно то, что мне нужно», — написал государь на полях записки шефа жандармов). Жандармские офицеры также информировали начальство о светских торжествах. «К удовольствию московской публики происходят у нас бал за балом, так что целую неделю в разных домах продолжаются беспрестанно; а сие не заставляет сомневаться, что у нас и зима пройдёт так же весело, как в начале своём встречена», — доносил начальник второго округа Корпуса жандармов из Москвы.
Для «направления общественного мнения» Третье отделение использовало газету «Северная пчела»; её издатели Н. И. Греч и Ф. В. Булгарин получили привилегию публиковать новости политической жизни России и Европы и заметки о самом императоре и «августейшей фамилии», помещать тексты манифестов и другие официальные законодательные акты. Такие материалы проходили цензуру в Третьем отделении; как правило, их лично просматривали шеф жандармов и сам император. Бенкендорф заказывал издателям «Северной пчелы» и прочим литераторам статьи и заметки, для которых нередко предоставлял необходимую информацию, а его подчинённые переводили для публикации материалы из европейской прессы, которые также просматривал сам Николай I.
Третье отделение по замыслу его создателей должно было стать не тайным обществом шпионов, а официальным и «всеми уважаемым» органом верховной власти и надзора. Поэтому на службу туда приглашали и бывшего декабриста генерала М. Ф. Орлова, и А. С. Пушкина.
Четвёртое отделение ведало женскими учебными заведениями и системой социального обеспечения — воспитательными домами, больницами, инвалидными и странноприимными домами, а также кредитными учреждениями (Ссудными и Сохранными казнами), выдававшими займы помещикам под залог имений. Пятое отделение проводило реформу управления государственными крестьянами, а шестое занималось созданием системы управления на самой беспокойной окраине — Кавказе.
Стиль новому царствованию задавал сам император. В первом часу дня, невзирая на погоду, если не было назначено военного учения, смотра или парада, он отправлялся инспектировать учебные заведения, казармы и прочие «присутственные места», вникал во все подробности и никогда не покидал их без замечаний, а то и устраивал разносы нерадивым чиновникам. Он полагал, что в России чиновников «более, чем требуется для успеха службы», и «весьма многие остаются праздными, считаясь для одной формы на службе, шатаясь по гуляньям и в публичных местах от праздности».
Царь мог «подловить» небрежно нёсшего караульную службу часового, внезапно появившись из-за угла, а то и лично пресечь нарушение порядка. Так, по рассказу барона Корфа, он поймал двух загулявших матросов, пытавшихся скрыться от высочайших глаз в питейном заведении: «Соскочить немедленно из саней; вбежать самому в кабак, вытолкать оттуда собственноручно провинившихся; по возвращении во дворец послать за кн. Меньшиковым и военным генерал-губернатором — всё это было для государя делом минутной решимости».
Образцом идеально устроенного общества для Николая I являлась армия: «Здесь порядок, строгая безусловная законность (Воинский устав. — И. К.), никакого всезнайства и противоречия, всё вытекает одно из другого. Я смотрю на всю человеческую жизнь только как на службу, так как каждый служит». В его царствование половина министров, членов Государственного совета и 41 из 53 губернаторов были генералами; даже обер-прокурором Синода был назначен гусарский полковник. Целые отрасли управления (горное и лесное ведомства, пути сообщения) получили военное устройство. В каждом губернском городе был расположен батальон Корпуса внутренней стражи для охраны тюрем, арестантов и водворения «тишины и спокойствия».
Военная дисциплина и мундир в глазах государя не просто являлись воплощением порядка, а были исполнены высокого смысла. На вопрос актёров, можно ли на сцене надевать настоящую военную форму, он отвечал: «Если ты играешь честного офицера, то, конечно, можно; представляя же человека порочного, ты порочишь и мундир, и тогда этого нельзя». Сам же он настолько ощущал себя «на службе», что признавался, что в штатском платье чувствовал себя неловко, а «с военным мундиром до того сроднился, что расставаться с ним ему так же неприятно, как если бы с него сняли кожу».
Но если бы дело было только в мундире и дисциплине! По признанию профессионального офицера и будущего военного министра Александра IIД. А. Милютина, «в большей части государственных мер, принимавшихся в царствование Николая, преобладала полицейская точка зрения, то есть забота о сохранении порядка и дисциплины. Отсюда проистекали и подавление личности, и крайнее стеснение свободы во всех проявлениях жизни, в науке, искусстве, слове, печати. Даже в деле военном, которым император занимался с таким страстным увлечением, преобладала та же забота о порядке и дисциплине: гонялись не за существенным благоустройством войска, не за приспособлением его к боевому назначению, а за внешней только стройностью, за блестящим видом на парадах, педантическим соблюдением бесчисленных, мелочных формальностей, притупляющих человеческий рассудок и убивающих истинный воинский дух». Служивые вспоминали:
«Шагистику всю и фрунтовистику, как есть, поглотил целиком! Бывало, церемониальным маршем перед начальством проходишь, так все до одной жилки в теле почтение ему выражают, а о правильности темпа в шаге, о плавности поворота глаз направо, налево, о бодрости вида и говорить нечего! Идёшь это перед ротой, точно одно туловище с ногами вперёд идёт, а глаза-то так от генерала и не отрываются! Сам-то всё вперёд идёшь, а лицом-то всё на него глядишь. Со стороны посмотреть, истинно, думаю, должно было казаться, что голова на затылке. А нынче что? Ну кто нынче ухитрится ногу с носком в прямую линию горизонтально так вытянуть, что носок так тебе и выражает, что вот, мол, до последней капли крови готов за царя и Отечество живот положить!»