ела перевернутый мир в поисках солдат. Никого. Я вывалилась из грузовика и откатилась в тень. Не хотелось оставлять там Алексея, но времени на раздумья не было.
Остальная моя семья нуждалась во мне.
Ипатьевский дом светился под низким полумесяцем призрачно и бледно, словно стыдился происходившего в его чреве. Держась вдоль забора, я скользнула к двери подвала.
Появились солдаты: они несли тело, настолько изрешеченное пулями, что я узнала папу только по его изорванной форме.
Я привалилась спиной к частоколу, прижав руку к сердцу.
– Папа, – безумное хриплое карканье, сорвавшееся с моих губ, показалось громким, подобно ночной песне лягушки-быка, но ни один солдат не обратил на меня внимания. Они бросили папу в грузовик, не замечая моего присутствия.
Когда вернулись в дом за другим телом, которое я не смогла опознать, я помчалась к грузовику. К папе. Его лица не было видно под слоем крови, виднелись лишь усы. Грудь не поднималась и не опускалась. Она вообще не была похожа на грудную клетку, прогнувшись от ударов бесконечных пуль.
Я отшатнулась и закрыла глаза. Нет. Папа не мог умереть. Я использовала его заклинание, сделала то, что он просил! Он должен проснуться и сказать мне, что делать. Я потянулась, чтобы встряхнуть его. Сказать, что выполнила его указания.
Но моя рука не коснулась его плеча. Казалось, я не могу притронуться к нему. Неужели страх не только лишил меня дара речи, но и сковал по рукам и ногам?
– Настя? – раздался у меня за спиной как горн испуганный, робкий голос Алексея. Я резко обернулась, сердце подскочило к горлу.
Алексей стоял во дворе рядом с грузовиком, но выглядел необычно. Он мерцал серебром, лунным светом и всплеском тусклой радуги. Эфирное существо, все еще в мундире, но прозрачное. Я видела сквозь него солдат, которые несли еще одно тело из подвала к грузовику.
Я заледенела. Что с ним случилось?
Нам нужно спрятаться. Я оглянулась на грузовик с телом папы.
Рядом лежало раненое тело Алексея. А возле него – тело в черной юбке и окровавленной блузке, которая прилипла к нижней рубахе с зашитыми драгоценностями.
Я.
Это было мое тело.
Колени подогнулись, и я тяжело приземлилась на землю, вскинув ладони к лицу. Лунный свет пробивался сквозь мою прозрачную руку. Я тоже прозрачна. Я двойник. Меня две – Настя в грузовике и коленопреклоненная Настя. Я стала ужасающей копией себя самой – призрачной копией, двигающейся, думающей и видящей так же, как могло мое бессознательное тело.
Солдаты не обратили на меня никакого внимания, когда бросили тело Татьяны в грузовик поверх моего трупа. Я упала на четвереньки и глубоко вдохнула. Они не могли прийти слишком быстро. Что произошло? Что случилось?
– Настя, мы что, умерли?
Алексей подошел ко мне сзади, справляясь с этим странным состоянием гораздо лучше. Я оперлась на кузов грузовика, чтобы подняться на ноги. Машина под моим прикосновением казалась далекой и не слишком крепкой. Физическое тело Алексея лежало ничком, твердое и окровавленное, на дне грузовика. Но эфемерная копия его стояла – стояла – рядом со мной, невредимая, ожидая моего ответа.
– Я… не знаю. – Я взяла Алексея за руку, и мы соприкоснулись.
– Они нас не слышат и не могут дотронуться. Но я касаюсь тебя. Почему?
– Я не знаю, Алексей! – Паника заставила мой голос возвыситься, будто желая, чтобы солдаты услышали, подошли и объяснили это безумие.
– Если мы призраки, то и папа с остальными тоже. Мы должны их найти. – Как и тогда, когда целую жизнь назад он прочел письмо Марии, в котором она сообщала нам, что мы отправляемся в ссылку в Екатеринбург, он был спокоен. Всего тринадцать, но солдат до мозга костей… и даже до прозрачной души.
– Ты совершенно прав. Если мы такие, то душа папы, или призрак, или что бы там ни было, должна быть где-то.
Мое призрачное сердце сжалось от желания увидеть, как отец снова ходит, двигается и улыбается. Услышать его голос. Подбежать к нему и обнаружить, что он есть, пусть и не в человеческом обличье.
Я двинулась поддержать Алексея, увести его от грузовика, но он вскинул руки.
– Я могу идти. Ничего не болит. Ничто меня не удерживает.
Благоговейный трепет в его голосе воодушевил меня еще больше. Каким бы ни было это состояние существования, оно даровало свободу, исцеление и новую надежду.
Я взяла его за руку.
– Давай найдем нашу семью.
Охранники продолжали свою работу, перетаскивая тела из подвала в грузовик. Я не могла смотреть на трупы – искала только призрачные формы. С каждым шагом я осознавала, что физически моя семья мертва. Нас всех казнили. Расстреляли.
И Заш принял в этом участие.
Но пока я не могла об этом думать. Не сейчас.
Может быть, где-то собрались души моей семьи? Неужели они ждут нас?
Я ускорила шаг и теперь бежала мимо охранников – а иногда и сквозь них – в подвал. Все, что нужно было делать, это следить за струйками крови, вытекающими из тел, которые выносили. Тропа вела вниз. Вниз. Вниз, в подвал, где пахло дымом и предательством. Штукатурка падала с потолка и стен кусками вокруг пулевых отверстий. Кровь покрывала пол, как свежая краска.
Я успела бросить только один взгляд, прежде чем вскарабкалась обратно по ступенькам, тяжело дыша в темноте. Я была мертва – или что-то в этом роде, – но яркие эмоции и ужас все еще кипели в моей груди.
Они убили нас. Они зверски уничтожили мою семью.
– Папа! – закричала я, забыв об осторожности. – Мама! Ольга! Татьяна! Мария! – Я бежала в темноту, и Алексей не отставал от меня. – Доктор Боткин! Анна! Трупп! Харитонов! – Но я не могла найти их эфирных форм. Только тела. Их мертвые тела, которые солдаты обыскивали и ворочали, как мешки с мусором.
– Драгоценные камни. – Один из солдат постучал по телу Марии стволом пистолета. – В ее одежде были драгоценности. Вот почему пули рикошетили. Потому и потребовалось так много попыток, чтобы ее убить.
Мои глаза горели, но бестелесная форма не позволяла пролиться слезам. Я могла только испытывать эмоции… и боль, как от ожогов.
– Может быть, они в наших комнатах, – предположила я в последней отчаянной попытке, ведя Алексея бегом вокруг дома, через дверь и вверх по лестнице. Нам не приходилось прикасаться к дверям. Они открылись сами по себе, словно только для нас, а затем возвращались в прежнее состояние, не издавая ни скрипа, ни стона, ни хлопанья. Распахивались ли они вообще в физическом мире, или это просто реакция призрачного пространства?
В наших комнатах не обнаружилось ничего, кроме упакованных сумок и самих помещений в том же состоянии, в каком мы их оставили. Разница в одном: собаки Татьяны лежали мертвые возле ее кровати.
– Нет! – закричал Алексей, вбегая в комнату. Он поискал глазами своего спаниеля. – Джой! Джой! Иди ко мне, девочка! – Брат бегал из комнаты в комнату. Я никогда раньше не видела, чтобы он так носился – даже в свои лучшие дни. – Джой! Где ты?
Ни отклика. Ни лая. Никакого ответа от его любимой питомицы. Я не помогала ему искать, потому что не хотела обнаружить ее тело. Мы оба знали, что если бы она находилась здесь, живая, то откликнулась бы на призыв.
– Возможно, она сбежала, – предположила я. – Или не слышит твоего призрачного голоса.
Он прикусил губу, но не заплакал. Истинный солдат. Я рыдала бы вместо него, если бы могла. Алексей тихонько подошел ко мне и обнял. Я крепко прижалась к нему, цепляясь за мысль о тепле и безопасности, которую излучала эта частичка моей семьи.
– Кто мы такие, Настя? – Брат показался мне таким маленьким. – Почему только мы?
И наконец я осознала то, что до этого момента мой разум отметал в сторону.
– Я использовала заклинание, Алексей. Заклинание от папы. Он дал мне семейную матрешку, и в ней было заклятие, которое он велел не использовать, пока мы не будем в отчаянии. Когда я потянулась к твоей руке в грузовике, заклинание сработало. И вот мы здесь.
– Что делает заклинание?
Я покачала головой, чувствуя комок в горле.
– Мне казалось, оно исцелило меня. Но сейчас… я не знаю, что оно с нами сделало. Папа говорил, что каждое заклинание создавалось на благо семьи Романовых. Он убеждал, что в нем – наше спасение.
Мне казалось неправильным спасаться без папы. Предполагалось, что заклинание распространится и на него. На всех. Я ждала, как он и сказал. Я не использовала заклинание до самого конца.
Но было уже слишком поздно.
Отец ошибался.
– Может быть, оно позволяет нам сбежать.
Алексей отстранился и пристально посмотрел мне в лицо.
Я выглянула в открытое окно, окинув взором грузовик внизу. Теперь он был заполнен телами – в том числе и нашими. Юровский зашипел на охранников, угрожая им пистолетом и заставляя вывернуть карманы и сдать драгоценности, которые они вырвали из одежды Марии. Затем взял штык у одного из солдат и пронзил шевелящееся тело в кузове грузовика. Я вздрогнула. Неужели мое? Или Алексея? Или чье-то еще?
Почувствую ли я, если они уничтожат мою физическую оболочку?
Я не могла поверить, что это сделали наши люди, наши солдаты… Заш. Стремясь защититься от этой правды, я старалась не думать о ней.
Мой рассудок не позволял мне размышлять объемно, а будто выдавал только обрывки мыслей. Капельки, в каждой из которых заключалась трагедия растерзанной и измученной страны.
– Думаю, ты прав, – откликнулась я безжизненным голосом. – Заклинание позволит нам сбежать.
Но я не знала, хватит ли у меня воли на побег. На жизнь без семьи, с осознанием и памятью о сегодняшней ночи.
Потом я посмотрела на Алексея, который стоял, высоко подняв подбородок. Подражая папиной спокойной и свирепой силе. Ради него. Ради Алексея я сбежала бы.
Я не сдамся. Мы выживем… ради нашей семьи.
Юровский действовал быстро. Через полчаса после того, как нас казнили, он погрузил тела в грузовик, а солдат – в их машины. Оставшись один, прежде чем забраться в грузовик, он вытащил карманные часы.