Романовы. Пленники судьбы — страница 70 из 134

Николай, «милый Ники», был отрадой родителей. Господь их вознаградил за все переживания и волнения, подарил сына, от одного вида которого сразу же радостней становилось на сердце. «Золотой мальчик», «ангелочек», «солнечный луч» – так в детстве Его почти всегда называли родители, Дедушка-Император и Бабушка-Императрица.

Улыбчивый, со светло-синими глазами карапуз – просто изображение с рождественской открытки. Его золотистые кудрявые локоны Датскому Королю и Королеве напоминали их Дагмар; русские же дедушка с бабушкой считали, что внук очень походил на их сына Александра в юном возрасте.

Самому Николаю Александровичу детство запомнилось торжеством белого и золотого цветов, разлитых повсюду. Крахмальные передники нянек, огромные окна комнат, светлые обивки и портьеры дворцовых помещений, золоченая мебель, яркие колеры придворных мундиров, неповторимое свечение алтарей, хрустальное мерцание огромных люстр. Казалось, что «золотой ангелочек» только и мог появиться в блестящем мире Царской повседневности.

Он с ранних пор знал, что Он необычный мальчик, что Его дедушка Царь, а со временем Царем станет отец. Через много лет Николай II рассказывал своим дочерям:

«Когда я был маленьким, Меня ежедневно посылали навещать Моего деда. У него была такая приятная улыбка, хотя лицо его было обычно красиво и бесстрастно». Однажды «я был на всенощной с моим дедом в маленькой церкви в Александрии. Во время службы разразилась сильная гроза. Молнии блистали одна за другой. Раскаты грома, казалось, потрясали и церковь, и весь мир до основания. Вдруг стало совсем темно. Раздался продолжительный раскат грома, более громкий. Чем раньше, и вдруг Я увидел огромный шар, летевший из окна прямо по направлению к голове Императора. Шар (это была шаровая молния) закружился по полу, потом обогнул паникадило и вылетел через дверь в парк.

Мое сердце замерло, Я взглянул на Моего деда. Его лицо было совершенно спокойным. Он перекрестился так же спокойно, как и тогда, когда огненный шар пролетал около нас. Я почувствовал, что это и немужественно и недостойно так пугаться, как Я, и почувствовал, что нужно просто смотреть на то, что произойдет, и верить в милость Господа так, как мой дед это делал».

Сын Цесаревича со временем становился Цесаревичем, а затем – Монархом. То был предопределенный ход царскородной судьбы. Однако конкретный исполнения тех предначертаний известен был лишь Господу…

Ники готовили к будущей ответственной роли правителя с малолетства. Воспитывали по нормам, принятым в то время в высшем свете, давали образование в соответствии с порядком и традицией, установленными в Императорской Фамилии. Регулярные занятия у Великого князя начались в восьмилетнем возрасте. Для Него была составлена специальная учебная программа, включавшая восьмилетней общеобразовательный курс и пятилетний – высших наук. В основе лежала измененная программа классической гимназии: вместо латинского и греческого языков было введено преподавание минералогии, ботаники, зоологии, анатомии и физиологии. В то же время курсы истории, русской литературы и иностранных языков были существенно расширены.

Цикл высшего образования включал: политическую экономию, право и военное дело (военно-юридическое право, стратегию, военную географию, службу Генерального штаба). Были еще занятия по вольтижировке, фехтованию, рисованию, музыке.

В десятилетнем возрасте Николай Александрович имел еженедельно 24 урока, а к пятнадцати годам их количество превысило 30. Весь день был расписан по минутам, и старшему сыну Цесаревича, а затем Императора надо было почти каждодневно проводить по нескольку часов на уроках, а затем заниматься самоподготовкой. Даже летом, вдалеке от дома, в гостях, распорядок не менялся.

Пятнадцатилетний Николай Александрович писал своему другу Великому князю Александру Михайловичу (Сандро) в июле 1883 года из Дании: «Вот описание дня, который мы проводим здесь: встаем позже, чем в Петергофе, в четверть восьмого; в восемь пьем кофе у себя; затем берем первый урок; в половине десятого идем в комнату тети Аликс и все семейство кушает утренний завтрак; от 10 до 11 наш второй урок; иногда от 11 – половины двенадцатого имеем урок датского языка; третий урок от половины двенадцатого до половины первого; в час все завтракают; в три – гуляют, ездят в коляске, а мы пятеро, три английских, одна греческая двоюродные сестры и я, катаемся на маленьком пони; в шесть обедаем в большой средней зале, после обеда начинается возня, в половине десятого мы в постели. Вот и весь день».

Все преподаватели отмечали усидчивость и аккуратность Николая Александровича. Он имел прекрасную память. Раз прочитанное или услышанное запоминал навсегда. Прекрасно владел английским, французским и немецким языками, писал очень грамотно по-русски. Из всех предметов ему особо нравились литература и история. Уже в детстве стал страстным книгочеем, сохранив эту привязанность до последних дней земного бытия. Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Толстой, Достоевский, Чехов – вот круг особо любимых, читаемых и перечитываемых авторов.

Учителей и воспитателей отец наставлял: «Ни я, ни Великая княгиня не желаем делать из них (детей) оранжерейных цветов. Они должны хорошо молиться Богу, учиться, играть, шалить в меру. Учите хорошенько, повадки не давайте, спрашивайте по всей строгости законов, не поощряйте лени в особенности. Если что, то адресуйтесь прямо ко мне, а я знаю, что нужно делать. Повторяю, что мне фарфора не нужно. Мне нужны нормальные, здоровые русские дети. Подерутся – пожалуйста. Но доказчику – первый кнут. Это – самое мое первое требование».

На самом деле ни с каким «кнутом» дети Александра Александровича знакомы не были. Отец пользовался у них огромным авторитетом. Хотя проказ и шалостей имелось вдоволь, но серьезных поводов для неудовольствия отпрыски не доставляли. «Дорогой Папа́» их не только ни разу пальцем не тронул и даже резким словом не обидел.

Главное внимание воспитанию и образованию уделяла мать – Мария Федоровна. Она с малолетства приучала Николая к неукоснительному выполнению своих обязанностей, и под ее постоянным контролем сын вырос аккуратным, даже педантичным человеком, редко позволявшим себе расслабиться и отложить исполнение «того, что надо».

И уже взрослого не оставляла без внимания. Когда Николай Александрович уже служил офицером в лейб-гвардии Преображенском полку (самом престижном подразделении Императорской гвардии), то и тогда внимание матери не ослабело.

«Никогда не забывай, – наставляла в письме, – что все глаза обращены на Тебя, ожидая, каковы будут Твои первые самостоятельные шаги в жизни. Всегда будь воспитанным и вежливым с каждым, так чтобы у Тебя были хорошие отношения со всеми товарищами без исключения, и в то же время без налета фамильярности или интимности, и никогда не слушай сплетников».

Когда Цесаревич в 1891 году оказался в Индии, Мария Федоровна писала: «Я хочу думать, что Ты очень вежлив со всеми англичанами, которые стараются оказать тебе лучшие, по мере возможности, прием, охоту и т. д. Я хорошо знаю, что балы и другие официальные дела не очень занимательны, особенно в такую жару, но Ты должен понять, что Твое положение Тебя обязывает к этому. Отставь свой личный комфорт в сторону, будь вдвойне вежлив и дружелюбен и, более того, никогда не показывай, что Тебе скучно. Будешь ли Ты так делать, мой Ники? На балах Ты должен считать своим долгом больше танцевать, и меньше курить в саду с офицерами, хотя это и более приятно. Иначе просто нельзя, мой милый, но я знаю, Ты понимаешь, всё это прекрасно, и Ты знаешь только одно мое желание, чтобы ничего нельзя было сказать против Тебя, и чтобы Ты оставил о Себе самое лучшее впечатление у всех и всюду».

Ники не обманул ожиданий. Уже значительно позже Императрица Мария Федоровна очень точно определила нравственный облик Старшего Сына: «Он такой чистый, что не допускает и мысли, что есть люди совершенно иного нрава».

По старой имперской традиции Цесаревич Николай Александрович являлся шефом основных частей Гвардии и Атаманов всех казачьих войск. В семилетнем возрасте, в 1875 году, был зачислен в лейб-гвардейский Эриванский полк и в том же году произведен в прапорщики, а через пять лет получил поручика.

В день совершеннолетия, 6 мая 1884 года, как говорилось в его послужном списке, «произнес клятвенное обещание в лице Наследника Всероссийского Престола в большой церкви Императорского Зимнего Дворца и при торжественном собрании, бывшем в Георгиевском зале, принял воинскую присягу под штандартом лейб-гвардии Атаманского имени Его Императорского Величества полка, по случаю вступления в действительную службу».

Это был первый серьезный экзамен на зрелость. Очевидец события Великий князь Константин Константинович описал важное событие. «Нашему Цесаревичу сегодня 16 лет, он достиг совершеннолетия и принес присягу на верность Престолу и Отечеству. Торжество было в высшей степени умилительное и трогательное. Прочитал он присягу, в особенности первую, в церкви детским, но прочувственным голосом; заметно было, что Он вник в каждое слово и произносил Свою клятву осмысленно, растроганно, но совершенно спокойно. Слезы слышались в Его детском голосе; Государь, Императрица, многие окружающие, и я в том числе, не могли удержать слез».

В 1887 году последовало производство Цесаревича Николая в штабс-капитаны, в 1891 году – в капитаны и, наконец, 6 августа 1892 года получил звание полковника. На этом офицерское производство закончилось, и в чине полковника он остановился до конца.

Воинская служба всегда вызывала самые восторженные чувства. В письме другу Сандро весной 1887 года восклицал: «Это лето буду служить в Преображенском полку под командою дяди Сергея, который теперь получил его. Ты себе не можешь представить Мою радость: Я уже давно мечтал об этом, и однажды зимой объявил Папа́, и он Мне позволил служить. Разумеется, Я буду все время жить в лагере и иногда приезжать в Петергоф; Я буду командовать полуротой и справлять все обязанности субалтерн-офицера