Когда молодая Альтенбургская Принцесса в свое время стала Великой княгиней, то считалась писаной красавицей, украшением Фамилии. К пятидесяти годам от ее былой красоты не осталось и следа. Страдание стало ее уделом. Лишь молитва и забота детей подкрепляли.
Закат жизни неверного супруга Великого князя Константина Николаевича оказался печальным. Некогда грозный, почти всемогущий брат Александра II при Александре III утратил свое влияние. За несколько лет до смерти, последовавшей в полдень 13 января 1892 года, его разбил паралич. Пропала речь, почти никого не узнавал, двигаться без посторонней помощи не мог.
Князя перевезли в Павловск, где при нем бессменно находилась его «казенная жена», выполнявшая роль сестры милосердия. Александра Иосифовна все еще любила этого человека, доставившего ей столько горя. Императрице Марии Федоровне она однажды призналась, что в тяжелой болезни своего супруга видит «кару Божию».
В Павловске затворников навещали дети, а несколько раз Царь Александр III и Царица Мария Федоровна. Один из таких визитов в октябре 1889 года Александр III описал сыну Николаю:
«Поехали в Павловск к тети Сани, и, к нашему удивлению, дядя Костя пожелал нас видеть. Мы нашли его мало переменившимся. Он очень, по-видимому, обрадовался нас видеть, несколько раз обнимал и принимался плакать, а когда мы прощались, он вдруг вскочил и непременно хотел проводить нас до дверей. Говорить он ничего не может, правая рука и нога совершенно без движения, и вообще он делает страшно тяжелое впечатление».
Умер Константин на руках Александры Иосифовны. Через несколько дней после кончины его сын Константин Константинович записал в дневнике: «Мама́ опять провела день в моем кабинете. Она убита горем больше всех. А мы в течение 2 ½ лет успели приготовиться к мысли об этой утрате. Кажется, что мы лишились Папа́ еще в 89 году, когда его сразил недуг, приведший к могиле. С тех пор общение с ними почти прекратилось».
Семейная жизнь второго брата Александра II генерал-фельдмаршала Великого князя Николая Николаевича (1831–1891) тоже была далека от праведной. В 1856 году он женился на Принцессе Ольденбургской Александре-Фредерике-Вильгельмине, получившей в России имя Великой княгини Александры Петровны (1838–1900). У них родилось двое сыновей: Николай (1856–1929) и Петр (1864–1931).
Жену свою Великий князь особо не любил, но первые десять лет относился с ровной учтивостью. Потом семейная жизнь становилась хуже и хуже, и в конце концов все «пошло кувырком».
Николая Николаевича сгубила страстность натуры и любовь к балету. Смелый рубака, грубоватый и порой бесцеремонный Великий князь, которого в Романовском кругу звали «Низя», в театре преображался. Лицезрение «воздушных фей» приводило его в состояние, близкое к экстазу. Была бы его воля, возможно, он бы стал театральным антрепренером, чтобы дни и ночи проводить в обществе «несравненных этуалей». Однако о таких занятиях можно было лишь грезить.
Николай Николаевич почти всегда после спектакля удалялся за кулисы, где с умилением проводил время в обществе раскованных и игривых созданий. «Богини сцены» были так желанны, так доступны. Он дарил им подарки, похлопывал без стеснения и щипал за самые аппетитные места. Они лишь повизгивали и смеялись. «Низе» было хорошо с «субретками». Он стал балетным завсегдатаем.
В Красном Селе под Петербургом, где в летние месяцы происходили лагерные сборы и учения гвардейских частей, Главнокомандующий Петербургским военным округом Великий князь Николай Николаевич распорядился построить большой деревянный театр, «для развлечения офицеров». По окончании дневных занятий, вечерами господа офицеры наслаждались там веселыми водевилями. Обязательно шли и балетные дивертисменты. Такие сценические действа очень нравились Главнокомандующему, и он был всегда самым преданным зрителем.
Свою жену Великий князь постепенно стал не просто не любить, а ненавидеть. Такая толстая, неповоротливая, ворчливая. После рождения сына Петра тяги к ней не испытывал. «Корова» только и называл, когда речь о супруге заходила.
На балетной сцене Великий князь узрел ту, которая вскоре перевернула всю его жизнь. Звали ее Екатерина, по фамилии Числова (1845–1889). Она была почти на пятнадцать лет моложе Николая Николаевича. Смешливая инженю вскружила голову Великому князю, и он «пал жертвой стрелы амура».
Первые годы она была такая ласковая, такая «жолли» (милашка). Ненаглядная Катенька «заключила князя в свои объятия», да так крепко, что генерал-фельдмаршал до самой ее смерти вырваться из них не мог. Он распорядился, чтобы в Красносельском офицерском театре образ его Катеньки был запечатлен в медальоне над сценой. Лишь через многие годы, при ремонте театра, выяснилось, что под изображением женской головки, известным нескольким поколениям офицеров, имелась подпись: Числова. Ранее об этой маленькой тайне красносельского театра знал лишь ее царскородный обожатель.
Числова бросила сцену и целиком занялась устройством «милого гнездышка», финансовое благополучие которого полностью легко на плечи Великого князя. В 70-х годах весь Петербург уже знал, что у брата Александра II появилась вторая семья. Его карету почти каждый день видели на Почтамтской улице, где в одном из домов обосновалась экс-балерина с семейством.
Жену Николай Николаевич совсем забросил и даже встречаться с ней не хотел. Когда же случались общественные события, надо было присутствовать вместе с супругой, то Николай Николаевич в таких случаях хоть и отбывал повинность, но на Александру Петровну даже не глядел. Она стала для него постылым и неодушевленным предметом. В конце концов обо всем узнал Царь.
Александр II, сам «опоенный любовным нектаром», сгоравший от любви к Долгорукой, по отношению к слабостям других был строг и непримирим. Когда ему доложили, что у брата Николая незаконная жена, незаконнорожденные дети (Числова родила от великого князя четверых), царя обуял гнев. Это все происходило не в среде трактирщиков, а в Императорской Фамилии!
Царь устроил нагоняй генерал-фельдмаршалу, а Числова была немедленно выслана из Петербурга в городок Венден (около Риги). Но возлюбленная фея недолго там прозябала.
Человек по духу сугубо военный, Николай Николаевич знал назубок, как молитву «Отче наш», правило: быстрота натиска и неожиданность атаки – залог успеха в сражении. В мирных условиях он решил прибегнуть к той же «тактике». Он публично обвинил Великую княгиню Александру Петровну в супружеской неверности. Но адюльтер требовал и второго виновного. И он был назван: духовник великой княгини протоиерей Василий Лебедев. Якобы тот на исповеди сам во всем признался.
Николай Николаевич проявил невероятную ярость, выгнал жену из своего Николаевского Дворца, отняв все драгоценности, в том числе и свои собственные подарки. Мало того, он лишил ее личных туалетов. Несчастная оказалась чуть ли не с котомкой побирушки прямо на улице. Слава Богу, нашлись сердобольные родственники, пригрели. Иначе бы впору было идти по миру чуть ли не в том, в чем мать родила.
Когда Александр II услышал обо всем том, то не стал выяснять достоверность, искать правого и виноватого. Вся эта «грязь» от начала и до конца вызывала лишь отвращение. Он отказался принимать Великую княгиню для объяснения и распорядился, чтобы та немедленно отправилась за границу «для лечения» и без «особого уведомления» не появлялась больше в России. Все расходы по содержанию изгнанной Царь принял на свой счет.
Вскоре Александр II погиб, на престоле оказался Александр III, перед которым вся эта скандальная история и всплыла. Тетя Саша прислала новому Царю из Европы письмо:
«Прости великодушно, что я дерзаю беспокоить Тебя настоящим письмом. Милости ко мне Незабвеннейшего моего благодетеля велики, и Ты по своему благосердию повелеваешь продолжить таковые милости. К сожалению, здоровье не поправляется, ожидаемых благоприятных результатов нет. Мне хуже, чем было при отъезде. Пережито много весьма тяжелого. Ужасающая катастрофа 1-го марта. Это останется вечной раной сердца. Перед этим в январе, в Неаполе, во время посещения дяди Низи пережито то, что не желаю злейшему врагу и все это, и упадок сил все возрастающий, получаемый после нашего перехода, и притом сильнейшая тоска по родине, убивает последние силы.
Тянет и влечет на благодатную родину. Высказав все это, умоляю Тебя позволить мне возвратиться в Русь Святую и потихоньку, с помощью Божией, через Николаев и Одессу достигнуть Киева. Ты хорошо знаешь, что я сама по себе нищая, живу Царскими благодеяниями, стало быть, поселиться на осень и зиму в Киеве всецело зависит от Твоей воли и Твоих щедрот.
Жить в Петербурге при моем тяжелом недуге и при нестроении в нашем Доме, при моей слабости – гибельно, и доктор все еще не унывает, надеясь на восстановление параличного состояния обеих ног и правой руки. Да и левая очень слабеет.
Единственная надежда на исцеление – это покойная жизнь. Пожить в Святом Киеве для меня было бы душевною отрадою. Я слышала, что там есть незанятый дворец. Может быть, Ты благосердно примешь мою просьбу. Надеюсь, что хватит жизненных сил добраться до Киева, поклониться святыне. Все зависит от Тебя! Силы уходят, и мне более, чем кому-либо, надо помнить о смерти, и потому прошу Тебя любвеобильно выслушать вопль моего сердца…
Я взываю к Твоему благосердию. Пишу Тебе мое предсмертное письмо. Великое Тебе и Минни спасибо за Вашу ко мне дружбу. Да хранит Вас и деточек Небесная Владычица от всякого зла. Нежно обнимаю Вас, пишу насилу. Всем сердцем преданная Тебе Тетя Саша».
Царь позволил перебраться Александре Петровне в Киев. Там она основала Покровский монастырь, в котором в 1900 году и скончалась…
Николай Николаевич, как только «разделался» с ненавистной «коровой», только и заботился, как бы вернуть из изгнания свою Катеньку. Смерть Александра II развязала руки. Александр III внял просьбе дяди, и Числова снова обосновалась в Петербурге. Она стала полноправной хозяйкой и в Николаевском Дворце в Петербурге, и в усадьбе Знаменка под Петергофом.