Принцессу покоробило, когда после Ее помолвки Георг счел себя вправе обсуждать Ее будущую совместную с Ники жизнь и давать неуместные советы. В начале мая 1894 года в письме Николаю она с возмущением писала:
«Забыла вчера сказать, что этот глупый Джорджи говорит, что Я должна настоять на том, чтобы Ты носил высокие каблуки, а сама должна носить совсем низкие. Мэй, по его словам, не хочет менять своих, а он стал носить высокие; в начале было неудобно, а потом их и не замечаешь. Вижу Твое лицо, пока ты это читаешь! Будто рост составляет какую-нибудь разницу, а мужчина на высоких каблуках так смешон, и Я уверена, что Ты никогда этого не сделаешь».
Алиса-Александра и позже не переменила взгляда на кузена Джорджи, хотя прилюдно критически о нем не высказывалась. Он ведь родственник, член Династии. В то же время Ее порой коробили бестактности английского кузена. Например, в конце 1902 года он прислал Ники письмо, где радостью сообщал, что у них родился четвертый сын, и беспардонно добавил: «Я хотел бы, что бы один из них был Твой».
Джорджи знал, что у них родилось четыре дочери, он не мог не знать, что появление сына было заветной мечтой, неизбывным желанием. И при этом позволил себе такой пассаж, так бездушно уколол родительские и монаршие чувства!
Она не сомневалась, что у Георга недостаточно развито чувство меры. Для Александры Федоровны это было признаком не очень хорошего тона. Жена Джорджи Мария, которую все звали Мэй, была под стать супругу: на уме только туалеты и балы. Обескураживала и алчность четы герцогов Йоркских.
Алиса-Александра на всю жизнь запомнила, как у обоих горели глаза, когда летом 1894 года рассматривали подарки ей от Ники. Все перетрогали, переглядели по нескольку раз, попробовали на вес, оценили. Подарки действительно впечатляли: кольцо с розовой жемчужиной, ожерелье из розового жемчуга, браслет-цепочка с крупным изумрудом, бриллиантовая брошь с сапфиром.
Самое сильное впечатление произвел подарок Царя и Царицы – массивное жемчужное ожерелье, сделанное специально к этому случаю известным петербургским ювелиром Фаберже. Джорджи и Мэй, когда узнали, что оно оценивается в 25 тысяч фунтов стерлингов, аж языком зацокали. Целое состояние! «Какая ты счастливая!» – услышала от них Алиса.
Принцесса ничего не ответила, лишь в душе проснулось сочувствие к своим родственникам. Неужели драгоценности могут осчастливить? Радость дарует совсем другое: сознание, что навеки будешь принадлежать любимому человеку.
Николай же Александрович всегда относился к Джоржи с ровной симпатией. Она лишь усилилась после того, как тот весной 1910 года стал Английским Королем под именем Георга V. Теперь главами двух стран являлись люди, питавшие личное расположение друг к другу. Это было залогом улучшения и межгосударственных отношений, о чем Царю сразу же после восшествия на Престол писал и Английский Кузен-Король:
«Мой дражайший Ники! Благодарю от всего сердца за милое письмо; я глубоко тронут тем сочувствием, что Ты проявил ко мне в связи с невосполнимой утратой, которую я и моя любимая Страна понесли со смертью моего самого дорогого Папа́! Ты, увы, тоже прошел через все то, что я переживаю сейчас. Последние три недели были ужасны, сердце у меня почти разрывалось, и в то же время мне приходилось выполнять все мои обязанности, и нести новые ответственности, и встречаться со столькими людьми по устройству последних скорбных церемоний…
Да, мой дражайший Ники, я надеюсь, что мы всегда будет продолжать нашу старую дружбу, Ты знаешь, я неизменен, и я всегда Тебя так любил. Да, в самом деле, я знаю, как с самого начала мой дорогой Отец старался сделать все, что мог, чтобы обе наши Страны были вместе, и Ты можешь быть уверен, что я буду проявлять такой же интерес к России, как и Он. И что я буду стремиться и трудиться, чтобы улучшить те дружеские отношения, что, к счастью, сложились между нашими Странами. И я знаю, что и Ты будешь делать то же самое, и я уверен, что, когда наши два народа будут лучше знать и понимать друг друга, все наши усилия увенчаются успехом…
Надеюсь, дорогой Аликс лучше, пожалуйста, передай Ей от меня горячий привет. Надеюсь, время от времени Ты будешь писать мне, если у Тебя будет нечто особенное сказать мне, если, на Твой взгляд, дела будут обстоять не совсем так, как ты пожелаешь. Мэй передает Тебе горячий привет. В мыслях я постоянно с тобой. Благослови Тебя Бог, мой дорогой старина Ники, и помни, что Ты всегда можешь рассчитывать на меня как на своего друга. Навеки Твой преданный друг Джорджи».
Эта дружба подверглась испытаниям в 1917 году и не выдержала их. Когда Николай II отрекся от Престола и вместе с семьей стал заключенным, то английский кузен вначале хотел приютить Царя и Царицу. Когда же понял, что это сопряжено с политическими осложнениями, что для этого надо идти против влиятельных левых сил у себя в стране, то испугался и отрекся от своих русских родственников.
Король Георг V не сделал ровно ничего, что могло бы облегчить участь поверженных Венценосцев. У него не было ни малейшего желания бросать вызов публике, демонстрируя свои человеческие симпатии.
Ни в 1917 году, ни потом Английский Монарх не проявил интереса к судьбе своих родственников в России. Ему эта история стала «мало интересной». Получив известие о гибели Романовых в Екатеринбурге, Георг V писал своей кузине, сестре Императрицы Александры Федоровны маркизе Виктории Мильфорд-Хэвен (Баттенберг):
«Глубоко сочувствую Вам в трагическом конце Вашей дорогой Сестры и Ее невинных детей. Но, может быть, для Нее самой, кто знает, и лучше, что случилось, ибо после смерти дорогого Ники Она вряд ли захотела бы жить. А прелестные девочки, может быть, избежали участь еще более худшую, нежели смерть от рук этих чудовищных зверей».
Невольно приходит на ум бессмертный афоризм Ларошфуко: «У нас всегда найдутся силы перенести несчастье другого». Как «повезло» семье последнего Царя: их всех убили вместе! Да, истинно «королевское сострадание»!
После получения первых, еще неясных сведений о гибели Царя в Екатеринбурге Георг V записал в дневнике 25 июля 1918 года: «Мэй и я присутствовали на службе в русской церкви на Уэлбек-стрит в память дорого Ники, которого, боюсь, расстреляли большевики в прошлом месяце. Мы не могли узнать подробностей, [но] это было грязное убийство. Я был предан Ники, добрейшему из людей, настоящему джентльмену, любившему свою страну и свой народ».
Король проявлял себя «истинным джентльменом» лишь на страницах интимного дневника…
Помимо Николая II, Александры Федоровны и их детей в России оставались и другие близкие родственники Виндзоров. Внучка Королевы Виктории и кузина Георга V Великая княгиня Елизавета Федоровна до апреля 1918 года находилась в Москве, а затем была выслана на Урал, где в Алапаевске и была убита через день после гибели Царской Семьи. Ни при Временном правительстве, ни позже власти Британии вообще не обнаружили никакого интереса к судьбе княгини.
Однако в одном случае Георг V выказал озабоченность в отношении своей Романовской родни. Это касалось матери Николая II и тетки Английского Короля Вдовствующей Императрицы Марии Федоровны. С конца марта 1917 года она вместе с дочерьми Ксенией и Ольгой и их семьями находилась в Крыму. До осени 1918 года английские власти проявляли в отношении старой Царицы полную индифферентность, хотя информация из Крыма о тяжелом положении Романовых в Англию и поступала.
Мать Георга V Вдовствующая Королева Александра очень переживала за сестру, умоляла сына помочь спасти «несчастную Минни», но тот долгие месяцы только выражал «сочувствие» на словах. Желание инициировать какие-либо акции для спасения своей тетушки у Короля долго не проявлялось.
Лишь в конце 1918 года, когда английская эскадра стояла уже в Стамбуле, ее командующий получил секретное предписание Адмиралтейства провести тайную операцию по вывозу Императрицы и двух ее дочерей из Крыма. О других Романовых, находившихся к тому времени в Крыму, речи вообще не шло.
21 ноября 1918 года отряд англичан высадился тайно на берег, и его командир встретился с Марией Федоровной. Царица сразу же сообщила, что не собирается тайно, ночью бежать на английском корабле, оставив в Крыму других своих родственников и приближенных, которых англичане спасать не намеревались.
После того прошло еще более четырех тревожных месяцев, прежде чем в конце марта 1919 года у берегов Крыма «открыто» появился английский дредноут «Мальборо». Его капитан получил разрешение Адмиралтейства взять на борт не только Царицу, но и других Романовых, а также всех приближенных, многие месяцы разделявших с Марией Федоровной опасности и невзгоды крымского пребывания. 11 апреля 1919 года старая Царица покинула Крым, а 8 мая она встретилась в Лондоне со своей сестрой Александрой.
Знаки внимания своей тетушке оказал и Король Георг V, который вместе с Королевой Марией (Мэй) оплачивал счета Царицы в Англии. Это «трогательное великодушие» не было лишь искренним проявлением чувств. Современный английский исследователь пишет: «Нет сомнения, что за финансовой поддержкой Марии со стороны Георга V скрывалось его знание о ее шкатулке с драгоценностями, которые удалось спасти в Крыму». Последующие события полностью подтверждали данный вывод.
Мария Федоровна вывезла за границу личные драгоценности, составлявшие уникальную коллекцию ювелирных украшений. После смерти Вдовствующей Императрицы 13 октября 1928 года в Дании Георг V проявил удивительную распорядительность.
Сразу же по получении известия в Копенгаген отбыл доверенный человек: по просьбе Короля им оказался последний Царский министр финансов П.Л. Барк (1869–1937), в то время исполнявший обязанности советника управляющего Британского банка. Его задача сводилась к тому, чтобы «завладеть шкатулкой и отправить ее в Букингэмский дворец».
Барк, запугав дочерей усопшей Царицы возможностью хищений и пропаж, легко добился их согласия на переправку сокровищ в Англию. Тело Марии Федоровны еще не было погребено, а ее драгоценности тайно, в спешке, но с большими предосторожностями покинули Данию. При этом страховая оценка их составила огромную по тем временам сумму в 200 тысяч фунтов стерлингов.