– Вы готовы рисковать своей жизнью ради них? Ради большевиков, которые прострелили вашему другу голову? Ради тех, кто нападает на города и крадет средства к существованию людей? Для чего вы живете, Заш, если не для других?
Он вцепился в ствол винтовки, и внезапно я увидела перед собой незнакомца.
– Выполняйте свои обязанности, гражданка.
Я открыла рот, как выброшенная на берег рыба. Хватая воздух. Убедить не удалось. Поэтому я зажмурилась и заставила себя выровнять дыхание. Заш… мой Заш.
Распахнув глаза, я дала волю своему горю. Позволила ему понять, что смирилась с этой холодностью.
– Существует единственная причина, по которой я пришла сюда – чтобы увидеть вас.
Это заявление растопило его лед, но не до конца.
Я заставила свое сердце забыть о боли и собрала всю свою отвагу.
– Но если вы настаиваете… – Я развернулась и отправилась в кабинет Юровского. Пусть Заш попробует остановить меня. Посмотрим, как далеко зашла его лояльность к большевикам.
– Настя, – прошипел он, забыв о слове гражданка.
Я не остановилась. В комнате стало гораздо аккуратнее, чем тогда, когда Юровский допрашивал меня. Ни пустых бутылок, ни коробок. Он избавился от большей части бумаг и даже вытер пыль. Я опустилась на колени у шкафа. Сначала удавалось рассмотреть лишь тень. Но потом… я увидела матрешку.
Схватила ее и засунула в корсет. В кабинет вошел Заш и внимательно посмотрел на меня. Видел ли он ее? Заш стоял неподвижно – я почти приняла это за гнев, но скользящий по помещению взгляд выдавал беспокойство.
Я протиснулась мимо него обратно на лестничную площадку.
– Доложите обо мне, если нужно, но вы приказали выполнять обязанности. Моя обязанность – защищать семью. – Я подождала немного, надеясь, что он снова станет знакомым мне Зашем.
Он не отстранился. Не пошевелился. Не смягчился.
Со вздохом я вернулась к себе.
Итак, мы наконец приблизились к финалу. Белая армия не идет за нами. Прежнего Заша больше нет. Моя рука скользнула к матрешке. Теперь все зависит от меня.
19
Я спрятала игрушку в углу главной комнаты, прямо напротив стены кабинета Юровского, в своих сменных туфлях. Не идеально, конечно – но сейчас нигде не было безопасного места для нее. Оставалось надеяться, что карманные часы коменданта укажут на его кабинет. Я предполагала, что это поможет выиграть немного времени.
Никто из солдат не хотел с нами разговаривать. Они были всецело преданы Юровскому. Даже папа прекратил попытки общения с ними. Я обратила внимание: каждый раз он приближался к новому солдату будто по привычке, в его действиях и речи больше не было души. Он сдавался. Мы все опускали руки. Едва он успевал произнести три слова, как солдаты наводили на него оружие.
Никаких союзов не будет. Спасение или смерть.
Три дня подряд Юровский выезжал на лошади и не возвращался допоздна. В те дни мы гуляли в саду, но веселье едва теплилось. Мама наружу не выходила. Ольга оставалась с ней, чтобы почитать. Мария превратилась в собственную тень – ее взгляд был пустым, а Алексей с трудом выносил то, что его через день поднимали с постели.
Моя семья угасала.
Всякий раз, когда я видела Заша, он стоял неподвижно как статуя. Подняв подбородок и сжимая винтовку. Словно ледяная скульптура.
Выстрелы эхом отдавались со стороны города, казалось, чаще, чем когда-либо прежде. Громче теперь, когда мы были на улице, а не заперты в пятикомнатной тюрьме. Там что-то происходило.
На третий день я рано ушла из сада и вернулась в наши комнаты. Заш встанет в караул на лестнице с возвращением моей семьи. А пока я пробормотала большевику-надзирателю, что на улице стало слишком жарко.
Он не откликнулся. Я пробралась в главную комнату. Мама спала. Идеально. Я вытащила игрушку из туфельки, закрылась в спальне и опустилась на колени у кровати.
Я знала, что должна делать, и могла только молиться. Боже, помоги мне.
Это все, что я могла предпринять. Мои родные не одиноки в своем отчаянии. Я тоже слабела. Возможно, скоро уже не смогу собраться с силами, чтобы попытаться спасти свою семью. Мне нужно знать, какое заклинание хранит матрешка. Необходимо выяснить, каким оружием, которое помогло бы выжить, мы располагаем.
Белая армия не приближалась. Я должна была что-нибудь сделать, пока еще могла.
Я держала матрешку перед собой. Шов окончательно проявился. Четкая черная линия опоясывала игрушку, больше не излучая света. Сердце бешено колотилось в груди. С трудом я вонзила в щель ноготь большого пальца.
«Не используй ее, пока не прибудет Белая армия, – сказал папа. – Или в самый последний момент».
Я провела большим пальцем по нарисованному лицу игрушки. Часы и дни вплотную к моей коже, в жестком корсете, стерли с матрешки часть краски. Я сжала кусочек дерева в кулаке, заслышав громкие шаги родных, поднимающихся по лестнице. Они вернулись и приступили к привычным после прогулки играм и занятиям.
Я помолилась, подождала еще несколько минут и позвонила в колокольчик на лестничной площадке.
Открыл Заш. Я взглянула на него, но он не смотрел мне в глаза. В кабинете Юровского никого не было, и хотя я знала, что Зашу это не понравится, все же положила руку ему на плечо.
– Привет, Заш. – Даже в простое приветствие я постаралась вложить всю свою душу. Я могла понять его смятение.
В конце концов, зачем ему поддерживать со мной дружбу? Просто потому что мы еще не заслужили смерть? Или потому что мы общались какое-то время назад? Из-за таких штучек его могут расстрелять. Было бы лучше, если бы он отгородился от нас. Да. Это правильное решение.
Я вошла в туалет и заперла дверь на задвижку. Затем вытащила матрешку из корсета. Потные ладошки скользнули по дереву. Я сжала верхнюю половину игрушки в одном кулаке, нижнюю – в другом. Глубоко вздохнув, повернула.
Матрешка открылась.
Внутри лежала игрушка поменьше. Я не видела ни одного заклинания или слова, подобного тому, которое использовал Распутин. Осторожно подняла меньшую матрешку и убрала ее в корсет. Благодаря более скромным размерам она устроилась там значительно свободнее.
На плоском донышке большой игрушки было слово. Начертанное мерцающими радужными чернилами заклинание: Айнин.
Никогда раньше я не встречала этого слова – ни в русском, ни в английском, ни в немецком, ни во французском языках. Какой силой обладает это заклинание?
Под моим взглядом слово отделилось от древесины. Оно парило в воздухе, прямо перед глазами, буквы мерцали, словно начертанные на прозрачной ленте. Я схватила верхнюю часть матрешки, собираясь вернуть заклинание внутрь, прежде чем оно сработает тем или иным образом.
Но слово, казалось, уловило мои намерения. Оно опустилось ниже и скользнуло между моих губ. Я ахнула, и заклинание осело у меня на языке. Оно горело подобно пламени, ощущаясь как прилив силы и тлеющие угольки на вкус.
Откуда-то я знала, что стоит произнести это таинственное слово, как заклинание сработает.
Я никогда не слышала, чтобы заклятье само ложилось на язык, будто требуя, чтобы его произнесли.
И никогда раньше не встречала слова «айнин». Но это заклинание создал Дочкин, и оно может спасти мою семью. Теперь его у меня не отнимут.
В дверь ванной постучали кулаком. Я подпрыгнула.
– Минутку, пожалуйста!
Потом зажала рот рукой. Заклинание не сработало. Не сорвалось с губ. У меня получилось свободно произносить обычные слова.
Дыхание восстановилось, и я закрыла пустую оболочку матрешки, прежде чем наклониться к маленькому зеркалу. Я показала язык своему отражению. Буквы лежали в самом центре языка. Едва заметные, словно не успевшие раствориться крупинки сахара.
Стук в дверь повторился.
– Настя, – раздался голос Заша с другой стороны.
Я это сделала. Заклинание было у меня. Осмелюсь ли я использовать его, не зная последствий? Наступит ли нужный момент? Я сунула пустую игрушечную оболочку в рукав, закрыла рот и распахнула дверь.
– Что вы там делали? – прошипел Заш. – Вы хотите вызвать подозрения?
Я вздернула подбородок.
– Выполняла свои обязанности, как вы мне приказали, сударь.
Затем вернулась в комнату и вернула уменьшившуюся матрешку в туфлю.
День шел на убыль, когда прибыли уборщицы. Мы всей семьей сидели за столом и играли в безик. Все, кроме мамы, лежавшей в постели в соседней комнате, и Ольги, читавшей ей. Алексей сидел в маминой коляске с Джой на коленях.
– Здравствуйте! – встретили мы четырех уборщиц радостными улыбками. Приятно видеть новые лица. Они показались нам добрыми.
Раньше горничные к нам не приходили, но Юровский любил порядок и чистоту. Он расхаживал по лестничной площадке, не сводя с нас глаз, пристально наблюдая за уборщицами. Его карман топорщился из-за часов, и я отвернулась. Если он их достанет, сможет ли снова выследить меня? Обнаружит ли заклинание айнин на моем языке?
Ни одна из женщин на приветствие не ответила, все они ограничились низкими поклонами. А мы лишь поздоровались, не желая навлечь беду на их головы.
В наших комнатах было относительно чисто. И все же я поймала себя на том, что с тоской наблюдаю за ними, пока они моют, смахивают пыль и оттирают грязь с порога. Хотелось тоже приложить руки к труду, а не к развлечениям. Мне, как и им, требовалась цель.
Они продолжали смотреть в нашу сторону. Вдруг что-то промелькнуло в их взглядах искоса. Я не смогла сдержать улыбку. Им было любопытно увидеть царскую семью. Мы, наверное, выглядели пугающе по сравнению с их ожиданиями – практически лысые девушки в черных юбках и белых блузках, чиненных бесчисленное количество раз.
Дамы убрались в прихожей и потащили ведра к спальням. Юровский, должно быть, увидел достаточно, потому что вернулся в кабинет. Я едва заметно высунула язык, адресуя жест его удаляющейся фигуре.