– Что знаешь ты?
Меня так и подмывало потянуться к матрешке, но я сжала волю в кулак.
– Знаю, что Красная армия так и не нашла его.
– Поверь мне, девочка, если красные со всеми своими возможностями, комиссарами и упорством не смогли его найти, у тебя нет никаких шансов. – Она избегала моего взгляда.
– Возможно, вас удивят мои познания, – откликнулась я. Вайра принялась отряхивать юбку и поправлять платок на голове. – Но вы тоже что-то знаете.
Она подняла глаза, на ее лице не было ни удивления, ни вины.
– Все мастера заклинаний наслышаны о нем. Ходят слухи, что единственная возможность отыскать Дочкина – использовать его заклинания. Это все.
То же говорил и Юровский, требуя у меня матрешку. Может быть, это и бабушкины сказки, но они стоят доверия.
– Спасибо за помощь. – Я сунула руку в корсет, разорвала несколько нитей и протянула ей маленькую жемчужину. – Это достаточная плата?
Она подтолкнула бусину обратно.
– Мне вполне достаточно служить царевичу и великой княжне.
– Я хотела бы заплатить вам. Поблагодарить.
Вайра протянула Зашу охапку вещей, которых не было в комнате до того, как я заснула.
– Благодарность принята. Твоя плата – уйти из этого дома и не возвращаться. – Она бросила мне цветастый головной платок. – За такую жемчужину меня могут пристрелить. Для деревенской женщины она бесполезна ровно настолько, насколько прекрасна.
Мне никогда не приходилось иметь дело с деньгами или платой за что-либо, поэтому я покраснела и положила жемчужину обратно. Я не хотела обидеть ее.
Затем повязала новый шарф вокруг бритой головы.
– Спасибо еще раз. Мы никогда не забудем вашу доброту.
– Бабушка… с тобой ничего не случится? – забеспокоился Заш.
Вайра покачала головой.
– Думаю, нет, но кто в безопасности в наше время?
Она поцеловала Заша в лоб и проводила нас до двери.
Прежде чем мы вышли, она повернулась ко мне.
– Ты права, великая княжна. Дочкин мог бы спасти твоего брата. Он, вероятно, ваша единственная надежда. Но найти его – все равно что искать иголку в стоге сена.
28
Вайра дала нам носилки, на которых мы понесли Алексея, едва вошли в лес. Они представляли собой длинный кусок ткани с двумя деревянными шестами, пришитыми с каждой стороны. Мы балансировали ими на плечах, но я была значительно ниже Заша, так что бедный Алексей, стоило нам оступиться, соскальзывал.
– Мы должны направиться в Ревду, – сказал Заш, шагая впереди. Джой кружила вокруг его ног. – Там мы могли бы сесть на поезд.
– Мы?
– Увезти вас из Екатеринбурга.
Я ничего не знала о соседних деревнях. Моя жизнь проходила в Западной России. Большевики скрывали от нас любые новости, едва нас сослали.
– А это далеко?
– Примерно в дне ходьбы отсюда. Часов десять, наверное. – Дерево впивалось в мои плечи, наверняка оставляя синяки. Сейчас – после ночи кровопролития, бегства и погони, скорби и беспокойства за брата – десять часов с таким же успехом могли быть десятью годами.
Но моя рассудительность, все еще гнездившаяся в глубине сознания, подсказала, что это возможно. Ради Алексея у меня получится. Папа мог бы гордиться.
Мы шли около часа. Из-за северного сияния здесь не было видно звезд, по которым мы могли бы ориентироваться, но у Заша оказался компас. И снова мне приходилось следовать за ним, слепо доверяя.
Я уставилась в затылок солдата и дала волю гневу. Вспомнила его лицо, когда он поднял пистолет. Пот стекающий по его лбу от страха. Что происходило у Заша в голове, когда он стрелял в меня?
Он остановился и опустил носилки.
– Можно дать Алексею заклинание.
Каждый шаг причинял страдания, физические и душевные. Я понимала, как важно дождаться, пока созреет заклинание Вайры. Но маршировать, терпя боль и глядя, как истекает кровью мой брат, оказалось тяжело. Это давило на меня гораздо сильнее, чем тяжелые носилки.
Заш вытащил из кармана заклинания – каждое с надписью. Джой прыгнула ко мне на колени, свернувшись калачиком, едва ее лапы оторвались от земли.
– Полагаешь, Юровский будет отдыхать? Может быть, он прекратил охоту за нами? – стук сердца подсказывал обратное. Все внутри меня требовало не останавливаться. Бежать. Бежать. БЕЖАТЬ.
– Мы можем только надеяться… – Пальцы Заша дрожали. Развернув бумажку, он опустил глаза. – Как только мы их используем, нам придется идти, пока не станет темно. Заставляем себя убраться отсюда как можно дальше, а затем останавливаемся, чтобы поспать.
Слово «спать» поразило мой разум, словно и было заклинанием. Бесценная награда, ради которой я готова на все.
Заш протянул мне заклинания для Алексея. Я слишком устала, чтобы ненавидеть его как раньше, но не настолько, чтобы испытывать благодарность. Он знал, что значит для меня помощь брату.
Я наложила шовное заклинание на раны на бедре и руке Алексея.
– Стежок. – Заклинание вспыхнуло, а затем кожа по краям ран соединилась, встретившись посередине, как будто переплелись миниатюрные пальчики. Магия оставила после себя грубый шрам, но оказалась гораздо эффективнее, чем мое шитье.
Алексей застонал и изогнулся. Я взяла его за руку.
– Все будет хорошо. Это поможет тебе.
Пока.
– Я спасу тебя.
Возможно.
– Я люблю тебя.
Всегда.
Действие следующего заклинания – онемения – было менее заметным, но гораздо более успокаивающим. Как только я произнесла слово, тело брата расслабилось, и он испустил самый удовлетворенный вздох, который я когда-либо слышала срывающимся с его губ. Он выглядел почти так, как если бы просто отдыхал. Зачастую хороший отдых – лучший лекарь.
– Идем отсюда. – Я наклонилась поднять носилки. Хотелось добраться до конца дня, чтобы мы с братом могли поспать. Мое собственное тело жаждало того же самого вздоха облегчения, который только что испустил Алексей.
– Для тебя есть заклинание, Настя. – Заш протянул еще один квадрат.
– Сначала уйдем отсюда.
– Бабушка сказала, что ты ранена.
Я взяла листок бумаги и повернулась спиной к солдату.
– Спасибо. Воспользуюсь им. – Как будто Заш не знал, что я ранена. Он послал пулю в мое тело. Прежде чем расстегнуть рубашку и корсет, я оглянулась, чтобы убедиться, что он повернулся ко мне спиной. Движения были деревянные, а каждый вдох казался более болезненным, чем предыдущий.
Пурпурный цветок с темным пятном в центре распустился поверх моих ребер. Картинка, похожая на зрелище северного сияния в ночном небе, за которым мы наблюдали с папой. Только теперь – на моей коже. Я позволила заклинанию скользнуть на палец, затем прижала его к груди, вздрогнув. Я прошептала слово, и магия впиталась в кожу. Синяк не изменился, но что-то сдвинулось внутри моего тела с глухим хлопком. Я вскрикнула и оперлась на дерево.
– Настя, ты…
– Не подходи! – Я протянула свободную руку к Зашу ладонью вперед. Боль уменьшилась, но не совсем утихла. Я выпрямилась, зашнуровала корсет и заправила рубашку. – Я готова идти.
Он кивнул и позволил мне приподнять мою сторону носилок брата, прежде чем взять свою. Мы устроили Джой на носилках вместе с Алексеем, взвалили их на плечи и пошли дальше в лес.
Наступление темноты, казалось, заняло годы. К тому времени, как сгустились сумерки, я шагала с закрытыми глазами. Спотыкалась и с трудом удерживалась на ногах, потела под оленьей шкурой. Наконец мы остановились, и мне стало безразлично, далеко или близко Юровский. Я опустила Алексея на землю и свернулась калачиком рядом с ним.
Воздух был уже не таким теплым, как раньше, отчетливо говоря о грядущем августовском похолодании. Но сейчас я бы предпочла холод комарам.
Сырая земля проседала под нашими подошвами. Заш развернул две солдатские шинели, которые нес с собой. Он подвинул Алексея к одной из них.
– Возьми вторую. Вам лучше не спать на сырой земле.
Я не хотела его доброты. Не хотела его жертв. Но какая-то темная часть меня подумала, что да, конечно, я должна взять шинель, и тогда Зашу придется спать на сырой холодной земле. Но человеческая часть меня – та, что любила папу и теперь слышала его голос в моем сердце, – спросила:
– А ты?
– Достаточно ткани на носилках. Какое-то время я буду сторожить.
Сторожить. Как вообще ему удается держать глаза открытыми? Даже Джой уже прижалась к Алексею и задремала.
– Мы в большей безопасности, чем когда-либо. А теперь спи. Завтра и каждую ночь после этого нам придется постоянно быть начеку.
Он не стал спорить. Как один, мы все приняли объятия тьмы и усталости. Сна, который утешал и оживлял святого, грешника и всех, кто был между ними. Ночи, которая наконец-то отделит нас от самого длинного и черного дня в нашей жизни.
29
Я проснулась, закашлялась от густого влажного тумана, поднимавшегося от лесной земли, и сжала зубы от резкой боли в ребрах. Солнце уже взошло и начало пригревать. Джой лизнула меня в лицо. Я погладила ее по голове и села. В тот момент меня накрыла волна осознания, и воспоминания прошедшего дня хлестнули наотмашь, сдавливая горло.
Папа.
Мама.
Ольга.
Татьяна.
Мария.
Их имена сияли в моей кипящей крови. Бурлили, пока не увлекли меня прочь от маленького лагеря на заросшую кустами поляну, где я попыталась привести себя в порядок.
Романова. Романова. Романова.
Моя кровь одинока. Без семьи у меня ничего не выйдет. Надежда, благодаря которой мы держались на плаву, была связана с родными. Каждую мечту лелеяли всей семьей. Мы собирались жить… или умереть – но все вместе.
Однако меня оставили.
Слезы хлынули резко и горячо. Я вонзила ногти в землю и разрыдалась. Оплакивая жизнь, вырванную из меня. «Связь… наших сердец…» – ахнула я.
Рядом нет Марии, которая могла бы закончить эту фразу. Я вообразила звук ее голоса. Ее лицо. Улыбку. «…