актной, инстинктивной человеческой порядочности лежала причина того, что радикальные агитаторы, пытавшиеся поднять крестьян на “классовую борьбу”, столкнулись с таким сильным сопротивлением. Даже во время революций 1905 и 1917 годов крестьянские бунты были направлены на конкретные объекты – месть тому или иному помещику, захват лакомого участка земли, порубку леса. Они не были нацелены на “строй” в целом, ибо крестьяне не имели ни малейшего подозрения о его существовании.
Но эта черта крестьянского сознания имела и свою скверную сторону. К числу недоступных крестьянскому пониманию абстракций относилось и право, которое они были склонны смешивать с обычаем или со здравым смыслом. Они не понимали законоправия. Русское обычное право, которым руководствовались сельские общины, считало признание обвиняемого самым убедительным доказательством его вины. В созданных в 1860-х годах волостных судах, предназначенных для разбора гражданских дел и управляемых самими крестьянами, единственным доказательством в большинстве случаев было признание подсудимого. Крестьянину точно так же трудно было понять, что такое “собственность”, которую он путал с пользованием или владением. По его представлениям не живший в своём имении помещик не имел права ни на землю, ни на её плоды. Крестьянин мог легко позаимствовать вещь, в которой, по его мнению, законный владелец не нуждался (например, дрова из господского леса), однако в то же самое время выказывал весьма острое чувство собственности, если речь шла о земле, скотине или орудиях других крестьян, поскольку эти вещи были надобны для заработка на хлеб. Крестьяне смотрели на адвокатуру, созданную судебной реформой 1864 года, просто как на новую породу тех же самых лихоимствующих чиновников: иначе зачем же адвокаты берут деньги за вызволение попавших в судебную переделку? Крестьянин терпеть не мог формальностей и официальных процедур и был не в состоянии разобраться в абстрактных принципах права и государственного управления, вследствие чего он мало подходил для какого-либо политического строя, кроме авторитарного…»
Видите, даже советник Рейгана, несентиментальный американский политолог Ричард Пайпс, фиксируя разрушение русского крестьянского мира, не мог пройти мимо… в его терминах это, наверное, « ещё одна побочная продукция русской деревни» , то, что она воспитывала, веками «воспроизводила» – добрых, сострадательных, мужественных, великодушных людей. И просто потрясает картина гибели этого мира – и не от злодеев, интервентов ( Ау, Наполео-он! Где ты?! – Спросите об этом у русских крестьян – ополченцев, партизан или одетых в солдатские мундиры ), а от какой-то неуловимой абстракции, «закона стоимости». Вот вы приходите на рынок, берёте из двух кусков ткани тот, что лучше и дешевле, и этой 30-копеечной покупкой наносите свой микроудар по огромному и прекрасному миру.
И обещанная ранее параллель: «неразрешимые» ситуации XIX и XXI веков
В книге о Дальнем Востоке, в главе «Китайцы» я воспроизвёл свою давнюю беседу с господином Вэнь, занимавшим очень важную, хотя и почти неформальную должность – главы всех хуацяо, этнических китайцев, живущих и работающих в России и всей Восточной Европе… В том числе и работавших на «Черкизоне», но, признаюсь, во время наших нескольких встреч (2002–2003 гг.) я ничего толком не слышал о том «рынке».
Господин Вэнь с особой восточной иронией упомянул нараставшую тревогу чиновников ВТО, министров торговли США по поводу баланса торговли с Китаем, безграничного роста китайского экспорта.
Я же со своей склонностью к историческим ассоциациям ответил, что этой проблеме уже более двух тысяч лет! Ещё Плиний Старший и Тацит беспокоились, даже негодовали по поводу « …неудержимого отлива национального богатства на ненасытный Восток» . Злились они, конечно, на свой Древний Рим, который не мог обойтись без китайского шёлка и не нашёл ни одного товара, хоть сколько-нибудь нужного Китаю.
В XIX веке историк Карл Вейле сделал интересный подсчёт «перекоса торгового баланса» в античную эпоху – 100 миллионов сестерциев ежегодно! И даже любезно перевёл древнеримскую валюту в современные ему немецкие марки, получилось 22 000 000. Эту количество Индия и Китай делили примерно поровну. То есть на 50 миллионов сестерциев ежегодно Римская империя (то есть Европа) покупала в Китае больше, чем продавала. А поскольку великого изобретения – американского «бумбакса» (так, по аналогии с дешёвым магнитофоном «бумбоксом», назовём бумажный доллар) тогда ещё не существовало, то вывод Карла Вейле таков: «Это привело к полному государственному банкротству и недостатку благородных металлов в последний период римской истории. Всё народное богатство Рима лежит в земле Востока» .
Правда, современница Вейле, королева Виктория, решила эту проблему (торгового баланса) по-своему. Ведь тогда, в XIX веке к шёлковому «искушению» добавился ещё более серьёзный товар – чай. Знаменитые «чайные клипера» открыли эру яростных гонок по маршруту «Гонконг – Ливерпуль».
Но что могли британцы дать Китаю взамен? Англия была вынуждена оплачивать свои всё возрастающие закупки китайских товаров драгоценными металлами. Пытаясь восстановить равновесие, английские власти посылали торговые делегации к китайским императорам, но переговоры никогда не увенчивались успехом. Ситуацию хорошо резюмируют слова императора Цяньлун, сказанные им в 1793 году лорду Маккартни, послу Георга III: « Нам никто не нужен. Возвращайтесь к себе. Забирайте свои подарки!»
Общий итог товарных балансов: в Китае спросом пользовались лишь русские меха и итальянское стекло.
Где же связь с русским XIX веком, «неразрешимыми проблемами»? Смотрите:
в 2010 году Китай давал 37 % мирового производства.
в 1990 году – 14 %…
А ещё отступить лет 30–40 назад? В Китае – многодесятилетняя гражданская война, потом «культурная революция»…
Я специально не подбирал статистики, но уверен: на рубеже 1960 года Китай, занимавшийся иррациональными, малопонятными для нас вещами вроде охоты на воробьёв, выплавкой чугуна в домашне-кухонных условиях (выбрасываемого потом по причине плохого качества), походами хунвейбинов, кампаниями «огонь по штабам» (по своим руководителям), – тот Китай имел едва ли 1–2 % мирового производства. И ещё большой вопрос, как засчитывать тот анекдотический «домашний чугун»?
И вот теперь – чистые 37 % мирового производства.
Financial Times называет это «…самым важным изменением мирового баланса… со времён выхода на мировую арену США». К этому я добавлю факт, если вдуматься, почти зловещий: «Китай – единственная держава мира, занижавшая объёмы своего производства».
Я сразу переведу взгляд на «наши палестины», на те самые наши миллион раз упомянутые на митингах протеста простаивающие заводы, разваленное производство, заколоченные фабрики. Вопрос простой: а когда они не простаивали, не разваливались, когда они вообще создавались? Правильно, именно – в период, когда Китай давился английским опиумом, потом разрывался на десяток фронтов в гражданских войнах, мучился под японской властью, охотился на воробьёв, «хунвейбинил», выдавая даже не известно сколько процентов мирового производства, но главное на экспорт, «в окружающий мир» шло…
Да что вы и вспомните «Made in China» 1940–1950 годов?! Термосы? А теперь?
Развал СССР совпал с очередной консолидацией, собиранием сил и модернизацией Китая (это по времени – « совпал» , в некоторых других измерениях возможно и есть очень тонкие взаимозависимости нашего развала и их модернизации ).
Но всё же… Китай вырвал свои почти 40 % мирового производства НЕ у СССР! (Не только у СССР.) У нас этих сорока мировых процентов просто не было! Китайские 40 % – это закрывшиеся производства, «заколоченные фабрики» по всему миру, в том числе в США, Европе… Это, возможно, сказалась тенденция, подмеченная ещё в Древнем Риме и математически обсчитанная Карлом Вейле в XIX веке.
«Сообщающиеся сосуды» мира, разделение Восток/Запад – это настолько объективно, глобально… эпохально, что нужно просто напрячься, немного перенастроить зрение и посмотреть на это как на… дрейф и раскалывание континентов на геологические эры, на вращение галактик… Тысячу или более лет Китай (и Индия) работали так, как это подметили ещё в Древнем Риме. Потом 200 лет кризиса, гражданских войн, смут, «охоты на воробьёв». Теперь снова у Востока (кроме античных Китая и Индии, это ещё и Япония, Корея, активно подрастающие Малайзия, Вьетнам, Индонезия) более половины мирового производства – на сколько ещё лет, никто не знает.
Я же знаю… только то, что если вожаки, политики будут тыкать нашими закрывшимися фабриками, забыв учесть этот глобальный, всемирный фактор производственного взрыва на Востоке, то горе нам с такими политиками и лозунгами вроде: «Настал ледниковый период – виноват антинародный режим!», «Гондвана раскололась – правительство в отставку!» .
Как они там в Европах будут приноравливаться к новому геологическому периоду, какие ниши себе отыщут – их дело. Нам интересно (и полезно) будет посмотреть. Но почему именно в России надо устраивать революцию/Гражданскую войну из-за таких общепланетарных подвижек?! – вот что по-настоящему возмущает и бесит…
В чём сходство с XIX веком? Тогда точно так же тыкали правительству разорением деревни, но ни одна из тыкающих (и стреляющих, и собирающих оппозиционные партии), ни одна из этих… особей не пожелала переодеться в крестьянские домотканые холстины и не придумала, как подвигнуть на это сколько-нибудь значимое количество сограждан. Равно и сегодня: кто из тыкающих «остановленным производством» готов отказаться от китайско-корейско-японской и т. д. техники? Хотя бы только… представим самое простое: в своём офисе (своей компании, партии) заменить все ксероксы, компьютеры и компьютерную почту на… (при сегодняшних информационных потоках) 350 курьеров, секретарей-машинисток, счетоводов, кассиров. Про советские компьютеры, «ЭВМ» мне, кибернетику, «внедрявшему АСУ» в 1981–1990 годах, можно и не рассказывать. Загрузить 15 кг перфокарт да посмотреть, что она там за одну ночь и три поломки насчитает, – это да. Но в режиме «реального времени» они просто не работали…