В другом Своем предчувствии Она оказалась правой: как только загремели первые залпы военных баталий, Александра Федоровна предрекла революцию в Германии и крушение власти ненавистных Гогенцоллернов…
Нелюбовь к Вильгельму – сыну, внуку, кузену, племяннику – объединяла английских и русских родственников.
Королева Виктория, ее дочь Виктория, сын Альберт (Эдуард VII), его жена Александра, внук Георг (Георг V) воспринимали необходимость встречаться и общаться с Кайзером как наказание.
Когда Вильгельм II присвоил своему английскому кузену, будущего Королю Георгу V, почетного звание полковника одного из германских полков, то его мать Александра Уэльская писала сыну: «Итак, мой мальчик Джорджи стал истинным, энергичным, мерзким немецким жандармом в остроконечной каске. Я никогда не думала, что доживу до такого дня».
Царское отношение к «повелителю Германии», по сути, не отличалось от английского. Николай II, как правитель огромной Империи, не мог игнорировать монарха другой великой державы. Держался при неизбежных встречах с неизменной учтивость, хотя даже ему, человеку огромного самообладания и выдержки, делать это было часто непросто.
«Кузен Вилли» почти всегда был «невозможным». Шумный, бесцеремонный, даже «нахрапистый», он умудрялся даже Царя выводить из себя. Его манеры фельдфебеля, его навязчивые разговоры, его анекдоты, часто скабрезные, над которыми он сам и начинал хохотать, при полном молчании окружающих, – все это производило гнетущее впечатление.
У Николая II после встречи с Кайзером всегда портилось настроение. Однажды не выдержал и сказал вслух, что «Вильгельма надо связать, как сумасшедшего». Никогда и ни о ком ином за всю Свою жизнь Царь публично так уничижительно не отозвался.
Когда в соответствии с династическим этикетом надо было присваивать Кайзеру звание адмирала русского флота (Царь уже был адмиралом германского), то Николай II писал матери:
«Я думаю, что, как бы ни было это неприятно, мы должны позволить ему носить наш морской мундир, в особенности после того, как он сделал Меня в прошлом году капитаном собственного флота. От этого тошнит!»
Нелюбовь вызывала и супруга Вильгельма II императрица Августа, урожденная Шлезвиг-Голштинская Принцесса. После визита Кайзера в Россию Царь делился с Марией Федоровной впечатлениями:
«Благодарю Бога, германский визит завершен… Она (жена Кайзера. – А.Б.) пыталась быть очаровательной, но выглядела весьма безобразно в роскошных платьях, выбранных без вкуса. Шляпы, которые она носила по вечерам, были особенно невозможны».
В отношении Кайзера взгляды Александры Федоровны и Марии Федоровны совпадали. Такое единомыслие двух Цариц редко наблюдалось.
Мария Федоровна всю жизнь ненавидела пруссаков, а поведение Вильгельма II все время подогревало это чувство. Она ни разу с ним не встретилась. Не могла и не хотела. Она, как и ее покойный супруг, считала кайзера «шалопаем на Троне». С такими субъектами у нее ничего не было общего. В его «бесстыдстве» лично смогла убедиться летом 1914 года.
Мария Федоровна тем летом гостила у сестры Александры в Англии, но, когда стал назревать мировой конфликт, она немедленно отправилась в Россию. Путь Марии Федоровны пролегал через Германию, и 20 июля она была уже в Берлине.
Но здесь случилось непредвиденное: ее поезд отказались пропустить дальше, а Вильгельм II прислал своего представителя, чтобы сообщить старой Русской Царице об этом. За несколько часов, что провела в Берлине, как в аду побывала. На платформе стояла мерзкая толпа, которая все время выкрикивала по ее адресу ругательства («старая обезьяна» было не самым худшим из них). Кроме отвращения ко всей этой непристойности, ничего и не испытывала. Некоторые впечатления того дня Мария Федоровна запечатлела в дневнике:
«Когда мы въехали в Берлин – отвратительное место, – в поезде появился Свербеев[61] и сообщил, что объявлена война, а также что мне не разрешено пересечь германскую границу… Какие подлецы! Потом появился немецкий господин, чиновник, который заявил, что я должна вернуться назад и ехать домой через Англию, Голландию или Швейцарию или, может быть, я предпочла бы Данию…»
Царица распорядилась отправиться в Копенгаген, куда и прибыла на следующий день. В этом раз на своей первой родине не задержалась; лишь краткая встреча с племянником Королем Христианом X и его женой и скорее, скорее в Россию. Через Швецию и Финляндию она вернулась домой в воскресенье 27 июля.
В октябре 1914 года Мария Федоровна узнала, что немцы заняли и разрушили Спалу (их Спалу!). Возмущению Вдовствующей Императрицы не было границ. Несколько утешала мысль, что из дома успели эвакуировать личные предметы Царской Семьи и, слава Богу, «ни до одной памятной вещи они своими грязными руками не дотронулись».
Как это отличалось от поведения русских, которые, заняв охотничий замок Вильгельма II в Восточной Пруссии, оставили всё в неприкосновенности.
Марии Федоровне рассказали, что офицеры, найдя попугая кайзера, несколько дней обучали его грубым словам, которые, как она надеялась, «он не забудет до будущего посещения Вильгельма».
Глава 31. Черногорское семейство
На западе Балканского полуострова, в скалистых неприступных горах, затерялось государство Черногория. На протяжении нескольких веков жители этой небольшой страны выдерживали натиск турок, подчинивших своему владычеству в XV–XVI веках народы, населявшие Балканы. Но хозяевами Черногории султаны в Стамбуле так и не стали.
Черногорцы исповедовали Православие, и Россия всегда с сочувствием относилась к своим далеким братьям по вере, мужественно выдерживавшим натиск турок-мусульман.
Еще при Петре I возникли первые межгосударственные связи, и черногорцы вместе с Россией участвовали в военных действиях против Турции. В последующем Царская Империя оказывала финансовую и дипломатическую поддержку далекому княжеству. В XIX веке между двумя православными государствами установились прочные отношения, а правящие фамилии породнились.
В Черногории Князем-Правителем (Господарем) в 1860 году стал девятнадцатилетний Николай Петрович (1841–1921) из Династии Негошей, правившей с XVII века. В том же году черногорский владыка женился на тринадцатилетней (!) Милене Петровне Вукович (1847–1923), дочери местного воеводы.
Князь Николай Негош (с 1910 года – Король) занимал пост правителя почти шестьдесят лет и стал известным политическим деятелем Европы. Он был Монархом в маленьком, удаленным от всех и всего княжества. Центр княжества (Королевства) город Цетинье больше походил на горное селение, чем на столицу европейского государства. В конце XIX века здесь проживало всего около 15 тысяч жителей. В это дикое «орлиное гнездо» приличных гостей и приглашать было совестно…
Известность и влияние Черногорскому Князю принесло другое: браки его детей. Их у него и Милены родилось двенадцать. Для некоторых из них энергичному отцу удалось сыскать такие брачные партии, о которых могли лишь мечтать представители самых именитых царствующих фамилий.
Наследный князь Черногории Данило (1871–1939) в 1899 году женился на принцессе Мекленбург-Стрелицкой Ютте, принявший в православии имя Милены (1880–1946). Старшая дочь Зорка (1864–1890) с 1883 года состояла в браке с сербским принцем Петром I Карагеоргиевичем, с 1903 года – Королем Сербии.
Дочь Елена (1873–1952) в 1896 году вышла замуж за итальянского наследного принца, ставшего в 1900 году Королем Италии под именем Виктора-Эммануила III (1869–1952), а Елена – Королевой. Дочь Анна (1874–1935) с 1897 года – жена князя Франца-Иосифа Баттенберга (1861–1924), брата князя Болгарии Александра I.
Две же другие дочери – Милица (1866–1951) и Станислава (1867–1935), выйдя замуж за внуков Императора Николая I, стали членами Дома Романовых. Они единственные нерусские Великие княгини, родившиеся православными.
Путь от нищего и полудикого Цетинье до блестящей столицы Российской Империи был для черногорок непрост. В начале они учились в Смольном институте в Петербурге.
Это основанное Екатериной II учебное заведение предназначалось для барышень из благородных фамилий и всегда действовало под патронатом императриц. В уставе института говорилось, что его цель – образование «добрых жен и полезных матерей».
Две черногорские принцессы и должны были стать таковыми. Обе окончили Смольный среди первых, и обе в один и тот же месяц и год – август 1889-го – вышли замуж.
Милицу «цепи Гименея» соединили с Великим князем Петром Николаевичем (1864–1931), вторым сыном Великого князя Николая Николаевича (Старшего). «Петюша» был тихим, не блиставшим ни внешностью, ни умом человеком. Вся его юность прошла под впечатлением чудовищного разлада между родителями.
Мать его, Великую княгиню Александру Петровну, супруг выгнал из дома, и младший сын в юности почти ее и не видел. Родитель его к тому времени открыто уже жил с бывшей балериной Числовой и запретил встречаться с матерью, которую иначе, как «этой женщиной», не называл.
Петр начал службу в 1884 году в лейб-гвардии Драгунском полку, но через несколько лет у него обнаружился туберкулез, и военную службу пришлось оставить. Начались продолжительные поездки на лечения на курорты и в России, и за границей. Особенно ему подходил климат Египта, где Великий князь с женой Милицей проживал подолгу. Там он увлекся архитектурой, и позже, когда почти излечился от туберкулеза, Николай II назначил его генерал-инспектором по инженерной части армии.
На Южном берегу Крыма, в трех верстах от Царской Ливадии, в имении Дюльбер, двоюродный дядя Николая II Петр Николаевич построил огромную виллу в так называемом «мавританском стиле», насчитывавшую более ста комнат. Здесь «Петюша» со своей «ненаглядной Милицей» и проводил каждый год по нескольку месяцев.
У Петра и Милицы родилось четверо детей: Марина (1892–1981), Роман (1896–1978), Надежда (1898–1988), Софья (1899). Последняя девочка скончалась при родах, все же остальные потомки прожили долго. После революции 1917 года вместе с родителями благополучно выбрались из России и умерли в изгнании: Марина в 1981 году в Ницце, Роман в 1978 году в Риме, а Надежда в 1988 году в местечке Шантильи во Франции. За границей находятся и могилы родителей: в Каннах на Лазурном Берегу, в православной церкви Михаила Архангела, покоится прах Петра и Милицы.