– Я постоянно искала рецепт, как их изготовить. – От одной мысли, что я наконец-то получу ответ, пульс участился.
– Этот секрет мастера заклинаний раскрывают только своим ученикам, – Дочкин похлопал по банке в моих руках. – Вы можете создать чернила только после того, как мастер заклинаний одарит вас своими собственными чернилами. Это гарантия того, что магия передается правильному человеку. У вас была моя матрешка, но эти чернила – мой первый подарок вам, великая княжна.
Я вытаращила глаза.
– Вот почему ничего подобного не пишут в книгах заклинаний.
Дочкин кивнул.
– И пожалуйста, маг Дочкин, зовите меня Настей. Я больше не ваша царевна. Я ваша ученица.
Он шлепнул на кухонный стол стопку из трех черных тетрадей, похожих на папины дневники.
– Начнем с этого. Теперь, когда у вас есть основа чернил, вы можете прочитать, как они работают и соединяются с силой мага. Составьте список вопросов к моему возвращению. Как только вы освоите эти записи, я дам следующий набор.
Мне оставалось только молча кивнуть.
– Я почти готов! – Алексей вошел в кухню в обычной одежде. Его лицо после отдыха и целительных заклинаний светилось здоровьем.
Внутри все сжалось, и я чуть не выронила чернила. Они так скоро уезжают. Сегодня. Я не была готова прощаться.
– Какой хмурый взгляд, сестра! – Алексей протянул руки. – Неужели моя обычная одежда выглядит так ужасно?
Я прекратила хмуриться, хотя и не думала, что лицо мое сильно изменилось.
– Боюсь, ты слишком красив, чтобы выглядеть заурядно. – Я с трудом вздохнула. – Трудно сказать «до свидания».
Он взял мои руки в свои, и только сейчас я поняла, что он почти сравнялся со мной ростом.
– Узы наших сердец…
Мои глаза горели.
– …охватывают километры, память и время.
– Мы скоро вернемся, чтобы Дочкин продолжил тебя учить. И я уверен, что попаду в передрягу, и заклинание мне понадобится гораздо раньше, чем мы думаем.
Дочкин загрузил банки и бутылки с заклинаниями в заплечный мешок.
– Их достаточно, чтобы поддержать вас до нашего возвращения, царевич.
Он все еще не мог отказаться от официальных титулов – придется поработать над этим, прежде чем они доберутся до деревни.
Мое внимание привлекло какое-то движение за дверью. Заш опустился на колени у маленького ручейка в отдалении. Со вчерашнего нашего разговора он практически не произнес ни слова. Каждый миг отдавал уборке, уходу за скотиной, подготовке повозки, в которой уедут Алексей, Дочкин и Юровский.
Он был единственной ниточкой, выбивающейся из полотна моей новой судьбы.
Я собиралась поговорить с ним еще вчера, после того, как все закончилось. Но обсуждения, усталость и чувства, отягощавшие нас всех, не позволили мне пересечь выставленную между нами границу. Сейчас… Приходилось просто тянуть время. Почему я так колебалась, хотя в глубине души лелеяла надежду?
Алексей сжал мою руку.
– Иди к нему, сестра.
– Я переживаю, – прошептала я.
Он усмехнулся.
– Это хороший знак.
Я игриво толкнула его локтем и повиновалась, но не раньше, чем услышала от него последние слова.
– Его будущее в твоих руках, Настя, а не в моих.
Я обнаружила Заша в саду у ручья. Он сел на колени возле груды камней и принялся скручивать две палки в крест. Его руки работали осторожно, сплетая воспоминания и печали толстой веревкой.
Я опустилась в траву рядом с ним на колени.
– Мне очень жаль Вайру.
Его руки замерли.
– Она знала, чем рискует.
Я удерживала бечевку на месте, пока он завязывал узел.
– Все равно мне очень жаль.
– Много раз я боялся за ее жизнь, и теперь словно уже пережил этот миг. В сотни раз сильнее. Она пыталась подготовить меня. Каждый раз, когда я уходил из дома, бабушка заставляла меня прощаться, словно в последний раз.
Заш держал крест на коленях и смотрел на него.
– Я думаю, она гордилась бы нами.
Он кивнул.
– Я боялся, что, как только она покинет этот мир, почувствую себя опустошенным. Одиноким.
– Ты… не один.
Он воткнул крест в траву среди цветов. Мы зачерпывали землю вокруг, сделав в основании небольшую насыпь, чтобы удержать его в вертикальном положении. Так должны были похоронить мою семью. Возможно, когда-нибудь я смогу устроить им достойные похороны.
– Если со мной или Алексеем что-нибудь случится… ты проследишь, чтобы нас похоронили вместе с семьей? – Мой вопрос прозвучал после долгого молчания, но Заш, казалось, понял, почему я его задаю.
– Конечно. – Он сложил камни вокруг основания креста. Я не стремилась помочь ему, позволяя закончить самому.
Пока мы сидели перед крестом, всплыли воспоминания о том, как папа множество раз читал нам священные книги и вел в молитве. Воспоминания о надежде и жизни, которые он привил нам.
Заш помог мне подняться на ноги и отряхнуть одежду. Мы стояли в саду вместе – напоминание о днях в Ипатьеве, но с новой свободой, ознаменовавшей будущее.
Что же будет делать Заш? Вернется в Екатеринбург? Отправится на поиски своего племени? Алексей сказал, что его судьба в его руках. Я не хотела, чтобы он чувствовал себя обязанным, мечтала, чтобы Заш тоже ощутил свободу выбора. Поэтому задала тот же вопрос, что и Алексей.
– Чего ты хочешь, Заш?
Он долго молчал.
– Я хочу искренне, верно любить.
Это было совсем не то, что я ожидала услышать.
– Всю жизнь мною двигали преданность и забота о людях, которых я любил. О других пастухах, о Вайре. Меня учили, что нет ничего важнее такой заботы. Но твоя семья показала мне совсем другое. Ты усердно заботишься о тех, кого любишь, – ты сделаешь для них все, что угодно. Но не только. Ты любила своих врагов. Своих друзей. Вы с семьей любили большевиков в достаточной мере, чтобы пожертвовать возможностью бежать.
Чем дольше он говорил, тем сильнее сжималось мое горло. Я никогда не чувствовала, что умею любить, но папа определенно умел. И он был для нас примером. Мы все хотели любить так, как он.
– Когда я наконец раскрылся для такой любви, то понял, что забочусь о тебе. Об Алексее. И это меня изменило. Я… теперь я думаю, что стал лучше. Лучше в душе.
Его открытость позволила раскрыться и мне.
– Мне нравится, что ты такой, Заш. Как и Алексею, и Дочкину, причем настолько, что они хотят оставить тебя здесь. Чтобы ты работал руками так же, как и в своем племени. И… тоже этого хочу.
– Ты этого хочешь, Настя?
Согласиться – значит разделить с ним потаенную, запутанную, жесткую часть себя. Я хотела сказать «да». Прокричать «да».
– В одиночку у меня ничего не выйдет. Ты останешься? Поможешь мне?
Это был легкий путь. Трусливый выход. Приглашать его ради его же блага… помогать мне… вместо того чтобы сказать, что хочу его присутствия.
И все же, казалось, ему этого было достаточно.
– Конечно, я останусь. Разумеется, помогу. – В голосе уже не осталось открытости. В том моя вина.
Что я могла сказать? Как объяснить ему, что чувствовала? Даже я сама этого не понимала. Несколько раз пыталась заговорить и вновь закрывала рот. Но он сменил тему, прежде чем я успела сказать хоть что-то еще.
– Спасибо, что не применила к себе заклинание памяти. Не думаю, что ради меня ты отказалась от этой мысли.
– Ради Алексея, – откликнулась я, и он кивнул. – И ради папы тоже. И ради себя самой. – Я обхватила его мозолистую руку своей. – Но да, и ради тебя тоже, Заш.
Он поднял голову.
– Как я могла оставить тебя наедине со всеми этими воспоминаниями! Я… я рядом.
У него перехватило дыхание. Но пока я не смела надеяться.
– Я тоже здесь ради тебя, Настя. Я много знаю о борьбе, в которой живут мастера заклинаний. Для меня было бы честью служить Алексею, Дочкину и тебе… в любом качестве, которое тебе необходимо. Как я и должен был сделать с самого начала.
– Все, что мне от тебя нужно, – это ты сам.
Вот. Я сказала. Слова прорвались сквозь мою нерешительность, как скачущая лошадь перелетает через забор.
– Я хочу, чтобы рядом был именно ты… Ты, какой есть, Заш.
Мой сердечный друг выглядел ошеломленным. Словно застыл во времени.
– Ты имеешь в виду…
– Как-то ты говорил, что любишь лысых бывших княжон, – усмехнулась я. – Но, боюсь, мне знакома лишь одна. Она хочет жить, побеждать и учиться мастерству заклинаний вместе с тобой. Она спрашивает, нужна ли тебе.
Он легко коснулся моего лица, проведя пальцем по скуле.
– Она уверена, что ей нужен я? Может ли она заставить себя доверять мне?
Доверять Зашу значит верить, что еще есть надежда – на человечество, на мое будущее. Это пугало. Мне хотелось верить, но все еще не удавалось вернуться назад, к тому времени, когда надежда несла меня в своих теплых волнах. Мы спасли Алексея, но Юровский оставался на свободе. Папа надеялся освободиться и выжить, но его застрелили. Я надеялась на дружбу с Зашем, а он предал меня.
Но потом он раскаялся. Попросил прощения, и я решилась забыть о своей боли и довериться ему. Отчасти от отчаяния, а отчасти потому, что не сумела полностью отказаться от надежды. Папа никогда этого не делал – даже в самые худшие времена.
– Да. Всем моим разбитым сердцем Романовых. – Я всматривалась в лицо Заша, когда он притянул меня ближе. В его глазах отражалась те же осторожность и страх, что и у меня. Но и та же надежда. И эта нить нас связала.
Он переплел свои пальцы с моими и наклонился вперед, прошептав:
– Все хорошо?
Я глубоко вздохнула, заставляя себя обдумать вопрос.
Я еще не была в порядке и знала, что Заш тоже.
Но происходящее теперь – новые мы – было шагом к этому.
– Да.
Нежно, мягко он поцеловал меня. Его свободная рука крепко удерживала меня, и я знала, что этого – по крайней мере, этого мгновения – у меня не отнять. Оно принадлежит нам целиком. Независимо от будущего. Независимо от прошлого.
Мы вернулись в дом, к Алексею и Дочкину, где нам предстояло поддерживать друг друга в новых делах. Даже не новая миссия… новый образ жизни. За сохранение прежнего существования мы более не боролись. Вместо этого все отправились вперед, в новую жизнь. Жизнь в истерзанной войной стране. Жизнь под властью Советов, которые, возможно, будут свергнуты, а может, и нет.