Родители решили, что их старший отрок будет служить в военно-морском флоте. Эта стезя нравилась и самому Кириллу. В 1891 году Кирилл Владимирович начал обучаться по программе морского кадетского корпуса. В семнадцать лет племянник Александра III впервые оказался в непродолжительном плавании на корабле.
Тот переход оставил неизгладимое впечатление. Конечно, очаровала морская стихия, романтика морской службы. Еще большее впечатление осталось от той стороны жизни, которая не входила «в программу обучения» и вообще была неведома юному князю. И через много лет он помнил бытовые подробности во всех деталях.
Во-первых, оказалось, что на корабле не было не только ванны, но и душа. Выросший в мире утонченности и роскоши, Кирилл не сразу узнал, как можно существовать по-другому. Сначала выручала дорогая французская парфюмерия, которую перевозил в несметных количествах. Затем пообвык, стал «ходить на помывку со всеми» или просто купаться в море.
Еще большим потрясением стало приобщение «к простому русскому языку». Князь вообще еще не очень хорошо владел русским, а тут услышал такое цветистое разнообразие, что дух захватило. Через много лет вспоминал: «Поток непристойностей извергался с утра до ночи. Человеку, не знающему русский язык, трудно представить себе, что такое русский мат. В своей изощренной грубости ему нет равных. И все это приходилось выслушивать, но, к счастью, я еще многого не понимал, ведь раньше я даже не подозревал о существовании грубых слов».
Во «флорентийском дворце» царила совершенно другая атмосфера. Там обсуждали роли Сары Бернар на сцене «Комеди Франсез», последние произведения Эмиля Золя, постановки опер Рихарда Вагнера и Джузеппе Верди, новейшие экспозиции парижских вернисажей. Михень претендовала за звание самой эрудированной дамы Династии. После воцарения Александра III она постепенно начала претендовать и на роль «первой гранд-дамы Империи». Сделать это было непросто.
Тогда эту позицию прочно удерживала жена председателя Государственного Совета Михаила Николаевича Великая княгиня Ольга Федоровна (урожденная принцесса Цецилия Баденская, 1839–1891). Между двумя дамами разгорелась нешуточная, как бы теперь сказали, «война компромата». Михень «тетю Олю» гостям своего салона представляла склочной и отсталой особой.
Ольга Федоровна в свою очередь тоже не очень церемонилась. Мария Павловна в ее описании представала «похотливой Брунгильдой», «украшающей ветвистыми рогами своего мужа-дурака». По Петербургу стали распространяться сплетни, что Владимир Александрович «неспособный мужчина» и по этой причине не препятствует своей «ненасытной» жене вступать в связь с молодыми офицерами, которых якобы для этих целей сам ей и подбирает. Дискредитирующая борьба двух великосветских дуэлянток вызывала у многих живой интерес.
Фамильные дрязги раздражали и нервировали Александра III и Марию Федоровну. Царь считал, что подобное поведение вообще недопустимо. Однако обуздать темпераментных родственниц был не в силах. Он сам не питал душевного расположения ни к одной, ни к другой. Михень его порой откровенно раздражала и возмущала. Организовала в своем дворце чуть не притон, пускает туда невесть кого, ведет там свободные разговоры обо всем, да еще и устраивает постоянно ночные ужины в обществе артистов и офицеров, и говорят, что все кончается непристойными танцами и чуть ли не оргией. И самое неприятное, что брат Владимир полностью у нее в подчинении.
А чего стоили их ежегодные многомесячные европейские вояжи! Мало того что они обосновывались там всегда по-царски (лучшие апартаменты, многочисленная прислуга, богатый выезд, непременная ложа в театре), но Михень старалась играть и заметную общественную роль. Встречи с правителями и принцами, с политическим деятелями и журналистами, с известными актерами, писателями, художниками. Брат царя вызывал повсеместный интерес, и Мария Павловна просто купалась в лучах известности и пиетета. Без мужа она не любила выезжать, так как в таком случае не было необходимого внимания.
Царь долго молчал, но в конце концов не выдержал. В октябре 1884 года написал Владимиру: «Вообще мне и многим другим кажется странным, что вот уже почти 10 лет подряд, что ты каждый год ездишь за границу без всякой нужды; это тебе очень вредит в глазах и мнении твоих подчиненных и неправильно в служебном отношении».
Мягкое увещевание Монарха имело лишь краткосрочный эффект, и через некоторое время заграничные вояжи Михень и Владимира возобновились. В феврале 1889 года произошло резкое объяснение между братьями, и Александр III с горьким сожалением писал: «Теперь я вижу, что ни мои просьбы, ни мои желания, ни предложения вами не принимаются. То, что хочет твоя жена, ты будешь добиваться во что бы то ни было и никаким моим желаниям не подчинишься. То, что Папа́ и Мама́ было легко делать, мне невозможно: это приказывать! Как может брат брату приказывать! Это слишком тяжело!»
Император был возмущен и свое нерасположение продемонстрировал отказом навестить Михень в день ее рождения 2 мая 1889 года.
Владимир был обескуражен, выказал обиду брату-царю. Объясняя свой афронт, Император разъяснял: «Действительно, я не доволен твоей женой. Несмотря на все мои просьбы, желания, предложения и требования, она преспокойно прокатилась за границу и настояла на своем. Как же я должен смотреть на это? Промолчать и проглотить явное глумление над моим желанием и ждать, что это будет продолжаться всякий раз, когда она этого пожелает!? Вдобавок возвратиться накануне своего рождения и ждать, чтобы ехали к ней с поздравлениями; это уж чересчур бесцеремонно и странно».
Завершая послание, Александр III задал брату вопрос: «Почему ни с кем из семейства у меня таких столкновений не было, как из-за твоей жены?» Ответа он не получил. Михень же и дальше продолжала вести себя слишком своенравно, что порой граничило с неуважением к особе государя.
Императрица Мария Федоровна разделяла позицию супруга и демонстрировала свое нерасположение: она перестала подавать руку Михень. Сухой кивок на официальных церемониях и семейных трапезах – это все, на что могла рассчитывать Мария Павловна. Но иногда она получала и такие удары, от которых долго не могла прийти в себя.
На одном из придворных балов Мария Федоровна публично прокомментировала внешний облик родственницы. «Бог знает, на что она похожа, она такая красная, что можно подумать, что она пьет», – заметила императрица. Высказывание Марии Федоровны со скоростью электричества облетело все гостиные. Конечно, его находили не слишком изящным, но зато «пуля попала точно в цель». После таких потрясений тридцатилетней Великой княгине Марии Павловне, считавшей себя неотразимой красавицей, действительно надо было срочно ехать «лечить нервы» в Биарриц или Баден-Баден!
В силу своего высокого династического статуса и неуемного самомнения Мария Павловна весьма основательно готовилась к устройству семейного будущего своих детей. Она непременно хотела, чтобы их жизни скрепили семейные узы лишь с европейскими принцессами и принцами «первого круга». Когда встал вопрос о замужестве единственной ее дочери Елены, то у Михень тут не было никаких колебаний. Она отвергла нескольких претендентов по причине их «недостаточной родовитости».
Великий князь Константин Константинович записал в дневнике 7 августа 1900 года: «Ники (греческий принц. – А.Б.) долго ехал верхом с Еленой, которая ему нравится, как и он ей, но Мария Павловна сделала дочери за это выговор и сказала Георгию, что Ники, как не будущий король и не имеющий состояния, не может рассчитывать жениться на Елене. И она, и Ники ходят как в воду опущенные. Слышал, что Михень мечтает выдать дочь за наследника (греческой короны. – А.Б.), воображая, что это разрешат».
Желанная комбинация не удалась. В итоге Марии Павловне пришлось смириться: через два года, в 1902 году, состоялась свадьба ее дочери Елены и принца Николая Греческого.
Достойные партии для сыновей подобрать было еще сложнее. Сын Борис уже с молодых лет вел «рассеянный образ» жизни. Его любовные похождения служили темами бесконечных разговоров в свете. Он заимел репутация повесы и ловеласа. Его «коллекция мужских побед» включала замужних дам и молодых девиц самого разного происхождения и положения, начиная с аристократок и кончая обыкновенными городскими шлюхами. Англоман, игрок, любитель веселых пирушек долго не собирался идти к алтарю.
Похождения Бориса доставили амбициозной Марии Павловне немало переживаний. В конце концов она нашла для своего великовозрастного сына-бонвивана, как ей показалось, подходящую невесту: старшую дочь Николая II великую княжну Ольгу Николаевну (1895–1918). Однако и здесь Марию Павловну ждало горькое разочарование: Императорская Чета, как только прознала о таком плане, сразу же выступила резко против.
Императрица Александра Федоровна не могла понять, как такая идея вообще могла прийти в голову. Своему Супругу писала в сентябре 1916 года, что невозможно и помыслить, чтобы «отдать чистую, свежую, на восемнадцать лет моложе его девушку полуизношенному, пресыщенному человеку тридцати восьми лет, чтобы она жила в доме, где он сожительствовал со столькими женщинами».
Марии Павловне так и не удалось решить брачный вопрос Бориса. Он его сам решил. Оказавшись в эмиграции, в 1919 году обвенчался в Генуе с дочерью полковника Зинаидой Рашевской (1898–1963), успевшей к тому времени уже один раз выйти замуж и развестись.
Личная жизнь младшего сына Марии Павловны Андрея Владимировича тоже складывалась «не по ранжиру». Он много лет сожительствовал с балериной Матильдой Кшесинской. Против этой связи матушка, как женщина свободных нравов, ничего принципиально не имела. Однако все время волновала мысль о законной спутнице. Михень так и умерла, не увидев своего Андрея женатым и не узнав о семейном позоре. Уже после ее смерти, в 1921 году, в Каннах Великий князь обвенчался с Матильдой.
Больше всего внимания и забот Мария Павловна уделяла устройству брачных дел своего старшенького, «дорогого мальчика» Кирилла. В этом вопросе «дорогая матушка» была особенно щепетильной. После воцарения в 1894 году Николая II Великий князь оказался третьим по родовому старшинству членом Династии, после братьев Императора Георгия и Михаила. Какой-то период он даже стал вторым, когда в 1899 году скончался Великий князь Георгий Александрович…